Жеребцов тут же становится двое. Южный ветер любит шутить.

Эта дикая скачка, больше похожая на полет, вернула мне и силы, и веру в то, что все непременно будет хорошо. Яль скользил по степи, не касаясь призрачными копытами высокой травы, горячий ночной воздух звенел, наполняясь запахами юга. Завтра люди, которым посчастливится пройти по следу Южного ветра, будут долго удивляться следу из резко поседевшего, точно солнцем обожженного ковыля. И возможно скажут, что Лунный конь вновь попытался спуститься на землю.

Россыпью желтых огоньков промелькнуло внизу стойбище. В этот момент, будучи частью Южного ветра, я знала все то, что знал он. Я даже чувствовала тяжелый жар костров, нервное ржание табунов, встревоженных ветром, и будоражащий запах свежей крови.

Яль кружил над стойбищем, не решаясь спуститься на землю, натужно хлопали крылья, а разодранный выстрелами воздух сочился дымом.

Темнота вдруг развалилась, разрезанная узкими полосами света, а на самом краю поляны хищными птицами стояли вертолеты.

Кажется, мы вовремя.

Вальрик

Уйти им не дали. Кто знает, то ли шаману все-таки удалось передать сигнал новым хозяевам степи, то ли это сделал не Ай-Улы, а кто-то другой, в чьей голове зародились сходные мысли и сходные идеи, то ли тангры сами, без посторонней помощи обнаружили беглецов, но не успели степняки привести лошадей, обещанных Великим Ханом, как стремительно темнеющее небо выпустило на волю невиданных чудовищ.

Их было два: длинные рыбьи тела, украшенные огнями, короткие крылья, оскалившиеся оружейными дулами, и ревущий вихрь сверху. Некоторое время звери кружились над стойбищем, пугая лошадей.

— Добычу высматривают, — со знанием дела заметил Морли. — Сейчас или огнем дохнут, или…

— С-сдохнем! — Край попятился.

Договорить он не успел: одно из чудищ, зависнув над белым шатром Великого Хана, выплюнуло струю свинца.

— Уходить надо! — Голос Морли с трудом пробивался сквозь рев машин.

Вальрик почти сразу понял, что это — машины, в них не было ни следа жизни… эмоций… ничего.

— Нельзя. Сверху все видно, любого, кто уйти попытается, снимут. — Знание о свойствах летающих машин появилось из ниоткуда, но Вальрик не удивился, скорее порадовался: очень уж вовремя оно возникло.

Шатер Великого Хана пылал, визжали женщины, плакали дети, безумными тенями метались лошади, а стальные машины продолжали терпеливо описывать круги над стойбищем, больше, правда, не стреляли.

— Ждут, сволочи.

— Господи милосердный, спаси мя грешного, защити и помилуй! — Бормотание Фомы не раздражало, Вальрик даже мысленно повторил молитву, потому что не представлял, как без помощи Господней они одолеют врага столь сильного и умелого.

Наконец машины сели, и в стойбище стразу стало тихо. Люди боялись. Не чудовищных птиц, но тех, кто прилетел сюда в их железной утробе. Люди помнили участь детей Степного Сокола и память эта наполняла сердца таким первобытным ужасом, что сил для сопротивления не оставалось. Они знали и были готовы, и этот чужой, граничащий с безумием страх, парализовывал.

Дальнейшие события развивались стремительно. Всех жителей стойбища согнали в одно испуганное человеческое стадо. Из машин извлекли странные ни на что непохожие штуки, которые заливали стойбище снопами желтого света. Кандагарцев было не так много, человек двадцать, плюс десяток степняков под командованием Ай-Улы, но чудовищные машины, застывшие на краю поляны неподвижными глыбами, подавляли саму мысль о сопротивлении. Вальрик нащупал рукоятки пистолетов, не известно, как поведут себя остальные, но он не собирался умирать просто так.

— Люди! — Заверещал Ай-Улы, поднимая худые руки к небу. — Горе великое пришло в дом наш. Внемлите словам моим, люди!

Шаман кривлялся, шаман плясал, шаман корчился в судорогах, перемежая истошные завывания с проклятиями, которые должны были пасть на голову нечестивого хана Аты, вздумавшего обманом ответить на доброту Небесных Воинов. А Вальрик не мог отвести взгляд от существа, наблюдавшего за ужимками Ай-Улы со смесью пренебрежения и превосходства на таком нечеловеческом лице. Кожа его казалась болезненно серой, низкий лоб, тяжелый подбородок, прижатые уши и узкая прорезь рта — почти точная копия пленника, умершего в пыточной камере Вашингтона. Господи, как давно это было…

Наконец, представление, устроенное шаманом, надоело тангру, он подал знак и Ай-Улы заткнулся. Вальрику это напомнило сцену в шатре: у собаки просто появился новый хозяин.

— Люди степи, — голос тангра скрежетал, как старое железо, — ваш хан, оказав помощь преступникам, сам совершил преступление. Рано или поздно весть об этом дошла бы до нас, и тогда наказание было бы гораздо более суровым, ибо наш закон гласит, что малое неповиновение, выжженное огнем, убивает неповиновение большое. Однако же Ай-Улы, будучи существом разумным, сумел предотвратить беду, сообщив нам…

При этих словах Ай-Улы заработал столько ненавидящих взглядов, что должен был бы сгореть на месте.

— Мы успели вовремя, и посему наказание понес лишь виновный. Однако во имя будущего спокойствия великой Империи Кандагара, я вынужден сделать то, что неприятно мне, и будет столь же неприятно вам. Каждый десятый человек должен быть ликвидирован. Прошу сохранять спокойствие и не оказывать сопротивления, которое лишь усугубит ситуацию и вынудит меня пойти на крайние меры. Мне бы не хотелось уничтожать род Лунного коня полностью, но если кто-нибудь по неосторожности либо злому умыслу причинит вред моим людям, я это сделаю.

В толпе заплакал ребенок, а где-то на краю села печально завыла собака.

Карл

Вершина была пологой и дьявольски скользкой, ободранные руки саднило, отчего паскудное настроение достигло крайней степени паскудности. Плевать.

Закрыв глаза, Карл сосредоточился… Ветра, ласковый шепот, голос без слов… сила, энергия, информация… ничего. Тишина. Ветра исчезли. И капризный Яль, и мрачный Анке, и хитрый Валь, и деловитый Истер. Ветра упорно игнорировали Зов. Или просто не слышали? Неужели Аномалия настолько исказила восприятие? Но опять же не известно, какое влияние на структуру Пятна оказали сайвы.

Плохо, конечно: придется идти к границе пешком, а это значит, что ночь можно считать потерянной. Карл ненавидел непредвиденные изменения в планах, и спускаясь вниз по узкой козьей тропе — все не по стенам карабкаться, и без того навоевался — продолжал раздумывать над ситуацией. Пожалуй, дело не в Пятне… ведь связь между ним и Коннован по-прежнему существует, пусть и очень слабая, а если он слышит Коннован, то должен слышать и ветра.

Существовал еще один вариант, крайне неприятный: кто-то, воспользовавшись отсутствием Карла, захватил Орлиное гнездо и оттуда заблокировал биокод, следовательно… следовательно, сюда его отправили просто, чтобы убрать.

А он купился. Как слепой щенок на запах молока.

Тропа петляла и выглядела слишком уж хоженной, Карл с неудовольствием подумал, что так недолго и на патруль нарваться. Вокруг было тихо и на первый взгляд спокойно, но… много ли веры этому кажущемуся спокойствию?

Но тропа какая-то очень уж ровная… все же имеет смысл подняться повыше. Когти привычно заныли, пальцы получили новую порцию царапин, а шипы-кошки на ботинках, впиваясь в скалу, цокали чересчур уж громко. Метрами десятью выше обнаружилась еще одна тропа: узкая, неровная, кое-где перебитая трещинами и поэтому безопасная, здесь пройдет лишь тот, кто в горах родился. Или тот, кому очень надо пройти.

А еще через сотню шагов Карл почувствовал засаду, там, внизу, его ждали. Именно его, потому что нижняя тропа была надежно блокирована двумя пулеметами, при которых стояли тангры. Карл оценил задумку: со стороны тропы засаду заметить было почти невозможно, поскольку два похожих на распахнутые ворота валуна существенно сужали обзор, а дальше валунов пройти ему бы не дали.

Неприятно, зато подтверждает гипотезу о заговоре, Карл даже почувствовал глубокое уважение к тому, кто организовал все это, схема была рискованной, но красивой и весьма эффективной. Или Айша — кольнуло запоздалой обидой и сожалением, или Марек, Давид слишком прямолинеен, чтобы додуматься до такого.