Все время, пока я болталась по улице, меня не покидало странное чувство, как будто в воздухе витало ощущение всеобщего несчастья. Жители были зашуганные, все ходили с опущенными головами, нигде не было видно детей и молодежи. Все свои соображения я вывалила за ужином друзьям, которые проявились в гостинице без довесков. К сожалению, все хоть и чувствовали что-то необъяснимое, но ответа не знали. Как же нам не хватало Феди, но я отлично понимала, что вампиру необходима кровь и он банально отъедается после вынужденного поста. Ну а Зорро, даже если бы и знал, в чем тут подвох, вряд ли стал бы делиться информацией.

Как только в небе зажглись звезды, мои спутники испарились, и я отправилась к себе в комнату, где меня опять навестил давешний молчаливый любовник. Этой ночью он меня любил, да так, что мне казалось — для него это последний раз. Словно завтра его поведут на казнь и он хочет насладиться каждым мгновением нашей близости. В перерывах он гладил меня по волосам и вглядывался в мое лицо, будто старался запомнить каждую черточку. В его глазах плескались такая тоска и боль, что у меня стоял в горле комок. Казалось, он прощается со своей жизнью, со мной, со всем миром, и я для него не просто случайная женщина, а нечто большее, ведомое только ему. И от этого мне становилось еще горше — впервые поняла, что такое любовь с привкусом обреченности.

А на рассвете, когда я стояла у дверей, мертвой хваткой вцепившись в так и оставшегося для меня загадкой мужчину, в комнату ввалился окровавленный Кабан, несущий на своих плечах мертвенно-белого Крыса.

— Твою мать! — В голове зажегся красный тревожный фонарь. — Так и знала, что облажаются, уроды жопоногие! Ничего поручить нельзя, все похерят, ошибки ночи!

С этого момента печальный Арлекин аристократической наружности перестал для меня существовать. Перевернулась еще одна страница жизни, и недавний любовник стал прошлым, причем настолько далеким, что я вряд ли его вспомню. Как говорится, «мне что, учет всех донов Педро вести?» Да и обстановка не располагала к воспроизведению речи Пенелопы, произнесенной в тыл уплывающего Одиссея. Иностранец, к счастью, это быстро понял, поскольку просто исчез, поцеловав напоследок мою ладошку.

Вид Крыса прилива душевных сил не вызывал. Напротив, к горлу подкатила тошнота, под коленями появилась легкая дрожь, а голова и окружающее пространство поехали куда-то в другую сторону. И было с чего. Недальновидный Кабан, кинув взгляд на смятые простыни остывающего любовного ложа, не придумал ничего умнее, как пристроить недобитого вампира на пол, попутно успокаивая, что вот лично с его тушей все в порядке, а грязно-бурые разводы на одежде — кровь охранников тюрьмы.

Я бросилась к вампиренышу, начала лихорадочно сдирать рубашку в пятнах жемчужно-перламутровой жидкости. Мельком отметила, что в ней появился красноватый оттенок. Думать о сепсисе, ядах и прочей гадости не было времени, потом разберусь, а сейчас надо посмотреть, куда мальчишка ранен. Отчаянно захотелось выпить-покурить, но полутрупик был важнее.

Когда с недобитка были стянуты лохмотья, воздух со свистом вырвался из моих легких. Нет, божественной крови демиурга было немного, но вот чужой хватало на целый комплексный обед для кровососов, в ней он и был перепачкан. Я уже обрадовалась, что все не так плохо, как мне поначалу показалось, но тут взгляд наткнулся на несовместимые с жизнью повреждения — тонкие синюшные кишки, которые Крыс удерживал обеими руками, не давая им выпасть из живота, болтались они чуть ли не до паха. Слава богу, Сосискин этого не видит, а то точно перестал бы колбасу есть.

«Соберись, дура, о чем ты думаешь?! Этот паразит всегда найдет себе хавчик!» — рявкнул мозг, и я переключилась на застонавшего разведчика.

Времени на лирику больше не было, отсчет пошел на минуты. Взгляд метнулся к Кабану. Туповатый сержант на этот раз понял меня с полувзгляда. Я протянула руку, он молча вытащил кинжал и осторожно провел лезвием по запястью. Через мгновение дверь слетела с петель, на пороге возникла куча разноцветных драконов в человеческой ипостаси, но с обнаженными мечами, а следом за ними ввалилась расхристанная комендантша с нехилым засосом на шее.

Увидев, в каком состоянии находится детеныш, Владыка молча оттеснил меня и склонился над умирающим лебедем. Нахмурившись, он отрывисто бросил:

— Найдите Кровавого, я тут ничем не могу помочь.

К счастью, Федора искать не пришлось, буквально через мгновение в форточку катапультировалась летучая мышь. Забыв принять человеческий облик, нетопырь прошипел:

— Что с моим учеником? Я чувствую тень его смерти! — Первый раз на моей памяти наш клыкастик сбился на пафос.

Мы отошли в сторону, и Чебурашка с забавной мордой, игриво выставляя острые зубки, кинулся обнюхивать Крыса. Через несколько минут беспорядочно метавшийся вдоль тела почти покойника эскулап огласил свой приговор:

— Он уходит от нас. Моих сил и знаний не хватит на то, чтобы вылечить полукровку из другого мира.

— А как же знаменитая регенерация вампиров? — осторожно спросила драконочка.

— Не знаю, о чем ты говоришь, — отрицательно покачал он головой в ответ.

Услышав наши объяснения, вампир перекинулся, устало потер глаза и огорошил: нет у клыкастиков такой приблуды, как моментальное восстановление поврежденных тканей, сказки все это.

— Так-с! Не верю, что в этом мире нет никого, кто может нам помочь, должен быть выход, я не позволю ему отдать концы! — На меня медленно, но верно надвигалась истерика.

Из угла раздалось равнодушное:

— Не понимаю, что ты так переживаешь, он же умрет — и тут же возродится в своем мире. Так давай я облегчу ему переход.

Непонятно откуда взявшийся Зорро, к тому же посвященный кем-то весьма болтливым в тайну демиургов, был в своем репертуаре, вот только меня от таких слов прорвало:

— Слушай меня внимательно, моральный урод! Я никогда не бросаю своих — это раз. Два — я дала слово, что они победят все вместе, значит, детишки или все вместе одержат победу, или умрут. Но, твою задницу, они погибнут в бою, как подобает солдатам, а не сдохнут от ран, которые все отказываются лечить, потому что, видите ли, не могут! Для меня не существует «не могу», срань ты господня! Поэтому ты сейчас заткнешься, но если я еще хоть раз услышу подобное, то можешь смело уматывать — мне такие дерьмушники, которым чихать на всех, не нужны! Ясно тебе?

В подтверждение этих слов Крыс в полубреду начал звать маму, и эти звуки стали для меня чем-то вроде ушата холодной воды, вылитого на голову. Мысли сразу стали четче, мозг начал работать:

— Тая, хоть через край и кривыми стежками, но мы должны заштопать пацана, и не говори, что никогда такого не делала. Ведь наверняка латала своих бойцов! Иначе — трындец парнишке! До лазарета не дотянет!

Тайка покачала головой.

— Дарья, таких, как он, лечил только полковой некромант. Я и так удивляюсь, почему этот мальчуган до сих пор жив. Но сделаю все, что смогу. Ты поможешь?

— Не сомневайся! Хоть я и не ассистент хирурга. Говори, что делать, только быстрее!

Бывшая начальник гарнизона преобразилась, словно вновь была на поле боя. Команды стали четкими и отрывистыми:

— Горячая вода. Много. Чистые полотенца. Гномья водка или что-то подобное. Игла, нитка у меня есть. Главное — не давать ему пить!

Кто-то за моей спиной застучал каблуками, спеша выполнить приказ. Майорша отвела от живота бессильные руки потерявшего сознание Крыса. Рана была не такой большой, но выглядела ужасно. Таисья чуть улыбнулась.

— Хвала всем богам, это всего лишь разрез, а внутренности выпали только после падения. С нашими всадниками такое случалось, — пояснила она, перебирая сизую требуху и надавливая на нее пальцами.