Так ничего путного и не придумав, выдала версию: «Увы, мое сердце принадлежит другому!» — и щедро разбавила ее размазыванием соплей на тему: «Вот если бы мы встретились раньше…» Стыдно — караул как, но не говорить же ему, что его любовь мне нужна, как Сосискину бесколбасная диета. Он ушел от меня с поникшими плечами, но с неистовой надеждой на то, что у него все равно есть шанс завоевать меня. Едва ребенок скрылся в шумном зале, как я подошла к перилам и, облокотившись на них, стала бездумно пялиться в темноту.

— А кому принадлежит твое сердце, ниалия, может быть, мне? — На мои плечи легли теплые руки.

— «Это душевная тайна моя», — не оглядываясь на Арка, я довольно фальшиво пропела строчку из одной известной блатной песни.

— Даша, тебе никто не говорил, что пение и ты — взаимоисключающие вещи? — Даже стоя к нему спиной, я почувствовала, как демиург скривился.

— Ну ты-то еще не имел чести услышать мой вокал, — хихикнув в ответ, начала поудобнее устраиваться в кольце его рук. — Зато теперь тебе ничего не страшно, Сосискин говорит, кто пережил мое пение, может смело гулять по кладбищу.

— Ты неисправима, — тихо прошептал, и я почувствовала, как его подбородок уперся в мою макушку.

Впервые за много дней мне стало легко и спокойно. Парадокс, но я поняла, что все наконец закончилось, именно в тот момент, когда меня обнял тот, кто втравил в это приключение. Сколько мы так стояли — не знаю, но вдруг заметила мелькнувшую тень. Как хотелось придушить одну не в меру любопытную личность, нарушившую наш покой, известно только мне.

— Дорогой, тебе не пора строить очередные козни? — намекнула, что хорошо бы кабальеро отчаливать до фазенды.

— Дашка, не суетись, я прекрасно чувствую присутствие своего младшего сына. Так что не старайся меня выпереть, — зашептал мне в ухо и слегка прикусил мочку.

— Арк, не будь задницей, ребенок застал родителя в компрометирующей ситуации, и у него может случиться нервный срыв, — сделала попытку надавить на совесть.

— С каких это пор невинные объятия стали называться «компроматом»? — задал он вопрос, а сам, паразит, прошелся губами по шее. — Но мне нравится, как ты меня называешь.

— Задницей? — округлила глаза.

— Дорогим, — тихонько засмеялся гад.

— Арк, заканчивай тут из себя Казанову строить на глазах у сына, давай, проваливай, тем более что ты знаешь мое отношение к тебе, — сурово отрезала, почувствовав, как его шаловливые ручки начали передвигаться в район моей груди.

— Знаю, — тяжело вздохнул искуситель, — поэтому и ухожу, но обещаю, что мы еще встретимся.

— Всенепременно, сахарный, я тебе еще должна одну процедуру, — многообещающе процедила и почувствовала, что за моей спиной больше никого нет.

— Лель, давай, вылезай из-за фикуса, отец ушел. Хорош уже уши греть, — резко повернулась к стоящей в самом дальнем углу кадке с разлапистым деревцем.

— Как ты меня засекла? — С недовольным сопением демик вышел на свет.

— Греметь костями меньше надо, — усмехнулась в ответ.

Он стоял набычившись, слегка выпятив нижнюю челюсть. Эх, не миновать мне допроса с пристрастием.

— Как давно ты знаешь, что Аркандиэльд мой отец? Что у тебя с ним? — весьма агрессивно начал наступление юный следователь.

— Как много вопросов, тебе на какой первым ответить? — чисто из принципа начала вредничать. Ненавижу, когда на меня начинают давить.

Парень сразу понял, что выбрал неправильный тон, и пошел на попятную.

— Капитан… Даша, прости меня, просто… нелегко узнать, что твоей отец нашел ниалию, а ты, оказывается, ее очень хорошо знаешь.

Кивком показала, что прощение приняла, и ответила:

— Я догадалась, что Арк ваш с Ником отец, давно: у вас фамильное сходство, и надо быть слепым, чтобы его не заметить. Еще я знаю, кто из твоих товарищей к какому роду принадлежит. Кого-то я вычислила по знакомым чертам лиц, про кого-то догадалась на основе сплетен, которые мне периодически передавали Пра и Эдик. Просто я никогда не давала вам понять, что знаю, кто к какому лагерю противоборствующих принадлежит. Вы все для меня одинаково дороги, и мне глубоко плевать, в каких политических дрязгах замешаны ваши родственники.

Я на мгновение замолчала, чтобы честно ответить на вопрос: «что я чувствую к Арку?». Собравшись с духом, произнесла:

— Я люблю твоего отца.

Мальчишка дернулся, как от удара, и помертвевшими губами прошептал:

— Ты поэтому отказала Альфонсу?

— А ты шел ко мне сюда выяснить, почему я дала от ворот поворот другу, но, увидев меня с отцом, решил подслушать?

Он виновато потупился, в другой раз я бы его словесно выпорола, но сегодня решила поставить все точки над «и»:

— Я отказала твоему другу, потому что не люблю его и никогда не смогу полюбить. Он навсегда будет для меня пацаном, которого учила жизни. А что касается твоего отца, то повторю. Да, я люблю его. Как умного противника, как выдающегося интригана и обаятельного мерзавца. Он навсегда будет моим самым любимым врагом, но я никогда не буду любить его как мужчину. Слишком многое нас разделяет, и то, что он сделал со всеми нами, всегда будет стоять между мной и им. Да и хлопотно это, любить демиурга. Мне надо что-то более земное, понимаешь?

Парнишка надолго задумался. Я так и ушла одна, а он остался стоять, переваривая то, что на него свалилось.

Наутро после знатного гульбария мы покидали Изменчивый. Расставание было очень болезненным. Душа рвалась на две части — одна требовала остаться здесь, где живут мои друзья, а вторая — вторая отчаянно хотела домой, в привычный мир. Я никак не могла заставить себя оторваться от всхлипывающих Маньки и Тайки. Даже вечная ехидна Головастик пару раз подозрительно шмурыгнул носом. А суровый Зорро почему-то дрожащим голосом предлагал задержаться и остаться на свадьбу Жениха и Люськи.

Владыка, видя наши страдания, сердито пропыхтел:

— Я не понимаю, в чем проблема-то? Можно подумать, на века расстаетесь. Дашка может ходить по любым мирам, особенно теперь, когда демиургам вернули Силу. Вы соскучиться друг по другу не успеете, как эта неугомонная к вам в гости прискачет или вас к себе перетащит.

— Ты точно придешь? — хором спросили друзья.

— Конечно, приду, мне еще вон Анютку назад возвращать, — кивнула на юную диксу и, не дожидаясь второй волны слез, дала приказ на старт.

А что? Сердце не камень, а народ так надрывно стенал, что у меня точно инфаркт мог приключиться.

По дороге к дому мы зарулили в мир Демиургов за своим призом. И вот тут Сосискина ожидал самый большой облом в его жизни. Ткань Мироздания — это Млечный Путь, северное сияние и радуга в одном флаконе. Они не имеют начала и конца. Когда мы оказались в каком-то странном месте, где царило полное безмолвие, и нас подвели к переливающейся завесе, состоящей из пыли и искр, я отчетливо поняла, что не видать моему псу новой подстилки. Потому как из этой «ткани» невозможно даже кусочек отрезать. Любая песчинка в ней — это чья-то жизнь, вырви ее — и погубишь живое существо или даже целую вселенную.

— Вот это засада, — проскулил Сосискин, раздавленный масштабами трагедии.

— Ну и как нам ею пользоваться, если мы даже не знаем, с какой стороны к ней подходить? — загрустил практицизм.

— Все очень просто, отныне вы — единственные Хранители Ткани Мироздания, и только вы можете спрашивать у нее о судьбах живущих, — увидев наше замешательство, пришел на помощь главный в Совете.

И у нас с псом появились замысловатые татуировки, чем-то похожие на символ бесконечности. У меня на правом запястье, у пса — на правом ухе.

— А если меня попросят воспользоваться Тканью? — вспомнив мое обещание Пуфику, забеспокоилась честность.

— Вы просто дадите разрешение и все, тот, кому вы добровольно дадите согласие, переместится сюда, — успокоил меня старший демиург.

На душе сразу стало легче — не хотелось, чтобы демон считал меня сволочью.

Вот так и завершились наши приключения. Мы получили Ткань, Арк по носу, главный удержался на своем месте, Пра оторвала приличного мужика, а юные демики стали самыми популярными личностями.