- Не трех, - говорю я. - Только Лили и Дейзи согласились участвовать в шоу.

Моя самая старшая сестра Поппи не стала подписывать контракт, потому что не пожелала втягивать во все это еще и свою дочь. Моя маленькая племянница и так уже столкнулась с кучей папарацци со времени скандала с Лили.

- Ладно, в любом случае она была бы лишь скучным дополнением.

Я хмурюсь.

- Я просто честен.

- Я привыкла к менее откровенной честности, - говорю я ему. - Твоя честность граничит с грубостью.

Он смотрит на меня по новому, словно мои слова состояли из токсичных феромонов. Я не понимаю. В моей внешности нет ничего особенного. Я смотрю на него так свирепо, словно хочу оторвать ему пенис, а его это наоборот привлекает. С ним реально что-то не так.

Возможно, и с моим парнем тоже что-то не так.

На самом деле, с любым парнем, которому я нравлюсь, вероятно, что-то не так. Потому что я не уверена, что реально нравлюсь даже сама себе.

- Как я и говорил... - его колено касается моего.

Я откатываюсь назад, а он еще сильнее усмехается. Это не игра в кошки-мышки, что он себе возомнил? Я не мышка. А он не кот. Или наоборот. Я чертова акула, а он - одноногий человек в моем океане.

А мой парень, он такой же, как и я, мы с ним одного поля ягодки.

- Продолжай, - шиплю я.

- Я буду брать интервью у тебя, двух твоих сестер, парня Лили и его брата.

6 человек + 6 месяцев + 3 камеры + 1 реалити-шоу = бесконечная драма. Я учила математику.

Скотт будет проводить интервью, хотя... я мысленно прикусываю язык.

- Ты не упомянул моего парня, - говорю я. - Он - тоже часть шоу.

- О, верно.

- Не делай вид, что забыл, Скотт. Ты сказал, что стараешься быть крайне честным, а сейчас, ну, ты выглядишь лжецом.

Он игнорирует мое презрение.

- Каждый эпизод будет выходить в эфир через неделю после съемок. Премьера состоится в феврале, но снимать нам нужно уже сейчас. Как я и упоминал по телефону, мы постараемся сделать это шоу в реальном времени настолько, насколько это возможно. Прошло шесть месяцев с того момента, как твою сестру объявили сексуально зависимой. Нам нужно отделаться от шумихи вокруг этого инцидента максимально быстро.

Возле моего дома всегда есть по крайне мере пара толстых мужичков с направленными на нас объективами. Лили шутит, что они, вероятно, слоняются там, выжидая, пока она им отсосет. Возможно, я бы тоже посмеялась над этим, если бы не видела письма с фотками волосатых гениталий, которые ей шлют извращенцы - члены ее персонального, больного фан-клуба. Я читаю эти письма, перед тем как они попадают к ней.

- И наконец, - говорит Скотт, - у тебя нет права вносить правки в отснятый материал. Это моя зона ответственности.

То есть у меня столько же контроля над реалити-шоу, сколько и над папарацци, делающими неожиданные снимки.

На видео я могу вести себя, словно ангел, а никакая ни сварливая сучка, и Лили может стараться показаться девственницей-святошей. Но в конце дня, когда мы выдохнемся, камеры все равно поймают нас. Увидят наши изъяны и все остальное. И тут ничего не поделаешь. Это было соглашение, на которое пошли все мои друзья и сестры.

Чтоб сделать шоу, нам нужно не притворяться. 

Я бы никогда и не попросила у них такого.

В этой ситуации мы словно бросаем игральные кости, не зная, повезет ли нам. Люди могут возненавидеть любого из нас. Сплетничая в блогах, они уже называют Лили проституткой. Но есть небольшой шанс, что зрители постепенно полюбят нас, и моя компания будет спасена. Мне просто нужна хорошая реклама, чтобы розничные магазины снова захотели закупать мою линию одежды.

И возможно, Физзли тоже оправится от нанесенного Лили ущерба. Возможно, компания моего отца по газировке поднимется в продаже даже выше, чем была до скандала.

Вот на это я надеюсь.

- Ты согласна с этим? - спрашивает Скотт.

- Даже не знаю, почему ты об этом спрашиваешь. Я уже подписала контракт. Так что я либо принимаю все, что там написано, либо ты подашь на меня в суд.

Он коротко смеется и в третий раз внимательно осматривает мое тело.

- Не думаю, что твой парень знает, что с тобой делать.

- Потому что ты никогда не встречал его.

- Я говорил с ним. Он довольно гибок, - Скотт стучит ручкой по столу. - Если бы я сказал ему опуститься на колени и отсосать мне член, думаю, он бы так и сделал.

Мои ноздри расширяются. И я возмущаюсь:

- Это ты так думаешь, - я встаю. - А когда он ударит тебя ножом в пах, я буду той, кто станет на его сторону и будет улыбаться.

На это Скотт усмехается.

- Вызов принят.

Глупый ублюдок-интелегентишка.

Самое смешное в том, что встречаюсь я с таким же мужчиной.

Так что, кажись, я по собственной вине устроила этот бой под названием "у кого длиннее".

Я знаю, что выбирая парня, мне следовало немного опустить свои стандарты, начать встречаться с парнем, обожающим кататься на скейтборде и носящим футболку навыворот. Я гримасничаю. Это я так просто шучу. У меня клевый парень в костюме и галстуке. У него высокий IQ и острый юмор. Я просто надеюсь, что рвение Скотта потягаться с ним не разрушит реалити-шоу.

Но что я знаю точно, так это то, что мой парень любит выигрывать.

А проигрывать он ненавидит с неистовой силой.

 Я жонглирую коробкой со старыми счетами и пакетом с салатом из курицы с овощами, пытаясь найти свои ключи в маленькой сумочке. В одной из ладоней зажат мой телефон, и я стараюсь сохранить идеальный баланс равновесия, чтобы не навернуться с собственного круглого крыльца на своих четырехдюймовых ботинках.

Я живу в студенческом городке: Принстон, Нью-Джерси. И у моего колониального дома с воротами и черными ставнями раскинуты акры зеленых палисадников и зимних цветников. Но прямо сейчас я не могу насладиться этой безмятежной атмосферой.

Слева от меня светится вспышка камеры, идет съемка. Оператор - парень приблизительно моего возраста, жилистый и худой. В течение двух дней Бен говорил ровно столько же, как и пара его других коллег, то есть реально немного. Они просто снимают.

Его присутствие отвлекает меня от моего жонглирования.

И из белого полиэтиленового пакета проливается соус, благо, он не попадает на мой плащ, но зато забрызгивает комбинезон. Я борюсь в отчаянии, пытаясь сохранить хоть каплю достоинства, но коробка со счетами клониться в сторону, начиная выскальзывать.

И затем вдруг ее выхватывают прямо из моих рук, при этом оставляя меня в неловком сгорбленном положении, с отведенным в сторону капающим пакетом так, словно в нем содержится источник бубонной чумы.

Я оглядываюсь поверх плеча и встречаюсь взглядом с Коннором. Я быстро пробегаю по его чертам лица: его густым бровям, волнистым каштановым волосам, светлой коже и розовым губам, поразительно голубым глазам и самодовольной усмешке, которая, удивительно, но никогда не приносила ему неприятностей. Он носит свою уверенность, словно самый дорогой костюм - стильно и достойно, нереально обаятельно. Мне сразу же хочется соревноваться с ним: его улыбка против моей, усмешка против усмешки, его слово против моего. Но прямо сейчас его самолюбивый вид не утешает меня.

Однако я очень благодарна ему за то, что мои счета не оказались разбросанными по крыльцу. Мои заработки скудные, и я предпочла бы, чтобы Коннор не видел цифр в этих документах.

- Ты участвуешь в пробах на роль Квазимодо? - шутит он.

Я бросаю ему скупую улыбку.

- Очень смешно.

- Давай это сюда, - он указывает пальцами на пакет с едой.

- Я справлюсь, - говорю я. - Ущерб уже нанесен, - мой комбинезон нужно будет оставить в пятновыводителе не менее чем на час.

Но Коннор наклоняется и открывает дверь с помощью своего ключа. Не знаю, что именно в этой ситуации меня затрагивает. Возможно, тот факт, что у него вообще есть ключи от моего дома. Или то, что он живет со мной. Я все еще не могу поверить, что наши отношения достигли такого уровня. До сих пор в полной мере не могу осознать, что я и Коннор Кобальт встречаемся уже больше года.