А что, если я теперь никогда не смогу видеть? Хотелось снять с лица повязки и немедленно проверить, но было страшно.

Неожиданно ректор Стортон рассмеялся.

— Грубить Танг, это обязанность ректора.

— В каком смысле?

— Так говорил мой предшественник, Бен. Бен Тернер.

— Вы знали ректора Тернера?

— Разумеется.

— А что с ним случилось? — затаив дыхание, спросила я.

Ответил ректор Стортон после долгой паузы:

— Хотелось бы мне знать, Танг. Очень хотелось.

Как это понимать? Что ж, в отличие от призрака, ректор Стортон умеет врать — нельзя забывать об этом.

Он замолчал и погладил меня по руке. Только сейчас я осознала, что его широкая покрытая шерстью лапа все это время касалась моей ладони, только очень мягко, едва заметно. Твердый палец с острым кончиком когтя прошелся вдоль тыльной стороны ладони до самого запястья, а затем — обратно вверх, к костяшке указательного пальца.

От этого меня пробрало дрожью.

Я тут же отдернула себя и запоздало осознала, что лежу… в его кровати? Во имя всех святых, надеюсь, это хотя бы гостевая спальня! Какой стыд.

Должно быть, ректор Стортон подумал о том же, потому что я услышала, как он встает.

— Не смею больше вам досаждать, адептка. Отдыхайте, набирайтесь сил. Если что-то будет нужно — позовите Дрангура по имени, он…

— Нет! — Я вцепилась в широкую лапу изо всех сил. — Не оставляйте меня тут одну!

Это прозвучало жалко, но я ничего не могла с собой поделать, от страха меня почти начало потряхивать. Темнота, невозможность видеть и…

Ребята в деревне однажды решили так пошутить. Подкараулили меня вечером, накинули на голову пахнущий мукой мешок, связали веревкой руки и ноги, а потом решили закинуть в море.

«Если выплывет — значит, она точно отродье низвергнутых», — сказал Рыжий Колин.

До моря они меня недонесли — испугались, что попадет от старосты, и передумали, но развязывать тоже побоялись. Так и бросили посреди дороги, где я пролежала до самого утра без возможности освободиться. Еще и ливень пошел — сейчас я понимала, что это, видимо, я сама его вызвала. Хорошо еще, что не подожгла веревки! Та ночь была самой страшной в моей жизни, а криков моих никто из взрослых не слышал из-за разыгравшейся бури.

— Танг… Танг, вы вся дрожите, с вами все в порядке? Во имя всех святых, Танг! Успокойтесь, я никуда не ухожу.

Макушки коснулась огромная тяжелая лапа, вторую я сжала пальцами, как тисками. Скоро мне будет за это стыдно, но сейчас я вряд ли могла соображать.

— Простите. Я просто… просто…

— В детстве я тоже боялся темноты, Танг, — мягко ответил ректор Стортон. — В этом нет ничего стыдного. — Он помолчал. — Танг, дышите. Вместе со мной, медленно. Иначе сейчас затопите все поместье. Или сожжете. Сколько же в вас магии? Клянусь фундаментом этого дома, даже во мне меньше!

Я изо всех сил старалась успокоиться, потому что — нельзя, чтобы ректор Стортон все обо мне понял.

— Вот так, хорошо. Давайте… давайте я вам кое-что расскажу. Вы, кажется, спрашивали про Драконью землю?

— Там правда живут драконы?

— Ну разумеется.

Кровать сбоку от меня прогнулась — видимо, ректор Стортон решил сесть, чтобы не стоять, скорчившись, пока я упрямо не хотела его отпускать. Как же стыдно!

— Давным давно на острове жили люди, которые могли находить общий язык с драконами.

— С драконами? Они существуют? Правда?

— Разумеется, Танг, не перебивайте. Так вот, когда-то на острове жили драконы и люди, которые умели находить с ними общий язык. Они называли себя огненным племенем и жили в горах. Однажды король, если я не ошибаюсь, это был Карл Шестой Горбатый, решил объявить огненному племени войну, потому что те не хотели платить налоги и подчиняться короне. И вообще представляли собой угрозу — один дракон стоил целого полка в бою.

— И что?

— После долгой и кровопролитной войны люди из огненного племени ушли с острова, а вместе с ними и драконы. Обосновались за морем, на земле, которую назвали Драконьей.

— И ваши родители к ним плавали?

— Пытались, — после паузы ответил ректор Стортон. — Видите ли, даже сейчас они не желают иметь ничего общего с людьми Острова. С нами, то есть. Корабль моих родителей не пустили даже в гавань.

— А откуда тогда инфекция?

Ректор Стортон засмеялся.

— А вот этого, Танг, я вам не расскажу. И… — Он громко зевнул. — И не просите.

Я помолчала.

— Люди часто боятся того, что не понимают. Драконов, например. Или русалок.

Во имя всех святых! Ну кто же дернул меня за язык!

Ректор Стортон засмеялся.

— Русалок стоит бояться. Они утопили огромное количество кораблей. Если верить трактатам, русалки являются существами весьма злобными и — вот уж проклятое сочетание — исключительно одаренными магически. Не говоря уже об их способности к любовным чарам и проклятьям. Хорошо, что сейчас они даже не приближаются к острову, и только морякам стоит опасаться. Поверьте, Танг, русалки — злобные твари, одни из немногих, кого нужно уничтожать без малейших сомнений. Воистину отродья низвергнутых.

Ректор Стортон снова зевнул и поерзал, приваливаясь спиной к спинке кровати. Мое сердце колотилось так громко, что мне казалось — он обязан меня слышать. Прозвучал еще один зевок.

— Простите, Танг. Вторую ночь не сплю и это… — не договорив, он зевнул.

Я молчала, отчаянно боясь себя выдать. Ректор Стортон еще что-то говорил о русалках, о том, что они не должны существовать, а у меня в ушах шумело от страха. Спустя некоторое время он, кажется, уснул, а потом я, наверное, уснула тоже.

Мне снились русалки, море, веревки на запястьях, а потом тяжелая лапа накрыла мой живот, и сны стали спокойными и безмятежными, как будто состоящими из облаков.

В какой-то момент тишину спальни разрезало тяжелое утробное мурчание, и огромная лапа прижала меня теснее к мощному телу.

Сил на то, чтобы сопротивляться, я в себе не нашла.

Мне кажется, ночью я чувствовала, как кто-то гладит меня по голове, но проснулась я совершенно одна. Оглядела пустую комнату, провела ладонью по примятой постели рядом с собой, дотронулась до нескольких светлых шерстинок и зажмурилась от яркого солнечного света, льющегося из окна.

Как же мне было стыдно за вчерашнее!

Но зрение хотя бы осталось со мной. Я ощупала лицо — кажется, оно тоже было совершенно целым. Рядом на подушке лежало несколько бинтов — видимо, я сбросила их во сне.

Я думала о том, мог ли ректор что-то понять обо мне, учитывая, что я чуть не проболталась о своем самом страшном секрете, когда в дверь постучали.

— Уннер, вы одеты? Я могу войти? — раздался голос ректора Стортона.

Я вскочила и быстро запахнула платье: несколько верхних пуговиц было расстегнуто, должно быть, там кожа тоже была обожжена, и Дрангур наложил туда повязки. На грудь. Ох. Я надеюсь, ректор Стортон при этом не присутствовал!

— Войдите!

Увидев обычного, дневного ректора Стортона, не монстра, а человека, я покраснела. Он уже был одет в преподавательскую мантию, волосы были короткими и аккуратно причесанными. На его фоне я, лохматая с утра, в мятом сером платье, купленом на ярмарке, казалась, наверное, замарашкой. Впрочем, в этом не было ничего необычного.

— Адептка Танг… — начал ректор Стортон, но я его перебила.

— Я должна попросить прощения. За вчерашнее. Мне очень жаль, что я взорвала чайник и… за то, что было ночью.

Я удушливо покраснела. Ректор Стортон молчал, а я все никак не могла заставить себя посмотреть на него. Сейчас он опять начнет язвить и…

— Боюсь, это я должен просить прощения, Уннер. Я уже говорил, что бываю невыносим и, кажется, все даже хуже, чем я мог предположить. Впредь я постараюсь вести себя с вами так, как вы того заслуживаете.

Что?

Я вскинула на него взгляд и тут же отвернулась. Мне не понравилось то, как он на меня посмотрел. Вернее, понравилось, и от этого было только хуже. Я знала такие взгляды: тяжелые, как будто немного пьяные, завороженные. У ректора Стортона, когда он так на меня посмотрел, глаза стали напоминать грозовое море, опасное и красивое. Я знала, чего хотят мужчины, которые так смотрят. Меня это пугало.