Закрыв лицо руками, я глупо пытаясь спрятаться от открывшейся мне картины. Хотя, если разобраться, ничего страшного я не увидела. Просто гостиная — просторная, старая, даже обветшавшая, освещенная желтым светом огней. Обычная, насколько может быть обычной богато обставленная комната с мебелью, хранящей следы былого великолепия, огромным широким камином и окнами, закрытыми тяжелыми портьерами.

Ничего необычного. Вот только вся эта гостиная была утыкана статуями из серого камня. Некоторые из них стояли, некоторые — сидели на диванах и креслах, обтянутых гладкой тканью, когда-то наверняка нарядно блестевшей.

Но дело было даже не в этом. Дело было в ужасе, которым веяло от всей комнаты, что-то животное, страшное, необъяснимое. Разве могли меня так сильно напугать статуи?

— Уннер. Уннер, дышите. Вы хотите отсюда уйти?

Дышать. Да, я должна дышать. Иначе магия опять вырвется на свободу, и я не рискнула бы предсказать, чем это обернется.

Раз, два, три, четыре… На тридцатом медленном вдохе я почувствовала, что колотящееся в груди сердце немного успокаивается. Или дело было в том, что моего локтя коснулась тяжелая теплая лапа?

— Уннер? Уйдем?

Вдох-выдох. Уйдем, да сейчас же! Я уже успела испугаться, смысл теперь уходить? Теперь я хочу понять, в чем тут дело.

Приоткрыв один глаз, я снова осмотрела статуи. Кажется, они немного изменили позы?

— Что это такое? — выдавила я. — Вы обращаете людей в камень? Как горгоны?

Ректор Стортон по-кошачьи фыркнул.

— Это моя семья, Уннер. И причина, по которой я хотел бы, чтобы вы держались от меня как можно дальше.

Что? Но это статуи!

— Вы же сказали, что вы сирота.

— Верно. Разве могу я считать иначе, если мои отец и мать обратились в камень?

— О. Но почему?

Ректор Стортон не ответил. Сделал несколько шагов вперед и остановился перед статуей женщины в старомодном очень пышном платье. Камень почти стер черты ее лица, но мне показалось, что она была очень… живой, быстрой, стремительной, как ручей. Может, потому что ее волосы были растрепаны, а я знала, что аристократкам этого никак нельзя допускать.

— Это моя мать, Баронесса Стортон. Ее звали Кларисса. Дрангур рассказывал, что она была очень красивой и часто нарушала правила — уж не знаю, что он имел в виду под этим.

Я всмотрелась в каменное лицо женщины, даже сейчас казавшееся беспокойным. Как будто вот-вот тонкий нос сморщится, веки опустятся, а удивительно крупная для женщины ладонь взметнется в стремительном жесте.

— А это мой отец. Про него Дрангур все время говорил: «Глаза бы отцовские тебя не видели!». Это когда я, например, в детстве вырастил цветок посреди гостиной, потому что мне показалось — там как-то пусто.

Я фыркнула. Забавно ректор Стортон обращался с магией в детстве. Я в основном играла с волнами и удивлялась, что они меня слушаются.

— Отца звали Якоб. Барон Якоб Стортон Третий.

Каменный мужчина, сидящий на диване с сигарой, выглядел представительно, но…. вряд ли я могла бы назвать его строгим.

Хотя откуда мне это знать? Просто разыгралось воображение.

— А это?..

Я обратила внимание на стоящую рядом с ним статую. Сердце защемило. Тонкая фигурка, неуловимо похожая на каменную Клариссу, мать ректора Стортона.

— Это моя сестра, Джорджи. Джорджиана. Дрангур сказал, ей было двенадцать, когда все произошло. Получается, она старшая, хотя сейчас все изменилось.

Совсем малышка.

Я осмотрела остальные статуи, их было больше десятка.

Весь род Стортонов? Вот где племянницы и племянники, сестры и братья, и, должно быть, где-то здесь любимец Дрангура — дядюшка Джастин.

— Но… что здесь произошло?

Ректор Стортон повернулся ко мне, в глазах его было непонятное выражение.

— Хотелось бы мне знать это, Танг.

— В каком смысле? Вы не знаете? Как такое может быть?

— Представьте себе. Вас это так удивляет?

Я разозлилась.

— Да! Если бы в один момент моя мачеха или ее муж, или мои названые братья и сестры обратились в камень, я бы это заметила!

— Даже если бы в этот момент вам было не больше года?

— Вы вообще можете говорить нормально? — не выдержала я. — Не я заставила вас привести меня сюда. Вы сами этого захотели.

— Да знаете что… — рыкнул ректор Стортон и замер. — Прошу прощения Уннер. Низвергнутые! Хотел бы я никогда не вести с вами этого разговора.

Он отвернулся и окинул взглядом комнату.

— Я начал изучать проклятья, потому что думал, что однажды смогу их расколдовать. Но иногда мне кажется, что невозможность спасти тех, кого я люблю, — это мое собственное проклятье. Намного более тягостное, чем уши и хвост, которые вашими стараниями отрастают у меня каждую ночь.

Я скрипнула зубами, разозлившись на себя, и на ректора Стортона. Почему я ничего не понимаю? Почему он не хочет нормально объяснить?

— Людей в камень обращает взгляд горгоны. Их целое море в лесах Мидленда. Возвращать их жертвам прежний вид умеют даже дети, нужно всего-то варенье из одуванчиков.

— Уннер, — рыкнул ректор Стортон. — Я был более высокого мнения о ваших умственных способностях.

— Если вы продолжите меня оскорблять, я уйду, — пригрозила я.

Нет уж, никуда я не уйду. Я еще не разобралась в том, что здесь произошло. Ну уж нет.

— Я вас не оскорбляю. Уннер, вы же сами сказали, что Стортон-холл и особенно западное крыло пахнет чем-то гнилым. Вы выучили все учебники по проклятьям, кажется, наизусть, хоть я и не могу предположить, зачем вам это понадобилось. То, что случилось с моими родными, — не связано с горгонами, иначе я давно уже решил бы проблему. Это родовое проклятье, наложенное так давно, что я не могу восстановить формулу. А потому не имею ни малейшего представления о том, как его снять.

Я не могла выговорить ни слова, и спустя минуту ректор Стортон продолжил:

— Поэтому я не могу жениться, Уннер, Ни на вас, ни на ком-то другом. Я просто не уверен, что родовое проклятье не затронет мою жену и… наших детей, если они когда-нибудь появятся.

— Но вы ведь… помолвлены с принцессой, — растерянно проговорила я и поймала себя на том, что говорю тихо, как будто не хочу потревожить спящих.

Глупость, ведь рядом каменные статуи.

Взгляд то и дело соскакивал на каменное лицо малышки Джорджианы, как будто она могла нас слышать. А вдруг и правда могла? Столько лет заточения в камень! Ужас. Я поежилась и посмотрела в лицо ректора Стортона.

Он был спокойным, но хвост метался вправо-влево, выдавая волнение.

— Я… не должен говорить об этом, Уннер. Это не моя тайна, а тайна его величества короля и ее высочества принцессы. — Он опустил взгляд вниз. — Я могу сказать…

— Принцесса была проклята? — перебила я.

— Что? — ошарашенно воскликнул ректор Стортон, и его уши прижались к голове, как у испуганного кота. — Как вы узнали? В смысле…

— Это же просто, — пожала плечами я. — Все знают, что вы оказали королевскому двору услугу настолько значимую, что получили титул герцога и должность ректора академии, когда… хм, когда место случайно освободилось. Вы специалист по проклятьям — вероятно, ваша услуга была связана именно с этим. А еще Лаура Уортон рассказала мне, что принцесса почти не показывается на людях, что явно не просто так. А сегодня вы испугались, когда профессор Хейдар сказала, что из-за ее высочества вас вызывают во дворец. Либо вы замышляете что-то против короля — но зачем это вам нужно, если он так много для вас сделал? — либо что-то случилось с принцессой. Вывод — проклятье вы смогли победить не до конца.

Я пожала плечами. Это ведь в самом деле легко. Ректор Стортон выглядел сбитым с толку, синие глаза округлились и стали похожи на два блюдца.

— Напомните мне, Танг, — наконец выговорил он и коротко облизнул нижнюю губу.

Интересно, а язык у него сейчас шершавый? Как у кошек?

Унни, распутница! О чем ты только думаешь!