Письмо И.Л. представляет собой ответ историку Г.Е. Горелику на его статью в газете «Московские новости» под названием «Подлинный Ландау» <htt://ggoreliknarod.ru./>. Сама статья Горелика мне была известна, но не вызвала у меня интереса, и я на нее нигде не ссылаюсь. Несмотря на «вызывающий», по словам И.Л, заголовок, эта статья Г. Горелика — повторение пройденного, в ней нет новых фактов, документов или выводов. По мысли ее автора, основная идея этой статьи состоит в том, что Кора Ландау не понимала сложной личности своего мужа, не знала его мировоззрения. Ответная же записка И.Л. содержит немало нового и существенного для уточнения образа его отца.
О политической идеологии Ландау.
И.Л.: «Конечно же, моя мать прекрасно знала о политических взглядах и настроениях отца <…>. Это правда, что мой отец всю свою жизнь был исключительно просоветским человеком. Он свято верил в социалистические идеалы. Он вообще был идеалистом. Например, до очень зрелого возраста он думал, что плохих людей на свете не бывает, просто потому что плохо быть плохим и все должны это понимать. <…> в социалистических идеалах, приверженцем которых он был, как и в идее советского государства, нет ничего плохого, <…> В такое хорошее государство верил мой отец и именно об этом написала моя мать в своей книге. Кстати, мой отец никогда не отождествлял государство, в котором мы жили, с социалистическим <…>. То, что политические взгляды моего отца “коренным образом” изменились в 1937 г., придумал, по-видимому, сам Г. Горелик. И до, и после отец был в восторге от идеи социализма, а отрицательное отношение к Сталину у него сформировалось значительно раньше».
Б.Г.: Быть «исключительно просоветским» и вести такие разговоры, какие приведены в Справке КГБ, это — явное противоречие. Но по существу я понимаю, на чем настаивает И.Л.: отец был социалистом-утопистом. Мне тоже так кажется. Вместе с тем, если бы у Ландау появилась возможность уехать из СССР в капиталистическую страну, то после 1935—37 гг. он, несомненно, уехал бы.
О диаде Ландау-Лифшиц.
И.Л.: «…роль Е.М. Лифшица в написании текста “Курса теоретической физики” никогда не вызывала сомнений. Да, он писал текст и переписывал его, если получалось неудачно. <…> Была ли его роль сколько-нибудь определяющей? В этом я позволю себе усомниться».
Б.Г.: Далее И.Л. поясняет свои слова на единственном примере первого тома Курса, “Механики”. Я их здесь опускаю для краткости. В общем, примерно то же об этой книге писал профессор Ю.Н. Ранюк, это уже обсуждалось в Главе 2. Но «Механика» — всего один, самый тонкий из томов Курса. И.Л. ни единым словом не касается трех толстых и сложнейших томов 4, 9 и 10, написанных уже без всякого участия Ландау. Да, при его участии эти книги были бы наверняка еще лучше. Но независимая мировая научная печать, а также такие советские эксперты, как В.Л. Гинзбург и Я.Б. Зельдович (мог бы перечислить и других) оценила их тоже очень высоко. Учитывая, что И.Л. не теоретик, а экспериментатор, думаю, что его мнение здесь — более личностное, нежели профессиональное.
И.Л.: «Я хочу подчеркнуть, что Евгений Михайлович обладал очень обширными, поистине энциклопедическими знаниями в области теоретической физики, но ему не хватало то ли какой-то творческой жилки, то ли интереса к науке, но отец никогда не высказывал никакого восторга Е.М. Лифшицем как Физиком Теоретиком <…>, и если бы мой отец не попал в эту ужасную катастрофу, Евгений Михайлович так никогда бы и не стал ни членом-корреспондентом Академии наук, ни академиком».
Б.Г.: К сожалению, думаю, что примерно так сам Ландау и полагал. Между тем, изучив массу материалов на эту тему, могу утверждать, что мировое научное мнение о Лифшице как ученом — совсем другое. Я уж не говорю о таких светилах, как Я.Б. Зельдович и В.Л. Гинзбург: они — друзья Лифшица. Но обратимся хотя бы к телеграмме гениального советского физика-теоретика Н.Н. Боголюбова (см. его неформальную телеграмму выше, в конце подраздела о Е.М. Лифшице). Мнение Н.Н. о Лифшице-ученом — это очень веский аргумент в оценке последнего. Да, я согласен с И.Л., что при действующем Ландау Е.М. Лифшиц вряд ли был бы избран в АН СССР — Ландау не пустил бы его. Невыгодно. Мягко говоря, он вообще не поддерживал идей о выдвижениях кого-либо из своего близкого окружения. Такой вот альтруист. Об этом есть высказывания М.И. Каганова и Л.П. Питаевского (см. в Главе 8). Единственное исключение Ландау сделал в отношении А.Б. Мигдала (чьей фундаментальной идеей о роли фононов ранее воспользовался в своей теории сверхтекучести). Да и то решил поддержать его не спонтанно, а по просьбе смертельно больного И.Я. Померанчука. Эту характерную, эгоцентрическую черту Ландау я попытался проанализировать подробнее в Главе 8. Здесь не буду повторяться. Скажу только, что данная ситуация гораздо более характеризует самого Л.Д. Ландау как человека, чем Е.М. Лифшица как ученого.
И.Л.: «По единогласному заключению врачей, состояние моего отца было безнадежным. Я был, по-видимому, единственный, кому этого не сказали. Мне сообщили только, что у отца перелом ноги, и через несколько дней он будет дома. После случившегося у матери был тяжелый сердечный приступ, и ее на скорой помощи увезли в больницу. Лифшиц, который жил в соседней квартире, все это, конечно, знал. В тот же вечер он пришел к нам домой и попросил у меня разрешения взять подарки, подаренные отцу на его пятидесятилетие, якобы для того, чтобы показать врачам в больнице. У меня, поскольку я думал, что у отца только легкая травма, эта просьба не вызвала никакого подозрения, и он их получил. Все, за исключением нескольких картин, висевших на стенах».
Б.Г.: Слава богу, наконец-то очевидец пишет о том, что Лифшиц получил подарки из его рук, а не украл их, как написано в книге Коры. Теперь-то я согласен с И.Л.: не надо было Евгению Михайловичу брать эти подарки. Он хотел показать образные картинки врачам, лечившим Ландау, чтобы они лучше представили себе его личность, и не мог предвидеть темного будущего.
И.Л. Интересно, может ли представить Г. Горелик демонстрацию подарков (все они были шуточного плана) врачам у постели умирающего? — Я не могу.
Б.Г. Сначала риторическое замечание: раз И.Л. не может, то зачем пишет о том, чего не может представить? Дальше у И.Л. одни факты вступают в противоречие с другими. Перелом ноги это, как он пишет — легкая травма? А у матери под этим впечатлением — тяжелый сердечный приступ и ее увозят в больницу. Следующее противоречие: И.Л. выкручивается, он якобы не знал о состоянии отца, ему сказали, что у отца перелом ноги и через несколько дней он будет дома. Но вот сестра Ландау-сына, Элла Рындина сообщает: «Мама <сестра Ландау Софья приехавшая из Ленинграда на третий день после автокатастрофы> договорилась с Федоровым <врач>, чтобы Гарик смог придти в больницу навестить отца, и позвонила Гарику, что ждет его. К ее удивлению, Гарик сказал в ответ, что придет только тогда, когда отец начнет разговаривать <значит, все знал И.Л.>. В это время Дау метался между жизнью и смертью, и в то, что он выживет и будет разговаривать — не верилось даже в самых смелых прогнозах» [2004, № 7].
Ландау-сын жмет на эмоции: «демонстрация подарков у постели умирающего»… И не желает себе представить, что Е.М. показывал эти картинки, провожая в аэропорт профессора 3. Кунца, прилетавшего из Праги, проведшего консультацию, которая спасла жизнь Ландау-отцу (пока Ландау-жена и сын сидели дома). Кунца, который расспрашивал Е.М. о великом Ландау-физике, его жизни, месте в советском обществе…. То же самое было с профессором Пенфилдом, прилетавшим из Канады. (Говорят, они оба даже не взяли денег за консультации.) Такой же естественный интерес к личности своего необычного пациента проявляли и советские медики. Лифшиц им много рассказывал о Ландау. Это была форма уважительного отношения к людям, благодаря героическим усилиям которых Ландау остался жив (и потому стал, кстати, нобелевским лауреатом). А вот Ландау-сын их даже не поблагодарил. На самом деле, мало кому более чем Лифшицу и этим медикам Ландау-сын обязан тем, что в конечном счете он стал наследником нобелевского лауреата со всеми вытекающими отсюда крайне благополучными для него последствиями.
