Потом была панихида в здании Президиума Академии наук СССР в Нескучном саду. Я был на прощании, но за давностью лет запомнил только несколько деталей. В зале Президиума выступали академики: М.В. Келдыш, Б.П. Константинов,
М.А. Марков и Н.Н. Боголюбов. Последним от имени учеников Ландау выступал Е.М. Лифшиц.
Слова Н.Н. Боголюбова я воспринимал с особым вниманием. Все присутствовавшие знали о крайне натянутой атмосфере царившей в течение многих лет в отношениях между ним и Ландау, между их школами (эту атмосферу можно было назвать даже враждебной — см. высказывание Ландау, приводимое в книге М.И. Каганова [1998, С. 323] и цитируемое у нас в Главе 5). Некоторые выступали по должности: Президент АН СССР М.В. Келдыш (математик), вице-президент АН Б.П. Константинов (физик, участвовавший вместе с Ландау в Атомном проекте), М.А. Марков — академик-секретарь Отделения ядерной физики АН. Уверен, что Н.Н. Боголюбов выступил по своей личной инициативе. Он произнес прощальное слово неформально и в высшей степени достойно. Не сухо, не безразлично, тепло. Закончил совсем нестандартно: низко поклонился усопшему.[89]
Из прощального слова Евгения Михайловича навсегда врезалась в память его последняя фраза о Ландау: «Прощаясь с ним, мы прощаемся с лучшей частью своей жизни».
Л.Д. Ландау похоронили на Новодевичьем кладбище. Подробностей этой части прощания я не запомнил.
…Через какое-то время встал вопрос о памятнике Л.Д. Ландау. Идею обратиться к Эрнсту Неизвестному, знаменитому скульптору, не признаваемому тогдашними советскими властями, подали А.Б. Мигдал и И.М. Халатников. Ранее Э.Неизвестный уже выставлял свои работы в холле Института физпроблем. Он был высоко ценим П.Л. Капицей и многими другими физиками. А.Б. Мигдал, И.М. Халатников и Е.М. Лифшиц полагали, что скульптурное надгробие Ландау, исполненное Э. Неизвестным, будет оригинальным произведением искусства, выделяясь среди окружающих, в основном традиционных надгробий. Это соответствовало бы необычности облика самого Ландау. Подробности, связанные с установкой этого памятника, не лишены интереса. Они мне известны от Е.М. Лифшица.
Группа физиков во главе с П.Л. Капицей и его женой Анной Алексеевной посетила мастерскую Эрнста Неизвестного. Они осмотрели многочисленные непроданные работы мастера, хранившиеся в мастерской. Петру Леонидовичу очень понравился Э.Неизвестный и его скульптуры, так как они отличались новой манерой от привычных стилей классицизма и соцреализма. Он сразу же заказал Неизвестному памятник для могилы Ландау. Через несколько лет памятник был готов и установлен метрах в тридцати от другого замечательного памятника работы Э.Неизвестного — на могиле Н.С. Хрущева.
Кора пожелала, чтобы бюст Ландау был установлен на высоком столбе так, чтобы он возвышался над соседними памятниками. Э.Неизвестный решил подарить сам бюст Институту физпроблем. Но титановый столб, на котором укреплен бюст, пришлось заказывать на одном из заводов. Вместе с установкой его изготовление вылилось в довольно крупную сумму. Президиум АН СССР, получив счет, направил его жене Ландау. Ей следовало оплатить часть суммы сверх лимита, установленного правилами Академии по оплате такого рода мемориальных работ для академиков. Но Кора отказалась оплачивать счет, сказав, что у них с сыном не хватает денег. В это время И.Л. Ландау, уже окончивший МГУ, работал в Институте физпроблем. Рассерженный П.Л. Капица как директор Института вызвал его к себе. Он предъявил сыну Ландау счет и напомнил ему, что в 1962 году Лев Давидович получил Нобелевскую премию, на деньги которой Игорь Львович купил себе роскошный серебристый автомобиль. Сыну Ландау пришлось оплатить сверхлимитную часть суммы за памятник своему великому отцу.
Памятник Л.Д. Ландау стоит на правой стороне главной аллеи Новодевичьего кладбища, метрах в ста от входа.
Итак, в начале 1962 г. врачи и физики вытянули Ландау, сохранили ему жизнь, хотя и неполноценную, такую, что сам Ландау не раз выражал мысли о самоубийстве. О бессмысленности удержания при жизни в этом состоянии выразилась и польская поэтесса, коллега Ландау по Нобелевским лаврам. Не входя в тяжелые и вместе с тем тонкие аспекты проблемы, что было бы лучше — умереть сразу или остаться жить больным — отмечу всего один момент, до сих пор никем не обсуждавшийся.
Л.Д. Ландау вошел в историю как, несомненно, великий физик. Но столь же несомненно, что сияние его ореола как великого ученого было заметно усилено в глазах современников присуждением ему Нобелевской премии, столь редкой награды, особенно для советских ученых. Премия эта была присуждена Ландау в октябре 1962 г., т. е. 10 месяцев спустя после катастрофы. Как известно, первичные номинации на Нобелевскую премию происходят в течение года, предшествующего объявлению результатов. Точнее, даже в первом полугодии, так как далее члены Комитета изучают в течение лета дела (труды) представленных кандидатов и осенью про водят окончательный отбор претендентов. Значит, номинации Ландау были направлены именитыми физиками в Нобелевский Комитет в период, начиная с января и до лета 1962 г.
Позволю себе «наивный» вопрос: теория сверхтекучей жидкости, за которую Ландау наградили Нобелевской премией, была создана им в 1940-41 гг. Были ли номинации его на эту премию в последующие 20 лет, сколько, когда и от кого? Интересно, конечно, будет узнать об этом после 2012 г., т. е. после истечения 50-летнего моратория на публикации всех документов по «Нобелевским делам».
Но и сейчас можно высказать некоторые соображения. Наверняка номинации (т. е. представления) Ландау были и до катастрофы с ним. Ведь все это время жил и работал необычайно авторитетный Нильс Бор, учитель, старший друг и покровитель Ландау. А он ежегодно получал от Шведской Академии приглашения выступить с номинациями по физике. Лично знали и ценили Ландау и такие гиганты физики, как В.Гейзенберг и В.Паули. Были у него и другие очень авторитетные на Западе друзья-физики, знавшие его лично довольно близко: В. Вайскопф, Г. Гамов, Р. Пайерлс, Э. Теллер, Г. Плачек, Л. Тисса и другие. Они также участвовали в номинациях и почти наверняка представляли Ландау на Нобелевскую премию, причем, вероятно, не только за выдающуюся по всем меркам теорию квантовых жидкостей, но и за такие крупные работы, как диамагнетизм Ландау, затухание Ландау в плазме, теория фазовых переходов, теория ферми-жидкости, матрица плотности).
Почему же тогда Нобелевский комитет «не пропускал» Ландау до 1962 г., но присудил ему Нобелевскую премию немедленно после автокатастрофы, в тот же самый год? Случайное совпадение? Вряд ли. Подчеркнем еще раз: вопрос не в объективной заслуженности работы Ландау — премия более чем заслуженна им, — а в степени объективности номинаций и отбора номинантов Нобелевским Комитетом, личностной беспристрастности всех тех людей, которые осуществляют отбор, отрешенность их от всего, кроме значимости самой представленной работы и устава Нобелевских премий (завещания А.Нобеля).
Сопоставив хронологию нобелевских процедур в отношении Ландау и его научных открытий, приходим к выводу, что абсолютно заслуженная Ландау Нобелевская премия буквально висела на волоске. Не хочется выглядеть циничным, но хочется видеть вещи реальными. Будь удар грузовика чуть-чуть сильнее — и премии не было бы на сто процентов — согласно завещанию Нобеля премию не положено присуждать после смерти. Будь удар грузовика чуть-чуть слабее — возможно, премии опять не было бы, так как травмы Ландау были бы меньшими, не было бы таких героических и известных всему миру усилий по спасению Ландау. Значит, не было бы такого резонансного звучания имени Ландау, как это случилось после января 1962 г.
