А потом Грант возвращается и поднимает меня на руки, заносит в гостиную и говорит:

— Больше никакого секса на улице.

— Почему? — спрашиваю с обидой.

— Слышно все. Я думал, территория большая, оказалось, нет. Или просто ты стонешь слишком громко.

— А как ты узнал об этом?

— Вынес парням матрас, велел его увезти. А они как пятно увидели… Короче, на кота они подумали в последнюю очередь.

Аж выпрямляюсь на диване.

— В смысле? Они решили, что ты страдаешь недержанием?

Грант гордо улыбается, даже распрямляя плечи.

— Неа, они решили, что это тебе было так хорошо.

— Что?! Но пятно же воняет!

— Это они уже потом принюхались, — смеется Грант. — Ну вот слово за слово, парни и признались, что им все отлично слышно.

Щеки горят, как будто мне не все равно. Прикладываю руки — так и есть, горят.

Быстро натягиваю на себя топ и шорты, а после иду убирать осколки лампы и даже бокала, который разбили вчера, чтобы отвлечься. Мне стыдно, надо же.

После аппетит возвращается в тройном объеме, Грант решает пожарить котлеты для бургеров. Приличная еда почти закончилась, и он снова идет к парням по ту сторону ворот, которые живут в небольшом бунгало, прилепленном к высокому забору. Наверное, просит их съездить в город и купить еды.

Так наступает вечер, и мы готовимся к просмотру, а делаю вид, что не кусаю ногти и не напряженно всматриваюсь в сторону жаровни.

— Расслабься, ее все-таки отрубили. Мы победили.

Мы.

Грант с попкорном садится рядом. Щелкает пультом и закидывает в рот огромную порцию.

— Что будем смотреть? — спрашивает, даже не прожевав.

— Мы еще даже фильм не выбрали! Не ешь!

Смотрит на меня с осуждением, а потом медленно заносит ладонь… И снова загребает попкорном ковшом и пихает себе в рот в два раза быстрее.

— Ты так мне ничего не оставишь! Не ешь!

Начинаю есть тоже, но у меня и рот, и руки меньше. И я хотела смотреть кино с попкорном, а не проглотить все, пока мы будем выбирать его!

Грант прижимает миску к груди, а я пытаюсь ее у него забрать, и наши лица оказываются совсем рядом. У обоих рты наполнены кукурузой, но сердце все равно ухает прямо в пятки, где не подает признаки жизни.

Светло-синий взгляд точно напротив. Так близко, как никогда до этого.

Глаза Гранта темнеют и медленно опускаются на мои губы.

Хочу разжать пальцы, которыми вцепилась в миску. На удачу до меня долетают звуки рекламы сериала, который я давно хотела посмотреть, а у меня никогда не было времени. Конечно, мы не успеем посмотреть все три сезона сейчас, но может быть, Грант согласится? Тем более, пауза угрожающе затягивается, и я уже готова рассказать, даже если он откажется, про сериал про королеву Елизавету и принца…

Мои глаза широко распахиваются, а проглоченный попкорн становится поперек горла.

— Чарльз! — хриплю я. — Где Чарльз?!

Вторая экскурсия по дому Гранта нравится мне меньше, чем первая, которую, как и обещал, Адам устроил на следующий день. Тогда мы весело обошли дом снизу доверху, он оказался не таким большим, только удивительным из-за двухуровневого подвала. В самом нижнем, архитекторы спрятали все коммуникации и обслуживающие приспособления, вроде стирки, сушилки и отопительного котла с бойлером.

Под этот самый котел я и залезаю сейчас с фонариком, который Грант взял в первом подвале, где-то под барной стойкой, за которой Чарльза тоже не оказалось.

Куда делся мохнатый презрительный аристократ сказать невозможно. Времени после завтрака, который он покинул оскорбленный, было предостаточно, чтобы забиться, где угодно.

Избавиться от сомнения, что Чарльз вообще все еще в доме, тоже сложно. Внешние ворота были открыты какое-то время, а я тогда спала с открытыми глазами. Грант же был занят разговором с охраной.

— А он часто сбегает?

Грант тянет с ответом, а меня пронзает мысль, что это очень даже личное. Я спрашиваю его о прошлом, что влечет разговоры о том, когда Чарльз сбегал и при каких обстоятельствах. А мне не надо этого знать! Ведь у Адама Гранта есть личная жизнь с его невестой, о которой я старательно пытаюсь забыть, или сделать вид, что так и надо. Ничего особенного. Он взрослый мужчина и знает, что делает. Кто я такая, чтобы взывать к совести? Еще и за три миллиона.

— Было один раз, но тогда он…

— Ага, ясно, — прерываю Адама раньше, чем он совершит ошибку. Станет рассказывать, как было в той жизни, когда у него еще не было меня.

И так ясно, что жизнь у него была нормальной, раз дожил до этого дня с кучей денег, которые он может тратить так, как считает нужным, и шикарной виллой на лесных склонах с видом на океан. И после того, как мы разойдемся, его жизнь хуже явно не станет.

Это ошибка слушать о прошлом, потому что я у него — временно. И не надо считать, что так будет всегда. Дружеские беседы, воспоминания пусть и нерадостного прошлого — все это объединяет, связывает нитями, которые нам придется рвать уже через три дня. Лучше не впутываться уже сейчас, чем потом рвать по живому.

Выбираюсь из угла.

Под котлом, как и за стиральной машиной, как и в шкафу, за которым скрыто все обслуживающее бассейн оборудование, Чарльза нет. И это плохие новости.

Мы уже исследовали каждый угол дома. И второй подвал был последним вариантом, потому что сидеть на месте невыносимо, а Грант так и не смог вспомнить, закрывал ли он дверь или нет, когда сегодня отнес сюда белье со своей кровати и запустил стирку.

А значит, кот мог в любой момент сбежать и сюда.

Особенно такой эгоистичный кот, как Чарльз. Так и вижу его морду, перекошенную яростью из-за того, что ему так и не достался завтрак вовремя. Конечно, нассать на кровать хозяина было хорошей местью, но этого мало. Чарльз большой кот и весит под пятнадцать килограмм. Вот и месть его должна быть соразмерна. А подлая лужа — оружие мелких усатых товарищей. Мейн-куны способны и не на такое.

Может быть, я зря наделяла кота такими человеческими качествами, но я достаточно хорошо узнала его. На его месте я бы тоже спряталась со злобной ухмылочкой в каком-нибудь темном углу, приговаривая, что вот хрен вы меня отыщете. Еще поплачете, какой у вас котик был, да сплыл. Будете страдать, как я страдал, пока вы совокуплялись у меня на глазах, а я умирал от голода.

— Если бы я была котом… — замираю посреди подвала. — То где бы я предпочла умереть от голода? Какое место вызвало бы у нас наиболее безграничное сожаление о том, что мы сделали?

Брови Гранта взлетают так высоко, что кажется, кожа на лице сейчас лопнет.

— Я пытаюсь представить себя на месте кота.

— Умирающего от голода кота?

—Да, мы ведь его не покормили!

— И как? Уже хочется нассать на кровать?

Прыскаю, но тут же беру себя в руки.

— Как ты можешь шутить в такое время?

Улыбка сползает с его лица быстро.

Кота он действительно любил, не зря же взял с собой. Ни один клиент до него не брал с собой любимых питомцев, когда хотел провести время со мной. Они оставляли всю прежнюю жизнь за пределами моего любопытства, не оставляли ни единого окошка, чтобы я могла заглянуть и увидеть их настоящими. Сбрасывали детей, котов, собак, долги и кредиты на бедных жен.

А Грант взял кота.

Хотя все остальное, наверняка, расхлебывает его невеста. Есть поступки, которые роднят абсолютно всех мужчин.

Грант пинает пустую коробку из-под какого-то очищающего средства для бассейна и пожимает плечами.

— Я просто не знаю, где его искать… Он ведь такой большой! Чарльз занимает половину кровати, когда спит. Он не котенок, чтобы забиться в какой-то угол, и остаться там незамеченным. Да он даже коробки не любит! Сбежал он тогда тоже не специально, просто я уехал и оставил его одного.

Так вот почему он взял его с собой сейчас.

В случае Гранта не запонки с редким камнем приоткрывают мне завесу его жизни. Это с легкостью делает кот, который значит для него больше, чем собственная невеста. Как такое может быть? Не знаю. Это была бы исчерпывающая статья для энциклопедии «1000 и 1 необъяснимый поступок, или что им, этим мужикам, надо?».