— Сол, еще раз посмотришь туда, куда не должен, и ты уволен, — ровным тоном произносит Грант. — Подними перегородку, Майк.

Между нами и первыми сидениями ползет темное стекло, которое отрезает нас от водителя по имени Майк и второго парня Сола, который и придержал мне дверь, а сейчас, видимо, не удержался и бросил быстрый взгляд на мой вырез, когда я наклонилась.

Я могу об этом только догадываться, поскольку была слишком занята обувью, но от мистера Чудовища любопытный взгляд охранника не укрылся.

Получается, Чудовище не любит делиться игрушками? Ну не приревновал же он в самом деле?

Грант по-прежнему смотрит в боковое окно, не удосуживаясь даже взглянуть на меня, когда начинает говорить:

— Если я увижу, как ты улыбаешься моему обслуживающему персоналу, то и обслуживать будешь только их. Это понятно, Жаклин?

Прочищаю горло.

— Мои действия прописаны в контракте, сэр. Вы не имеете право отдавать меня, просить меня спать с кем-то, кроме вас, и…

— И не приглашать зрителей, пока я тебя трахаю, знаю, — заканчивает он за меня.

Итак, контракт он читал и очень вдумчиво.

От мысли, что весь этот месяц он вынашивал свой план, коварно расставляя свои сети, готовясь к тому, о чем я не имею ни малейшего понятия, становится не по себе.

Боже, во что я на этот раз влипла?

— Но не надо мне рассказывать сказки, что ни один из клиентов никогда не уламывал тебя на оргию с их участием, — продолжает Грант. — Групповой секс ведь включен в тот тариф, который я уже оплатил, и там достаточно лазеек, чтобы исполнить самые разные мечты, нет?

Он прав.

Но сама я в оргиях участия не принимала и не собираюсь. Как и доказывать что-либо Гранту не буду, тем более что он и не собирается мне верить.

В его голове прочно засел какой-то шаблон, который как раскаленный гвоздь, выжигает всю его симпатию ко мне на корню, и я не знаю, как переубедить его в обратном. И нужно ли?

— Не хотела вас расстроить, сэр. Простите, это была обычная вежливость. Учту ваши пожелания, — мой голос льется мягко, как шелк.

Грант даже поворачивает ко мне лицо.

Растягиваю губы в вежливой улыбке, показывая, мол, отныне я буду улыбаться так широко только ему.

Но он скептически качает головой.

— Также неубедительно, как и твои стоны, Жаклин. Не стоит.

Дом, в который мы приезжаем, вылизан сверху донизу, как мужчина после групповухи, а сверкает так, будто здесь праздновали визит президента, Рождество и Хануку одновременно.

Ни один особняк, в котором я была до этого момента, не сравнится с этим.

Каждая травинка и капля воды в кристально-прозрачном бассейне кричат об огромным деньжищах, вбуханных в эту недвижимость, но при этом все выглядит парадоксально уютным и простым. Кирпичные стены и огромные окна залиты теплым карамельным светом, а газон так стильно подстрижен, будто им занимались лучшие звездные стилисты. Здесь, как в музее, в котором можно все потрогать, но сейчас делать этого все равно нельзя.

Я должна спешить за Грантом.

Ничто не привлекает внимания Гранта, когда он покидает свой черный внедорожник. Он не оглядывается по сторонам и не осматривается. Идет ровно прямо к дверям.

Я выбираюсь следом и очень стараюсь не глазеть по сторонам, убеждая себя, что это лишь первый вечер и у меня еще будет время все изучить. Конечно, если мне будет это позволено.

Дом стоит на возвышенности, и терраса у бассейна заканчивается прозрачным ограждением вдоль темного обрыва, со стороны которого доносится размеренное дыхание океана. Побережье хоть и рядом, но скорей всего, далеко внизу, но даже тут горячий сухой воздух пропитан солью.

Через окна во всю стен видно, что внутри горит каждый светильник, а мебель и детали интерьера, как ступени лестницы, тоже подсвечены карамельными полосами.

Разумеется, хозяина ждали. Может быть, Грант, как дракон, решил заползти обратно в ту дыру, где все это время копил свои миллионы.

Какой музыкант может себе такое позволить? И какой смысл в таком расточительстве?

В дом Грант входит первым, я едва поспеваю следом. В доме пахнет деревом, чистотой и солью — часть окон стоят нараспашку, как и стеклянная дверь, ведущая на деревянную террасу у бассейна.

Сам Грант пахнет также или очень похоже, древесная нотка есть и в его парфюме тоже. А соленый привкус на губах теперь ассоциируется только с ним.

Густая тьма за обрывом, вдали которого плещется океан, продолжает меня гипнотизировать, когда в центре просторной гостиной я замечаю жаровню из черного гранита. Остальной декор моментально перестает что-либо значить.

Языки пламени могут кого угодно обмануть своей покорностью, но только не меня. Пламя самое настоящие, а на жаровне горкой сложены, похоже, какие-то особые и специальные угли. Ограждения у жаровни нет, только едва заметное углубление.

Никакого дыма я не чувствую и даже жара нет, но по спине ползет капля холодного пота. Кому, черт побери, пришла идея зажигать настоящий огонь на месте кофейного столика? Зачем это нужно в двадцать первом веке?

— Стой там.

Рефлексы срабатывают быстрее, чем до меня доходит смысл сказанного. Замираю в каком-то шаге от порога, так и не успев войти в дом. Нахожу взглядом Гранта.

В этот интерьер со своей внешностью он вписывается идеально. Я бы сказала, что это действительно его недвижимость. Будь я журналисткой из издания «Интерьеры и богачи», то уже прыгала бы вокруг него с камерой, а потом я бы обязательно взяла у него интервью.

Но работа у меня другая.

И здесь я оказалась тоже не потому, что мистер Грант решил похвастаться своими владениями.

В карамельном свете, которым подсвечены все деревянные элементы декора и мебели, глаза Гранта приобретают какой-то янтарный оттенок выдержанного виски, который пьянит и бьет в голову почти также сильно.

— Что-то не так, мистер Грант? — приподнимаю одну бровь.

Неужели сейчас скажет, что такие, как я, не должны входить через парадный вход?

— Твоя одежда, — говорит Грант. — На чьи деньги она куплена?

Только вовремя стиснув зубы, не остаюсь стоять на пороге с разинутым от удивления ртом. Вы, мать вашу, серьезно, мистер Грант?

— Я сама себя обеспечиваю.

— Да неужели? — скептически замечает он. — Раздевайся. В моем доме на тебе будет надето только то, что куплено и оплачено мной.

— Сэр, мои вещи доставят только завтра, когда я позвоню в агентство и продиктую адрес.

— Можешь отменить доставку. Вещи тебе не понадобятся. Завтра ты можешь заказать себе все необходимое онлайн. И все должно быть новым, это ясно?

— Что же я буду носить до тех пор?

Грант расстегивает одну пуговицу, затем другую. А после белая сорочка летит мне в руки.

Он остается только в брюках, а я снова сглатываю. Он не раздевался в агентстве. Только закатал рукава.

И теперь я впервые вижу его полуголым.

Загорелая кожа от горячей карамели, которая затопила эту комнату, кажется еще темнее. Слаще. Тверже, как леденец из кленового сиропа. Хочется провести языком по груди, прессу, обвести пальцами V-образные мышцы внизу живота, которые теряются под черным ремнем на поясе. Музыку я, так понимаю, он прямо в спортзале и сочиняет, а отжимается между сонатами?

— Долго я буду ждать?

То есть, он не шутит. Он правда хочет, чтобы я сейчас разделась прямо на пороге, а до того, как мне привезут новую одежду, носила его рубашку.

И звание «самый радушный хозяин года»… отправляется Адаму Гранту!

— Я должна раздеться полностью, сэр?

Хотя бы туфли я могу оставить?

— А что, трусики ты получила от мамы на Рождество? — парирует Грант, сложив руки на груди.

Прощайте, Лабутены.

— Мне нужна ваша помощь, сэр, — говорю, облизав губы. — С платьем.

Он не велит мне подойти ближе. Приказ предельно понятен — ни шагу в его доме, пока на мне одежда, купленная другими мужчинами.