Потом он привязывает новую веревку к бантику, вручает игрушку мне со строгим наказом радовать и не печалить Чарльза, пока его не будет, а сам проводит короткий сеанс связи в кабинете за закрытыми дверьми. На этот раз даже на ключ. Видимо, разговор предстоит очень серьезный на этот раз.

Правда, за своей наградой он возвращается сразу после и тут же валит меня на диван. Что-то впивается мне в спину, и я хныкаю.

— Тут так неудобно.

— Жутко неудобно, — соглашается Грант. — Пустишь в свою спальню?

Не отвечаю.

Хватит с него того, что он лежит сверху. Лицом к лицу и я не отворачиваюсь. Смотрю прямо в его глаза, которые сегодня такие же яркие, как и его запонки. Я их давно не видела, но цвет запомнила хорошо.

Грант скатывается на пол и ложится на живот.

— Этой ночью буду спать на полу, он хотя бы ровный. Поясница будет мне благодарна.

— Массаж?

— А ты умеешь?

Позволяю себе кривую улыбку. Это впервые, когда я с таким сарказмом отношусь к собственной работе и умениям, которые мне положены.

— Без одежды, — успевает поставить условие Грант. — Мы и так знаем, чем это закончится. Так что раздевайся сразу.

Ухожу к себе в спальню за специальным маслом, там же раздеваюсь и набрасываю шелковый халатик.

Когда я возвращаюсь со всем необходимым, Грант уже ждет меня обнаженным.

Набрасываю ему на ягодицы полотенце, которое тоже прихватила с собой. Для начала хотя бы сделаю вид, что я здесь по делу.

Сажусь сбоку, поливаю спину тонкой струйкой разогретого в ладонях масла и с наслаждением растираю спину. Снова, снова и снова. Разминаю шею, воротниковую зону и спускаюсь ниже к пояснице. Грант сдавленно стонет. Мышцы сильно напряжены, значит, про диван он не врет. Спать здесь неудобно. Но никто из нас не произносит вслух, что спать ему тут осталось всего две ночи. Если он захочет остаться в доме, то просто переедет в комнату, которую сейчас занимаю я.

Чарльз садится по другую сторону спины Грант и, наклонив голову набок, с интересом следит за моими ладонями. Размеренные скользящие движения сверху вниз гипнотизируют кота. Мы столько времени с ним играли до этого, что Чарльз крайне заинтересован новой игрой.

Правила объяснять ему не приходится. Реагирует он быстрее, чем я. И Гранту прилетает по голой ягодице когтистой лапой.

Он шипит и вздрагивает.

— На иглоукалывание я не подписывался!

Чарльз убегает, но недалеко. Продолжает наблюдать, и я решаю, что со спиной мы от греха подальше закончили. Чарльз находит забытый бантик и вроде бы тоже забывает про нас и наши странные игры.

Грант переворачивается на постеленную для него чистую простынь, и по потемневшим глазам сразу понятно, что сеанс массажа можно считать завершенным. Пора переходить к десерту.

— Можно мне тоже масла?

Переливаю в его ладонь немного, а он второй рукой стягивает с меня халатик. Обводит ладонью мою грудь, пропускает между пальцев сосок. А потом приподнимается и целует вторую. Не отпускает ни на мгновение, только гладит, тянет, прикусывает и обводит пальцами.

— Я еще не закончила… — выдыхаю вместе со стоном.

Хотя массаж и закончен, наша игра только начинается.

— Ты можешь продолжать, — разрешает он, сдергивая с себя полотенце.

Зачаровано смотрю, как подрагивает кожа живота, когда я поливаю ее тонкой струйкой масла. Эту порцию я специально не грела в ладони, пусть будет контрастно.

Мои прикосновения скользящие, дразнящие, сжать сильнее не получается никак. Могу удивлять только скоростью движения ладони. Масло позволяет двигать рукой очень быстро, хотя и убивает трение, но сейчас дело и не в нем.

Пальцы Гранта безошибочно находят самые чувствительные точки на моих бедрах. Я откидываюсь назад, позволяя ему ласкать травмированную кожу. Для меня эти касания ощущаются куда острее, чем прикосновения между ног. Это доверие, о котором другим мужчинам не следовало и мечтать.

— Сегодня ты сверху, — шепчет он. — У меня больная спина.

Перекидываю ногу и медленно опускаюсь. Позвоночник простреливает возбуждением, а низ живота наливается тяжестью. Упираюсь руками в его грудь, надеясь, что он не станет вставать или обнимать меня.

Грант не двигается.

Только сморит из-под полуопущенных ресниц.

Хорошо.

Его пальцы снова ложатся на мои бедра, и я начинаю двигаться. Сначала медленно, раскачиваясь, дразнящими движениями доводя его до хриплой истомы. Грант неосознанно начинает отвечать бедрами, желать большего. Потребность в сильных глубоких толчках растет с каждой секундой, усиливая наше желание.

Я опускаю его ладони себе на ягодицы и шепчу:

— Помоги мне.

Он подхватывает меня под бедра и насаживает на себя, а меня прошивает словно током. Я выгибаюсь, хватая раскрытым ртом воздух. Царапаю его грудь, хватаюсь за плечи, чтобы удержаться. Он врезается в мое тело, заставляя всю меня вздрагивать только от ударов его бедер.

— Кричи… Давай!…

Он с жадностью следит за каждой моей эмоцией. Даже немного приподнимается. Это опасно, сигнализирует та часть моего мозга, что не дает мне отключиться полностью. Но я не могу попросить его прекратить. Поменять позу. Я так близка к финишу, так сильно дрожу в его руках, что все-таки кричу.

Он еще сильнее впивается в мои бедра пальцами и его частые-частые движения безупречны. Идеальный ритм, который возносит меня на небеса в два счета. И я снова кричу, срывая голос. Хватаю воздух ртом и вздрагиваю, распадаясь на атомы во второй чертов раз за считанные минуты.

Он насаживает меня максимально глубоко, и его имя срывается с моим губ стоном:

— Адам…

И вдруг я слышу ответ.

Сквозь бешеное биение собственного сердца и пульсирующий шум крови в ушах, слышу тихое хриплое пораженческое:

— Джеки…

Волосы на теле встают дыбом. Вся кожа моментально покрывается мурашками. Глаза снова щиплет, а в легких не остается воздуха.

Грант отпускает меня, и я падаю на него, тяжело дыша. Касаюсь лбом его влажной груди, прижимаюсь ухом и слышу такое же громкое сердцебиение в его груди, как и мое собственное, которое колотит меня изнутри как лихорадка.

Джеки, Джеки... Не будь дурой, Джеки. Вот что он должен был сказать вслух.

Ведь нам остался последний день.

Этой ночью я опять вскакиваю с кровати, срывая голос от крика. Утирая холодный пот со лба, натыкаюсь взглядом на Чарльза, который с недовольным видом поднимается с моей подушки и укладывается ниже.

Так вот из-за кого я стала задыхаться во сне, так что дали знать о себе старые кошмары. Пятнадцать килограмм шерсти решили, что это отличная идея спать у меня на лице. А заодно и придушить меня во сне.

Тогда же дверь спальни с грохотом распахивается, и на пороге появляется Грант.

— Опять кошмары? — только и спрашивает он.

Хочу сказать, что ничего страшного, ошибка вышла, можно уходить, но вместо этого беру и киваю. А потом зачем-то еще и всхлипываю.

Грант бесцеремонно сбивает Чарльза в изножье кровати, взбивает подушку и садится на кровать, вытягивая ноги.

— Ложись. Я буду рядом.

Осторожно укладываюсь на самом краю кровати. Даже дышать боюсь в полную силу, только вслушиваюсь в его дыхание. Матрас прогибается. Это Чарльз, включив обаятельного трактора, идет напролом к хозяину, уворачивается от его руки и всем весом наваливается на мою спину. Грант тихо матерится сквозь зубы, поднимает кота и укладывает с другой стороны. Но чтобы с другого края было место, Гранту нужно придвинуться вплотную ко мне.

Грант немного подвигается.

Я аккуратно подвигаюсь тоже. Незаметно. Аккуратно, почти бесшумно.

Пара чертовых дюймов даются так тяжело, будто тело разбито параличом. Кожа на спине вспыхивает от прикосновения к его горячему телу. Он все еще пахнет моим маслом, хотя и принимал душ после.

Грант недолго сидит, потом он все-таки медленно вытягивается рядом. Наверное, боится разбудить. Или спугнуть.