— Идем. Здесь его нет.

Киваю и выхожу следом, но дверь Грант все равно не закрывает. Как будто надеется, что Чарльз все-таки забился в какой-то неизученный нами угол, а после выберется.

Бильярд так и стоит разворошенный нашей последней игрой, но сейчас мы проходим мимо. Поднимаемся в гостиную по пяти ступенькам, и Грант снова оставляет и вторую дверь открытой. От мысли, что так он теперь будет поступать всегда в надежде, что это поможет Чарльзу вернуться, ёкает сердце.

Та привычка, которая режет сердце на лоскутки, а после кто-нибудь спрашивает: «А почему ты никогда не запираешь двери?» или «Зачем ты ставишь дверцу для животных, если их у тебя даже нет?». Или «Почему ты бледнеешь, когда я прикуриваю сигару?». И даже «Почему ты отказываешься ехать вместе с ним на огненное шоу, он же столько тебе заплатил за сопровождение?!»

Потому что некоторые привычки обошлись нам слишком дорого.

В гостиной Грант снова ходит по комнате, заглядывая под диван, в шкафы на кухне (ну вдруг сам добрался до консерв). Все это мы уже исследовали. Даже свои спальни. Мою полупустую гардеробную. Даже с опаской выглядывали в бассейн, но ничто не нарушало спокойную бирюзовую гладь.

Раздается неожиданная трель, и Грант нажимает на кнопку возле дверей.

— Босс? Тут кое-кто приехал, — разносится на всю гостиную.

Мне хочется сбежать, чтобы не слышать дальнейший разговор, но мои ноги почему-то будто приросли к полу. И я остаюсь на месте.

— Я никого не принимаю, — отрезает Грант.

Кажется, ему тоже неловко за то, что он вынужден говорить по громкой связи. Почему-то у этой системы не предусмотрели телефонную трубку и какую-то приватность.

— Но это… — возражает охранник.

— Мне плевать! — отрезает Грант.

— Сэр, это лейтенант Джоу, национальная армия.

После незнакомого голоса смолкает даже Грант.

— Не хочу мешать вашему отдыху и простите, что так поздно. Но я обязан предупредить вас о движении огня в лесу, в ста милях к северу отсюда. Жду вас снаружи, сэр. Много времени я не займу.

Время до возвращения Гранта тянется невозможно долго. Будь Чарльз на месте, я бы хоть потупила в экран телевизора, но без кота расслабиться и не думать о том, что пламя где-то рядом не получается.

Исчезновение кота и близость лесных пожаров взвинчивают мои нервы до невозможного. Время до возвращения Гранта тянется медленно, и я меряю гостиную шагами, благо размеры позволяют кружить по ней хоть до потери пульса.

Наконец дверь снова отворяется.

— Ну что там?

— Все в порядке.

Грант проходит на открытую кухню, берет льда и достает виски. Стискиваю до боли руки, когда первый глоток он выпивает разом. А после наливает еще на два пальца.

— Ты не мог бы рассказать больше?

— Я ведь сказал, что все в порядке.

Стал бы он смотреть невидящим взглядом на неработающую жаровню, если бы все было именно так? Вряд ли. Я не знаю, что сказал лейтенант и, судя по всему, правду так и не узнаю.

— Так мы не уедем? — отвращение к Гранту ощущается горьким привкусом на языке.

— Осталось три дня. Мы не можем.

И вот она, правда.

Ему жаль денег и оставшихся дней. Ему нельзя возвращаться в город со мной, где его могут увидеть. Особняк в лесу хорошее место для уединения, а охрана не станет рассказывать правду невесте, которой ни к чему знать об отвязном мальчишнике длиной в неделю.

Грант перехватывает стакан так сильно, что кажется, стекло вот-вот треснет. Его взгляд темнеет, когда он останавливает его на мне.

— Твой страх понятен, но я выключил долбанную жаровню ради тебя. Думаешь, я стал бы подвергать наши жизни опасности и сидеть в лесу и дальше? Эти леса в Калифорнии горят каждый год! Ничего страшного не происходит, Жаклин!

— Но лейтенант не приехал бы, будь все так, как ты говоришь.

— Он просто объезжает дома в округе. Такая у него работа. Предупредить! Если бы огонь был уже рядом, с нами не стали бы разговаривать. А он за сто миль отсюда! Иначе здесь уже была бы национальная армия, которая приказала бы покинуть нам дом в ту же минуту.

— Никто не знает, куда движется пламя.

Грант трет переносицу пальцами.

— Ты преувеличиваешь. Они знают! Эти люди годами сражаются с огнем и знают, как управлять им и как контролировать.

— Ты не знаешь, каким бывает огонь!

— Хватит! Ладно? Я понимаю, это твой триггер, но сейчас мы в безопасности. И давай закончим на этом.

Киваю, обхватывая себя обеими руками. Будет лучше, если я вернусь в спальню. Вечер уже испорчен и другим не будет. Уже на лестнице слышу звук стекла и оборачиваюсь.

Грант снова пьет. Не знаю, кто виноват в его состоянии: Чарльз или сорванный отдых, но Грант не был таким прежде.

— Он просил тебя уехать?

Мне важно услышать, что Грант не стал бы рисковать нашими жизнями, а еще услышать правду о визите полиции.

— Мы пробудем здесь еще три дня, — только отвечает он.

Значит, лейтенант вполне мог попросить его уехать, но сам Грант решил остаться, ведь что такое каких-то три дня?

Всего лишь три дня, которые могут стоить нам обоим жизни.

Поднимаюсь обратно по лестнице в свою спальню. Дверь тоже оставляю приоткрытой.

Этой ночью я так и не слышу музыки.

А утром впервые просыпаюсь одна.

Утром я нахожу Гранта на диване в гостиной. Он спит в одежде, уткнувшись щекой в диванную подушку, а его рука свисает до пола. Перед ним на низком столике наполовину пустая бутылка виски, а в формочки для льда стоят растаявшие. Отсутствие матраса не проблема, когда в доме достаточно виски.

Я бы могла подойти к нему и ласково разбудить, посмеяться над тем, что следующие три дня он все равно будет спать на неудобном диване, так что лучше бы нам уехать прямо сейчас.

Но Чарльза все еще нет. И смеяться хочется меньше всего.

Поэтому я разворачиваюсь и иду инспектировать холодильник. Яиц больше нет, так что на завтрак только кофе без молока, последний авокадо и мягкий сыр. Тостов тоже нет.

Грант все-таки просыпается. Не говоря ни слова, просто садится на диване, запускает руки в волосы и сидит без движения, как будто от резкого движения мозги могут расплескаться. Знакомое состояние с похмелья.

Вспоминаю, где видела в ящиках на кухне аптечку, набираю стакан воды и бросаю туда аспирин. Ничего личного. Я не раз поступала так с клиентами.

Помятый Грант бросает на стакан с лекарством хмурый вид, но не отказывается. Стакан осушает с жадностью.

— Я в душ.

Киваю и возвращаюсь на кухню. Ем в тишине. Одна. Какими будут эти три дня без Чарльза?

А сможет ли Грант вообще уехать, если так и не найдет кота? Даже если огонь будет рядом?

Это не мое дело, отдергиваю себя. Через три дня меня не будет не только здесь. Меня не будет и в его жизни. За советами пусть идет к своей невесте.

Вздрагиваю от внезапного грохота. Отставив чашку, прислушиваюсь к шуму на втором этаже. Грант упал в душе? Непохоже. Звук был… громкий, глухой и в то же время ближе…

Мелодичный?

Поднимаюсь из-за кухонного островка и замираю посреди гостиной. Грант, целый и невредимый, появляется на лестнице в одних штанах и с полотенцем на плечах, которым ерошит влажные волосы.

— Что ты делаешь?...

— Тихо, — прикладываю палец к губам.

Глухой стук повторяется снова.

К нему вдруг прибавляется приглушенный «дзынь».

Глаза Гранта расширяются, и он бросается прямиком к кабинету. Я бегу следом. Моментально определив, откуда доносится звук, Грант отбрасывает тяжелый, бесформенный чехол, обнажая красивый черный рояль.

Копошение, стук и звон моментально становятся громче.

— Будь ты проклят, — восклицает Грант, откидывая крышку рояля. — Да как ты сюда вообще забрался?

— Мяу, — отвечает ему Чарльз.

Кошачий навигатор был бы очень немногословен, если бы существовал в природе.

Кот дергается при виде хозяина, хочет выпрыгнуть, но снова раздается тот самый звук — это натягиваются и вот-вот порвутся струны. Кот-тяжеловес чхать хотел на инструмент, в который залез, но не смог выбраться, запутавшись, как перекормленный окунь в натянутых сетях.