Потом Микелис еще натесал бревен и наново поставил все постройки, а тогда спрашивает хозяина, не надо ли ему денег? Тот отвечает:

— Как не надо, да только кто их даст?

— Ладно! — ухмыльнулся чертов Микелис, — поехали в лес!

Приехали в лес и давай мох драть, надрали воз лишайника с пней и воз мягкого мха болотного. Наложили полные возы и поехали в город. Приехали туда, а мох теперь стал похож на шерсть, да на такую мягкую, что вокруг возов быстро народ столпился. «Вот шерсть, так шерсть! Почем фунт?» — «Столько-то». Тут же, не рядясь, платили сколько прошено и раскупили оба воза. Болотный мох пошел за пух, лишайник — за подшерсток. Денег загребли целую кучу.

Переделал чертов слуга все дела по хозяйству, нечем ему заняться, вот он и говорит мужику, что, дескать, пойдет он к барину просить делянку леса и выкорчует его под пашню. Ладно. Барин соглашается, а сам думает: «Да разве такому замухрышке выкорчевать?»

А малый как взялся за дело, только земля комьями летит, оглянуться не успели — весь лес распахан и засеян. Выросла пшеница выше головы. А барину до того жаль, до того жаль урожая, — ни за что не хочет отдать такую пшеницу. Чертов малый ему и говорит:

— Коли не даешь — не надо! Но хоть одну охапку-то дозволь взять, за то что возделал и засеял поле.

— Да, да, это пожалуйста!

А мой малый что делает? Он давай лыко драть целыми возами да сучить такую бечеву, что мужику одному даже конца не поднять. Пошел с ней чертов Микелис к усадьбе, увязал скошенную пшеницу всю до колоска в одну охапку, взвалил на спину, притащил к своему хозяину и говорит:

— Дозволил барин целую охапку взять, да хватило всей пшеницы только на пол-охапки!

Вот обмолотил он пшеницу, засыпал закрома, а тогда и говорит мужику:

— Ешь теперь хлеб на здоровье, да знай меру — я ухожу, потому что срок мой вышел.

На том черт и ушел.

Черт и овинщик

дин овинщик пошел в рощу веники вязать и повстречал статного барина с длинным носом. Был это сам черт. А овинщику что? — какое ему дело до чужака — разговоры, что ли, с ним разговаривать или останавливаться? Однако черт не вытерпел и заговорил первым, просит овинщика свое имя назвать.

— Имя мое? Меня зовут Сам.

— Ах, Сам! Сам! Так, так, значит. А что ты будешь делать в этой роще?

— Что буду делать? Спрашивает, как малое дитя, — веники надо вязать. Сам посуди, на такую большую усадьбу сколько веников надо, пока все смолотят.

— Да, да — надо, надо! А если бы ты дал мне два фунта нюхательного табака, вот бы я тебе веников-то навязал!

— Два фунта! Это пустяки, что же, можно и по рукам! Дожидай меня тут, сейчас принесу.

Приходит овинщик домой, а веники уже там, полное гумно. Вот приносит он черту табак, черт набивает в свой длинный нос два фунта за одну понюшку и даже не чихнет ни разу. Вот так-то было.

На другой день идти овинщику в рощу грабли мастерить. Опять встречает черта.

— Эй, Сам, ты что будешь делать в этой роще?

— Что делать буду? Граблей надо наделать; на такую большую усадьбу сколько граблей надо, пока все смолотят.

— Да, да — надо, надо! А не мог бы ты дать мне еще два фунта табака? Я тебе граблей наделаю.

— Два фунта! Это пустяки. Дожидай меня тут, сейчас принесу.

Приходит овинщик домой, а грабли уже на месте, полное гумно. Вот приносит он черту табак, черт забивает в свой длинный нос два фунта за одну понюшку и даже не чихнет ни разу.

На третий день идти овинщику в рощу цепа мастерить. Опять встретил черта.

— Эй, Сам, ты что будешь делать в роще?

— Что буду делать? Цепá надо наделать; на такую усадьбу большую сколько цепов надо, пока обмолотят.

— Да, да — надо, надо! А не можешь ли дать мне еще два фунта табака? Я бы тебе цепов наделал.

— Два фунта! Это пустяки. Дожидай тут, сейчас принесу.

Приходит овинщик домой, цепа уже на месте, полное гумно. Вот приносит он черту табак, черт забивает в свой длинный нос два фунта за одну понюшку и даже не чихнет ни разу.

Вроде бы на этом и все, да не тут-то было! Черт табак-то получил, а на следующую неделю с самого утра опять приходит к овинщику: пусть, дескать, тот даст ему еще два фунта!

Тут овинщик и задумался: «Ну и влип же я! Как отделаться от этакого шельмы?» Однако в тот самый миг пришла ему в голову хорошая мыслишка.

— Послушай, черт, чего ты будешь брать каждый раз на понюшку? Лучше отдам тебе сразу всю табакерку, вот тогда уж нанюхаешься. Да только у меня не весь табак смолот, посиди тут в риге, подожди, пока я на гумне намелю.

— Давай помогу тебе молоть!

— Нет, нет, нет — не ходи! Когда табак мелют, приходится очень здорово чихать, и кто непривычный, может совсем зачихаться, что тогда делать?

Черт подумал: «Ладно, пусть будет по-твоему!»

А овинщик пошел на гумно и стал в толстую дубовую колоду с торца клин забивать, так чтобы трещина получилась. Черт заслышал стук топора, думает: «Счастье мое, что не пошел с ним, эк он здорово чихает-то!»

Насыпал овинщик в трещину табак и кличет черта.

— Иди теперь, иди понюхай, не крупно ли смолол.

Приходит черт:

— Это и есть твоя табакерка?

— Ну да, нюхай, валяй!

Черт сунул свой длинный нос в трещину и нюхает; тут овинщик ударил по клину, клин из трещины выскочил, и остался чертов нос в колоде. Бросился он бежать как угорелый вместе с колодой, орет благим матом.

Чертовы работники, услышав такой вой, спрашивают:

— Кто тебе нос защемил?

— Сам, Сам!

— Гляди-ка, сам нарочно прищемил себе нос и еще орет! — дивятся работники и в ус себе не дуют.

Вот случилось на другой год овинщику поехать вместе с подпаском за сеном и, как назло, надо же было им встретить по пути прошлогоднего черта. Как тут быть? Черт сразу дорогу лошади загородил: теперь-то он уж отплатит за свой нос! А овинщик не растерялся — схватил пастушонка за ноги, задрал их кверху и кричит во всю глотку:

— Подойди только поближе, подойди, я тебе этими клещами и остаток носа отхвачу, тогда вовсе табака не понадобится.

Черт, услышав такие страсти, кубарем пустился наутек; мигом и след его простыл.

Работниковы дети

глубокую старину жил-был бедный работник. Было у него двое детей: взрослая дочь красавица и сыпок малыш.

И вот однажды этот работник попал в такую нужду, что в доме, как говорится, хоть шаром покати. Вздыхает он горько: «Хоть бы кто меня выручил на этот раз!»

Промолвив это, взглянул он в окно и видит: важный барин как раз в этот миг влетает в ворота на шести вороных жеребцах. Заезжает он во двор, привязывает коней и в избу заходит: не живет ли, мол, здесь тот самый работник, у которого красавица дочь?

— Живет, — отвечает тот.

— Ну, тогда не зря ехал. Привез я тебе четверик золота и желаю на твоей дочери жениться. Отдашь?

— Да как же такому барину отказать? Ладно, согласен!

Барин тут же высыпал золото, забрал дочку и умчался, так что работник не успел даже расспросить, кто он такой и откуда взялся.

Не один год минул с того дня. За это время работников сынишка вырос в статного молодца и решил отыскать свою сестру, куда бы она ни была завезена. Вот уже который день мыкается он по свету, на тяготы не сетуя, про сестру расспрашивает: однако нигде о ней и слыхом не слыхать.

Однажды, по лесу скитаясь, попал брат случайно в густые заросли терновника и заметил там дыру в земле.