– Как думаешь – увидим ли мы ещё когда-то эти берега?

– Ты же только что была недовольна ими…

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду! Вернёмся ли мы когда-нибудь?

– Ну разумеется вернёмся! – ответил Драонн с уверенностью, которой не испытывал. – Иначе для чего было всё это? Мы обязаны вернуться, и вернуть этот мир себе!

– Пусть так и будет, – вздохнула Кэйринн и замолчала, погрузившись в какие-то свои мысли.

***

В детстве и юности Драонн обожал читать книги о путешествиях в дальние страны. Он зачитывался воспоминаниями великих мореплавателей, часами зачарованно глядел на морскую карту, специально купленную для него отцом в Кинае за большие деньги, пытаясь определить маршруты, которыми бороздили океаны корабли этих великих путешественников. И всегда, всегда неизменно мечтал об одном – оказаться на их месте.

Оказалось, морские путешествия не так интересны, как ему представлялось. Более того – они были откровенно скучны. Изо дня в день вокруг – одна и та же картина безбрежного моря, лишь изменчивое небо дарит хоть какое-то разнообразие. Изо дня в день – одни и те же люди, скученные в небольшом пространстве корабля. Казалось бы, что уж к этому принцу, пережившему не одну осаду, было не привыкать, но всё же разница между пусть не очень большим, но замком, и пусть даже достаточно большим, но кораблём оказалась весьма разительной.

Уже через неделю плавания Драонн стал страстно желать поскорее добраться до берега, а через две недели осознал, что начинает потихоньку ненавидеть и этот океан, и эту шхуну, и даже этих илиров, находящихся рядом. У него началась бессонница, и даже мерный шорох волн по деревянным бортам уже не убаюкивал его. Драонн стал очень чувствителен к храпу, и если раньше он спокойно засыпал среди полусотни храпящих воинов, то теперь он часами вертелся в жутком неуютном гамаке, подвешенном к потолку, скрипя зубами от ненависти ко всем блаженно похрапывающим вокруг.

Поначалу немного спасало от однообразия общение с Эйрином, но теперь Драонна начинало тошнить от этой вечно насмешливой легкомысленной манеры разговаривать. Гораздо комфортнее было стоять на корме с Кэйринн, меланхолично глядя на вспенивающийся след корабля и изредка перебрасываться какой-нибудь фразой.

Это вынужденное бездействие несло и ещё одну большую проблему. Впервые с тех пор, как не стало Айри и детей, Драонн так надолго был ничем не занят. Ничем, что могло бы заглушить постоянную боль, вызываемую воспоминаниями. Теперь он не мог избавиться от этих мучительных мыслей, а вдобавок к ним появились и сны. До сих пор Арионн миловал принца – возможно, от усталости или пережитого стресса, но спал он, не видя снов. Теперь же сны вернулись, несмотря на то, что принцу редко удавалось проспать хотя бы три часа за ночь. И чаще всего это были сны о его семье.

В одних снах он переживал какие-то минуты из совместной жизни, другие были более бессвязны и не имели какого-то определённого сюжета. Но куда страшнее были сны, в которых он раз за разом видел смерть своих любимых. Он видел, как озверело рубят топорами и палашами Аэринн, до последнего защищавшую вход в сруб. Он видел, как испуганная и растерянная Биби неловко швыряет небольшой огнешар, совершенно не ориентируясь в новой комнате, как она пятится, слыша приближение убийц, не имея сил даже закричать… Он слышал, с каким влажным, слегка хрустящим стуком падало на землю тельце его Гайрединна, в очередной раз не долетев до цели… Он видел и слышал это так, словно был свидетелем этому.

Видел он во сне и старого Ливейтина, и Перейтена, и даже его сына, хотя давно позабыл уже его лицо. В общем-то, при таких снах он даже отчасти был рад свалившейся на него бессоннице. Однако в целом всё это подтачивало и душевное, и физическое здоровье лиррийского принца.

Кэйринн замечала перемены, происходящие в её принце. Она понимала, какие демоны постепенно завладевают его душой – демоны самоистязания, сожалений и мести. Понимала она и то, что ничем не может ему помочь. С тех пор, как Драонн лишился семьи, она намеренно отстранилась, отдалилась от него, боясь превратиться в стервятницу, пирующую на чужом горе. Даже если бы её возлюбленный, терзаемый одиночеством и болью утраты, сам пришёл бы к ней, ища облегчения в её объятиях – она оттолкнула бы его. Вот и теперь она лишь наблюдала, как медленно разрушается его личность, не делая ничего, чтобы этому помешать, и находя даже некоторое болезненное удовольствие в этом совместном падении…

К началу месяца жатвы случился первый крупный шторм. Несколько часов «Солнцекрылая» билась на волнах, некоторые из которых вздымались на шестьдесят футов к чёрным, набухшим от дождя тучам. Но, как и говорил принц Эйрин, крепко слаженная шхуна играючи справлялась с такими валами. Да и сам капитан был подстать своему судну.

И это было весьма кстати, поскольку вскоре за первым штормом последовал второй, хоть и не такой мощный, а затем – ещё и ещё. На Западном океане начался сезон штормов. Эйрин заверял, что до побережья Эллора осталось не больше недели пути, если стихия окончательно не испортит их планов. Это было хорошей новостью – припасы, и особенно вода уже подходили к концу.

Однако прошло целых одиннадцать дней. Небо на время расчистилось от облаков, установилась приятная погода, характерная для ранней осени. Эйрин уверял, что берег вот-вот покажется, и что он сказал бы точнее, если бы существовали более-менее точные карты побережья Эллора. И он оказался прав. Драонн, как обычно, скучал на корме, глядя на убегавшие от корабля прочь волны, когда с верхушки мачты раздался долгожданный голос вперёдсмотрящего:

– Земля!

К вечеру «Солнцекрылая» подошла на пять-шесть кабельтовых к берегу. Ближе принц Эйрин подходить не рискнул, не зная рельефа дна. Драонн во все глаза смотрел на близкий берег. Он выглядел вполне гостеприимно – ещё зелёный, несмотря на разгар месяца жатвы, весьма похожий на пейзажи Лебардии, которые, помнится, так не нравились Кэйринн.

Эйрин, произведя вычисления, определил, что они оказались миль на семьдесят южнее первоначальной точки прибытия. По большому счету это не имело особого значения – на Эллоре до сих пор не было постоянных поселений, лишь небольшие лагеря, тут и там раскиданные вдоль побережья. Во всяком случае, всё указывало на то, что и здесь у путешественников не будет недостатка в пресной воде и пище – сочные леса, начинающиеся в нескольких сотнях ярдов от побережья, обещали наличие и того, и другого.

Было известно, что климат на Эллоре мягче, чем на Паэтте, так что суровой зимы ожидать не приходилось. Тем не менее, нужно было озаботиться постройкой жилищ, поскольку корабельный трюм уже давно осточертел всем его обитателям. Однако же в ближайшие ночи с ним нужно было смириться – пройдёт не менее пары недель, пока можно будет с относительным комфортом поселиться на берегу.

По крайней мере, не стоило опасаться нападений местных жителей – их тут попросту не было. Во всяком случае, ещё ни разу никому не удалось обнаружить ни самих разумных существ, ни даже чего-то, хотя бы отдалённо напоминающего следы их существования. Правда, в окрестных лесах водилось довольно много хищников, но для защиты от них вполне будет достаточно простого частокола.

Конечно, об Эллоре ходили леденящие кровь слухи – якобы, здесь водятся твари, весьма похожие на драконов. Некоторые из путешественников рассказывали, что слышали необычный рёв вдалеке, кто-то будто бы даже видел крылатую тень, мелькнувшую в ночном небе, третьи божились, что едва ли не в своих руках держали огромные кости и даже черепа. Однако кроме этих разговоров подтвердить наличие драконов было нечем – ни одного нападения зафиксировано не было, ни одной косточки, сколько бы о них не говорили, публике так и не представили. Ничего не говорил о драконах и Ворониус, а уж он-то, если верить ему на слово, сумел повидать и куда более удивительное существо.