Речь Драонна вызвала противоречивый отклик среди его илиров. В большинстве своём их ощущения можно описать как озадаченность. Действительно, все эти разговоры об Эллоре, некой таинственной сущности, силе бога, и – главное – о возможности Драонна стать магом, поправ все законы бытия – это больше походило на бред свихнувшегося от горя сумасшедшего. Именно поэтому особого воодушевления его слова не вызвали.

Наверное, Драонн и сам это понимал, потому не стал требовать немедленного ответа. Он лишь распорядился о том, чтобы подготовить всё к завтрашнему погребению, а также собрать всё необходимое для того, чтобы покинуть лагерь. Тут никто спорить не стал – и то, и другое было очевидным. Дав необходимые распоряжения, он удалился в сруб, чтобы побыть со своими родными и оплакать их. Кэйринн тактично осталась во дворе.

Вирезир, к которому, видимо, другие уже относились как к старшему, подошёл к девушке после того, как перекинулся несколькими словами с илирами.

– Ты знала об этом раньше? – прямо спросил он.

– Я слышала это впервые, как и вы, – с некоторой растерянностью пожала плечами Кэйринн.

– Как думаешь, не мог ли милорд помешаться от горя? – всё с той же суровой прямотой продолжал Вирезир.

– Для него это стало большим ударом, – осторожно отвечала Кэйринн. – Возможно, сейчас он немного не в себе. Но он не похож на сумасшедшего…

– К сожалению, не все сумасшедшие похожи на сумасшедших, командир, – Вирезиру было неловко, он отводил взгляд и покусывал губу.

– Но ведь в целом он прав, – попыталась защитить любимого Кэйринн. – Здесь мы оставаться, конечно же, не можем. Да и возвращаться в лагерь опасно. Здесь теперь вообще опасно. Везде. Для нас остаётся лишь бегство куда-нибудь на север, к палатийцам, или на восток – к прианурцам. Либо сражаться без малейшей надежды победить…

– Но Эллор!.. – воскликнул Вирезир. – С чего он вообще заговорил про Эллор? Какая ещё сущность, и когда это она его призвала? Быть может тогда, когда он лежал в забытьи, сражённый болью утраты? Командир, он утверждает, что может стать магом!..

Кэйринн и сама понимала, что всё это звучало как полный бред. И в глубине души очень боялась, что Вирезир прав.

– Я поговорю с принцем, – кивнула она, и, взглянув на испытующе глядящего на неё Вирезира, прибавила. – Прямо сейчас.

Она нашла Драонна в той самой комнатке, где лежали тела его родных. Он сидел прямо на полу, а одинокая свечка стояла в изголовье тел, едва освещая их лица.

– Тебя прислали узнать, не сошёл ли я с ума? – как-то бесцветно усмехнулся Драонн, не поворачивая головы.

– Если честно, то – да, – не стала скрывать Кэйринн. – Прости, что не даю тебе спокойно скорбеть о твоих близких, но время не терпит…

Драонн лишь кивнул в знак того, что всё нормально. Кэйринн восприняла это как приглашение к разговору. Она села на пол рядом с принцем, но несколько полубоком, чтобы не смотреть на лица покойников.

– Я должен кое-что рассказать тебе, Кэйр… То, о чём я не говорил почти никому, а те, кто знали – теперь уж мертвы… Это – тяжкое бремя на моей душе, которое теперь будет всё глубже тянуть меня вниз. Но ты поймёшь, что я – не умалишённый. Только поговорим об этом в другом месте…

Бережно набросив импровизированные саваны на лица усопших, Драонн покинул комнатушку, оставив свечу освещать последний земной приют его домочадцев. Во всём доме они были сейчас одни, так что не было нужды идти куда-то и таиться. Прямо здесь же, в большой общей комнате, Драонн рассказал Кэйринн обо всём, что случилось с ним с того самого времени, как к нему наведались Гайрединн и Глианн, предлагая вступить в общество Лианы.

Судя по всему, в столице сильно переоценили масштабы этого тайного общества. Конечно, Кэйринн была простой хуторянкой, и возможно именно поэтому никогда и ничего не слыхала о Лиане, но Драонн давно уже склонился к тому, что всё это так называемое общество было не более чем фальшивкой, декорацией, построенной специально для него, и что в рядах его, вероятнее всего, было не более полудюжины илиров. Коварный Ворониус прекрасно понимал, что ожесточённое к лиррам и испуганное воображение людей дорисует всё остальное.

Кэйринн слушала очень внимательно, с совершенно непроницаемым лицом. Драонн не только не скрывал ничего – он то и дело обличал себя, виня во всём произошедшем, однако Кэйринн никак не реагировала на это. Пока она просто слушала, оставив собственные суждения на потом. Одно ей становилось понятно – рассудок принца не был повреждён, или, во всяком случае, всё сказанное им не являлось просто бредом сумасшедшего.

– Ты думаешь, что этот Ворониус тебя не обманул? – спросила она, когда Драонн закончил свой рассказ.

– А разве это имеет значение? – устало ответил принц. – Обманул или нет – что это меняет? Здесь для меня больше ничего нет, а там у меня есть надежда. Если никакого Бараканда не существует – что ж… Умру в эллорской пустыне, а не в сеазских лесах… Какая разница, если разобраться?..

– Вряд ли твоим илирам будет достаточно подобной мотивации, мой принц…

– Поэтому я и сказал, что каждый волен в своих действиях. Я освобождаю всех от вассалитета. Доромионского дома больше не существует. Если они не готовы отправиться за мной на Эллор – я их не осуждаю, и не стану принуждать. Если потребуется – я отправлюсь один. Возможно, это было бы лучшим вариантом…

– Ещё чего захотел… – буркнула Кэйринн. – Одного тебя я не отпущу! Если ты не заметил, меня тоже здесь особенно ничего не держит…

– Так ты что – поверила в Бараканда?

– Вот ещё! Просто мне, как и тебе, всё равно где умирать. Я лишь хочу умереть рядом с тобой…

– Отличная вдохновляющая речь, – мрачно усмехнулся Драонн. – То же самое скажешь и остальным?

– Если ты позабыл, то не один ты лишился сегодня своих любимых, – угрюмо напомнила Кэйринн. – Более половины илиров там, за дверью, опустошены так же, как и ты. Думаю, для многих из них подобного объяснения будет вполне достаточно… А те, кому есть куда идти – пусть идут себе…

– Хорошо, – устало кивнул Драонн. – А теперь ступай, я хочу побыть немного с ними наедине…

***

Едва лишь рассвело, началась подготовка к погребению. Вряд ли этой ночью кто-то в лагере хоть на минуту сомкнул глаза, поэтому и не было нужды больше тянуть. Вообще для арионитов было характерно закапывать тела мёртвых в землю, но здесь почти не было подходящей для этого земли, ежели не считать землёй ту хлябь, что была вокруг, и уж подавно не было такого количества рук, чтобы похоронить стольких убитых сразу. Поэтому тела было решено сжечь в том самом срубе, что должен был стать защищавшей их крепостью.

Лишь только рассвело, все тела перенесли на второй этаж. Первый же этаж заполнили сухим тростником, хворостом и тем скарбом, что не могли унести с собой, но который мог гореть. В запасниках лагеря было три бочонка смоляного вара. Им облили сруб и изнутри, и снаружи. Всё было готово для огромного погребального костра.

– Я знаю, что должен что-то сказать, – проговорил Драонн, когда ему подали зажжённый факел. – Но я не знаю – что… И я не могу ничего сказать, кроме того, что рана в моём сердце никогда не закроется. Если бы я мог, я бы охотно поменялся судьбой с любым из тех, кто лежит там. Это я должен умереть, а все они – жить. Я буду оплакивать их вечно…

Слёзы потекли по щекам Драонна, но он и не думал их скрывать. Он стоял, словно раздумывая – стоит ли бросать факел в кучу сухого хвороста. Чувство, что он не успел наглядеться на любимых, что отныне он сможет видеть их лишь во снах, едва не заставляло его самому броситься туда, наверх, укрыть от их огня собственным телом. Только теперь, за минуту до того, как их тела обратятся в прах, он в полной мере сумел постичь непоправимость произошедшего. И он действительно не мог ничего больше сказать – все его душевные силы сейчас уходили на то, чтобы заставить свою руку отпустить горящий факел.