***

Никто в здравом уме не станет спорить с тем, что попасть стрелой в створ крепостных ворот несоизмеримо проще, чем в подброшенный медный оэр. Но иногда даже наугад пущенная стрела способна это сделать.

Билинн было почти двадцать три, когда у неё случилась первая менструация. И этот день стал для неё рубежом, переломившим жизнь на до и после.

Аэринн, находившаяся в своей комнате, услышала истошный, надрывный крик дочери. Выронив книгу, которую она читала (жизнь с Драонном привила ей столь же страстную любовь к чтению, что и у него), Аэринн, смертельно бледная и страшно напуганная, бросилась в комнату Биби. Туда же уже мчался не менее бледный Драонн, который находился внизу, в гостиной.

Билинн лежала на полу в луже собственной крови. Кровь эта текла, казалось, отовсюду сразу – из глаз, ушей, носа и рта. Большое кровавое пятно расплывалась в её промежности. Юная девушка билась в конвульсиях. Её голова громко и страшно стучала о пол. Кровь пузырилась на губах, и крики постепенно тонули, захлёбывались в ней.

За минувшие годы и Аэринн, и Драонн сумели подавить в своей памяти страхи за судьбу дочери. Подобно тому, как кошмар, приснившийся ночью, утром становится совсем нестрашным в силу своей нереальности, так и подозрения обоих родителей, вызванные странными взглядами Дайлы, постепенно растаяли под бесконечными самоубеждениями в том, что они не имеют под собой никаких оснований. Они действительно сумели убедить себя, что ничего страшного не случится. И вот теперь, вбежав в комнату дочери, они на мгновение застыли в бессильном ужасе.

Драонн вышел из оцепенения первым. Он подскочил к Биби и обхватил ладонями её мокрый от крови затылок, не давая ему биться о твёрдый паркет. Затем подоспела и Аэринн. Она перевернула дочь на бок, чтобы кровь изо рта спокойно вытекала наружу, не то Билинн просто захлебнулась бы ею. Что делать дальше – ни он, ни она не знали. Было ясно, что девочка теряет много крови, но совершенно непонятно было, как это предотвратить. Здесь не было открытых ран, которые можно было бы зажать руками.

Подхватив Биби на руки, Драонн перенёс её на кровать, совершенно не заботясь, что бельё будет безнадёжно испачкано. Кровь, кажется, текла теперь не так сильно, хотя потери уже были устрашающие. От боли или слабости девушка лишилась сознания. Теперь Драонн заметил, что вся кожа дочери покрылась красными точками лопнувших капилляров. Скорее всего, у неё было сильное внутреннее кровотечение, которое вполне могло привести к гибели.

Абсолютная беспомощность сводила с ума. Драонн уже послал одного из перепуганных слуг за знахаркой, что жила на одной из соседних ферм, но сомневался, что та сможет хоть чем-то помочь. Судя по всему, оставалось лишь уповать на то, что всё закончится более или менее благополучно. Принц знал, что от этой хвори на земле не существует лекарства – девушка, которая переживает перерождение, либо выживет, либо умрёт вне зависимости от усилий окружающих.

И действительно, через некоторое время кровотечение прекратилось, а Билинн затихла – по-видимому, судороги тоже отступили. Тем не менее, девушка находилось в глубоком забытьи – она не приходила в себя даже после того, как Аэринн поднесла к её носу нюхательную соль. Явившаяся знахарка лишь с сожалением развела руками – здесь она была бессильна.

Больше суток Биби была без сознания. Она едва дышала и, если бы не многочисленные мелкие кровоподтёки под кожей, была бы бледнее самой смерти. И всё это время оба родителя не отходили от неё ни на минуту. Они осторожно обмыли дочь мягкими тряпками, смоченными в тёплой воде, и переодели в чистую одежду, а также сменили испачканное кровью постельное белье. Это было всё, на что они сейчас были способны.

Когда Билинн наконец в первый раз пошевелилась, оба тут же оказались рядом, стараясь улыбаться, хотя в душе оба корчились от горя. Но им хотелось, чтобы Биби увидела, что они совершенно не испуганы происходящим. Увы… Эта мера оказалась ненужной. Когда девушка кое-как всё же сумели приподнять веки, Аэринн, не сдержавшись, вскрикнула.

В глазах Билинн полопались все сосуды, и теперь там не было видно ни белков, ни зрачков – одна сплошная краснота. Биби ослепла, и было неясно – восстановится ли зрение. Надо сказать, что напрасно Аэринн душила в себе крик, прижав ладони ко рту – её дочь всё равно не могла её услышать, хотя надежда на то, что уши заживут, ещё оставалась.

Такова была плата, которую Билинн пришлось заплатить за возможность прикоснуться к магии.

Зрение к Билинн так и не вернулось. Краснота со временем ушла, но глазные яблоки уже не восстановились. Зрачки были мутными, словно их затянуло какой-то болотной жижей. К счастью, частично вернулся слух, хотя и на это потребовалось несколько месяцев. Внутренние органы, хвала богам, кажется, были не повреждены – во всяком случае, таких сильных кровотечений больше не наблюдалось.

Очевидно, что магические возможности, которые обрела Биби, были более чем скромными и не шли ни в какое сравнение со способностями, данными её тёте Дайле. Однако, в отличие от неё, Билинн сразу решила, что постарается научиться всему, что только сможет из себя выжать. И это решение стало очередным ударом для родителей, и особенно – для Аэринн. Мысль о расставании с дочерью казалось ей совершенно невыносимой.

Однако вскоре, к огорчению Билинн и тщательно скрываемой радости Аэринн выяснилось, что вероятность найти кого-то, кто стал бы обучать малоперспективную магиню, крайне мала. Если за Дайлой поначалу разве что не выстраивалась очередь из желающих передать ей магические умения, то здесь в тех трёх или четырёх случаях, когда Драонн имел возможность просить за дочь, он неизменно получал вежливый, но твёрдый отказ.

Вскоре после того, как Билинн почувствовала себя лучше, она на какое-то время уехала в Кассолей, поближе к Дайле. Племянница раньше не слишком-то благоволила к своей тётке, но времена изменились, и внезапно эта зловещая калека стала едва ли не самым близким для неё илиром.

Надо сказать, что Дайла не навязывала Биби свою точку зрения. Более того, она даже попыталась помочь, зная, что вызовет этим неизбежную ярость Аэринн. Но и скудные связи кассолейской магини не привели ни к каким результатам. Единственное, чем смогла помочь невольная наставница – книги. У неё хранилось несколько небольших книг, объясняющих самые простые основы – никаких тайн и секретов, лишь самые очевидные и базовые вещи.

Эти книги Дайла читала своей племяннице, а та жадно вслушивалась, иногда просила повторить какой-то фрагмент, словно пыталась вызубрить наизусть. Книги учили сосредоточиваться на возмущении, и именно этому Билинн теперь отдавала почти всё свободное время.

Она вернулась в Доромион спустя пять месяцев и с гордостью показала отцу, как она научилась метать небольшие огнешары, оставив пару подпалин на крепостной стене. Собственно говоря, это было почти всё, чему сумела научиться Биби, но об этом она, естественно, умолчала. Драонн же был настолько счастлив видеть дочь, что ему было совершенно наплевать – чем там она умеет теперь бросаться. Главное, что она уже не была так подавлена, как по отъезду в Кассолей.

Стало ясно, что с этим нужно учиться жить – и с тем, что сталось с Билинн, и с тем, что она собирается посвятить себя магии. И если Аэринн едва ли не каждый день внутренне благодарила Арионна за то, что дочь довольно легко пережила своё перерождение и её потери оказались достаточно нетяжёлыми, то на словах она полностью поддерживала Билинн, причём в какой-то момент она сумела добиться такой внутренней гармонии, что совершенно искренне делала и то, и другое.

***

В то же время в империи происходили очень значимые события, которые, собственно, и положили начало всем последующим катаклизмам.

Император Деонед оказался на удивление неплохим правителем, хотя поначалу у Драонна складывалось совершенно противоположное впечатление. Конечно, не всеми направлениями его политики он был доволен, в особенности тем, что касалось его народа, но, с другой стороны, между лиррами и людьми вновь был налажен хрупкий мир, события войны многолетней давности постепенно истёрлись если не из памяти его сородичей, то из более короткой памяти людей. С той войны прошло больше двадцати лет, и большинство из тех, кто воевал тогда, нахлобучивая на голову мерзкие красные береты, теперь уже гнили в земле. Ну а лирры, которые, возможно, помнили всё и далеко не всё простили, кажется, не собирались разжигать новый пожар. Хвала богам – Лейсианы появляются не каждый год!