– О, великолепное место! – как-то неуместно просиял целитель. – Солёный морской воздух, как следует замешанный на хвойном аромате лесов… Вы никогда не замечали, что на севере океан даже пахнет иначе, чем здесь? В общем, вот вам и ответ, милостивый государь. Именно в этом кроется причина хвори, поразившей вашу прелестную супругу. Здесь ей попросту сложно дышать, ведь в Кидуе и её окрестностях так мало хвойных деревьев. Пока зародыш не требовал большого количества воздуха, это было не критично, но теперь… Боюсь, единственное лекарство, которое я могу вам посоветовать – уехать обратно на родину. Убеждён, госпоже тут же станет легче. Если хотите знать моё мнение – ребёнка нужно рожать там.

– Но мой муж здесь!.. – в отчаянии возразила Аэринн. – Как я могу уехать без него?

– А вы уверены, что не ошибаетесь? –спросил Драонн. – За последнее время здесь перебывало множество лекарей и магов, но никто из них не говорил ничего подобного, а ведь это, казалось бы, так просто.

– Вот именно поэтому и не говорили. Сложнее всего бывает отыскать самые простые решения. И потом, всем этим достойным господам, возможно, не хотелось выглядеть некомпетентными, а потому они наверняка сыпали терминами, делали умные лица и напускали туману. Когда охотник ищет уток, он смотрит в небо, и не каждый опустит глаза на прибрежный камыш. Я привык искать везде, и прежде всего – в наиболее вероятных местах. Если утка живёт в камыше – отчего бы не поискать для начала там?

– Но ручаетесь ли вы за свой диагноз? Не получится ли так, что Аэринн, несмотря на своё недомогание уедет, а ей станет лишь хуже?

– Мудрый илир никогда не станет полностью ручаться за что бы то ни было. Мы живём в мире, подвластном Хаосу, так что здесь может быть всё, что угодно. Но я сделаю больше – вместо того, чтобы бросать слова на ветер, я лично отправлюсь с госпожой в Сеазию, сопровождая её в пути. Если моё предположение окажется неверным, я сделаю всё, чтобы определить хворь и справиться с нею.

– Но я не хочу рожать ребёнка вдали от мужа!.. – слёзы показались на воспалённых глазах Аэринн.

– Этого не будет! – горячо заговорил Драонн. – Я клянусь тебе, что когда придёт время, я буду рядом и лично приму дитя из твоего лона! Но если причина твоего недомогания так проста – неужели ты откажешься от лечения? Ведь когда тебе прописывали горькие микстуры – ты принимала их, хоть они и оказывались бесполезными. А здесь тебя просто просят вернуться на родину! Обещаю, что в начале следующей весны я приеду к тебе!

– Хорошо, я согласна, – сдалась Аэринн.

– Уверен, что вскоре вы почувствуете себя куда лучше! – воскликнул лекарь.

– Что мы будем должны вам, мэтр? – спросил Драонн.

– О, ровным счётом ничего! – улыбнулся Силеанин. – Милорд канцлер расплатился со мною сторицей. Кроме того, надоело просиживать днями в тёмном кабинете и нюхать книжную пыль. Давненько я не был в Сеазии, а ведь это мои родные края.

– Не знаю, как вас и благодарить, мэтр! – растроганно пробормотала Аэринн.

– Поправляйтесь поскорее, и это будет лучшей благодарностью! – тепло усмехнулся медикус.

После этого он засобирался и ушёл, пообещав вернуться на следующий день, чтобы отправляться в путь. Драонн, проводив целителя, отдал распоряжения о подготовке отъезда госпожи, а сам отправился к Аэринн.

– Жаль, что твои мама и сестра уже уехали, – зайдя в комнату, заговорил он. – Пожалуй, следует попросить лорда Делетуара позволить твоему отцу сопровождать тебя. Не думаю, что он откажет. А может и позволит ему остаться в Кассолее. Сейчас уже всё равно для нас нет особой работы.

– Почему ты решил, что я отправлюсь в Кассолей? – приступ тошноты миновал, и Аэринн выглядела получше. – Я – принцесса Доромионская, и моё место в Доромионе. Стану его хозяйкой до твоего возвращения.

– Ты будешь его хозяйкой навеки, любовь моя, – Драонн не удержался и поцеловал девушку.

– Его хозяйкой и твоей рабой, мой принц, – проворковала Аэринн, обвивая руками его шею.

– Кажется, тебе уже лучше? – рассмеялся принц, падая на постель рядом с женой.

– Намного. Но не так хорошо, как будет через несколько минут…

***

Мэтр Силеанин оказался прав – вскоре после возвращения в Доромион Аэринн значительно полегчало. Конечно, совсем без проблем, присущим всем беременным, не обошлось, но странные приступы удушья действительно прекратились, да и в целом самочувствие было вполне нормальным. По крайней мере, она больше не чувствовала себя больной.

Доромион оказался непаханым полем для деятельной девушки. Замок уже давно существовал, не зная женской руки, а потому Аэринн со всей энергией, что была ей присуща, взялась за обустройство. Ливейтин, поначалу посмеиваясь втихаря, позволял новой хозяйке делать всё, что заблагорассудится, считая, что ей быстро надоест. Однако он недооценил твёрдость характера своей госпожи – Аэринн начала методично, комната за комнатой, приводить замок в порядок.

Теперь, побывав в столице и пожив поистине вельможной жизнью, Аэринн подмечала тысячи провинциальных недостатков, которые были незаметны ей прежде. То, что когда-то казалось милым, теперь раздражало и казалось воплощением безвкусия. В одном из порывов раздражения Аэринн едва не отдала приказание повыбрасывать всю старую мебель, но сдержалась, причём остановили её не затраты и не страх перед недовольством Драонна – она просто поняла, что в Шедоне она сможет заказать лишь точно такую же безнадёжно провинциальную мебель. Так что теперь всю свою кипучую деятельность она направила лишь на наведение порядка.

Тем временем осень понемногу стала превращаться в зиму. Небо заснежило мелкой крупой, которая пока ещё не в силах была укрыть собой мир, но вскоре должны были прийти настоящие холода и настоящий снег.

Эта зима была невыносимой для Аэринн, вынужденной коротать долгие зимние вечера лишь в компании матери, приехавшей из Кассолея специально, чтобы ухаживать за дочерью, да мэтра Силеанина. И эта зима была невыносимой для Драонна, который маялся в своём опустевшем особняке в Кидуе, не находя себе места. Они писали друг другу длинные письма, но поскольку сообщение с Сеазией сейчас было неважным, то письма эти просто складывались в ларчик, чтобы затем передать их уже при личной встрече. При всей странности этих действий они были очень важны для обоих – написание и постоянное перечитывание этих посланий стали для них настоящей потребностью. Самое интересное, что они додумались до этого не сговариваясь и не зная, что другой делает то же самое.

Кстати, Делетуар всё-таки довёл дело до конца и в один из унылых зимних дней объявил Драонну, что тот теперь – самый настоящий государственный чиновник, глава вновь созданного департамента по делам лирр, находящегося в подчинении у Императорской канцелярии (читай – у самого Делетуара).

Юный принц воспринял эту новость без особого энтузиазма. С одной стороны, он стал опасаться – отпустят ли его в Доромион, как он обещал Аэринн; с другой – новая должность пока не принесла особых перемен в его деятельности. Может быть, она была столь же дутой, как и предыдущая, а может это было связано с непрекращающейся болезнью императора Родреана, которая никак не желала отпускать старика.

При дворе уже шептались, оглядываясь, как бы никто не услышал, что его величество может не пережить эту зиму. Конечно, официально всё преподносилось как временное недомогание, но Драонн по озабоченному лицу Делетуара видел, что всё совсем не так хорошо. Сам канцлер ничего не опровергал и не подтверждал, просто отказываясь говорить на эту тему. И эта молчаливость обычно болтливого толстяка говорила Драонну больше, чем осмелился бы сказать ему сам Делетуар.

Когда наступил вьюжный и студёный месяц слидий¹⁹, стало ясно, что спасти его величество может лишь чудо. Об этом никто не говорил, но Драонн догадывался, что канцлеры уже готовят наследного принца Деонеда к правлению. Юноша почти не видел Делетуара – тот почти всё время проводил во дворце. Само собой разумеется, что все прочие дела теперь отошли на задний план, так что его департамент простаивал без какой бы то ни было работы, равно как и вся Канцелярия. Точнее, теперь здесь было такое движение, как никогда прежде – гонцы, писари, адъютанты так и мельтешили туда-сюда кто с пакетами, кто с целыми ворохами бумаг, но вся эта масса обслуживала сейчас лишь одно дело – наследие престола.