Как раз в тот год, когда умер Делетуар, Биби наконец начала самостоятельно ходить. В этом не было ничего необычного – мы уже знаем, что лирры развивались медленнее людей, так что начать ходить в трёхлетнем возрасте – это было вполне нормально. В общем, Биби стала понемногу ходить сама, и у Драонна всякий раз сладостно сжималось сердце от восторга и счастья, когда он слышал этот дробный топот у дверей своего кабинета. Ему очень нравилось, когда его отвлекали от чтения именно так.
Или же Аэринн, пользуясь тем, что Билинн уводила кормилица, пробиралась в его обитель. В такие минуты ему нравилось делать вид, что он не замечает приближения жены. Аэринн охотно включалась в игру – она осторожно, на цыпочках подходила к Драонну сзади и, нежно положив обе своих тонких прохладных ладошки ему на голову, некоторое время стояла за спиной и вместе с ним читала из книги, или же, приятно шепча себе под нос, зачитывала те цитаты, что он выписал в свой журнал. Этот шёпот особенно возбуждал юношу, так что он быстро бросал чтение, подхватывал девушку и нёс её на отличный диван, стоящий здесь же, в комнате.
Шли годы. Биби начала лопотать свои первые слова уже к четырём годам, а в шесть лет её уже могли понять не только родители и кормилица, но и дедушка с бабушкой, когда молодое семейство наведывалось к ним ненадолго. Девочка росла очень бойкой и всё больше напоминала свою маму. И конечно же, она была предметом не только отцовской гордости.
Даже хмурый обычно Ливейтин не умел сдержать улыбки, когда видел свою любимицу. Старый воин, который куда чаще держал в руках лук и меч, нежели какие-то другие инструменты, внезапно открыл в себе талант настоящего резчика по дереву. Особенно хорошо ему удавались лошади, так что стоило ли удивляться, что вся комната Билинн была заставлена деревянными фигурками лошадок и других животных!
Ну а принц Драонн, живя в этом раю, боялся лишь одного – спугнуть счастье. Всё было настолько хорошо, что невольно в душе поселялась тревога – раз уж лучше быть не могло, то, вероятно, рано или поздно должно было стать хуже. Он упорно гнал от себя подобные мысли, но они неизменно возвращались подобно назойливым мухам.
Собственно, беды пока совсем ничто не предвещало. Неизвестно, насколько хороша была стратегия нового императора – делать вид, что никаких размолвок между людьми и лиррами не было – однако же она худо-бедно работала. В свои редкие наезды в Шедон Драонн вновь видел привычные улыбающиеся лица встречных людей.
Он вновь мог обсудить со старым рыбаком Калло дурные ветры, то и дело теперь дующие с севера и, по уверению старика, гонящие рыбу прочь из залива. Хотя лиррийский принц подозревал, что старый пройдоха просто пытается таким образом набить цену на свой товар, он не подавал виду и исправно платил ту плату, что заламывал рыбак. Не за рыбу платил, а за эту вот непринуждённую болтовню.
И галантерейщица Тарсс, плотно сбитая баба средних лет, никогда не отпускала его из лавки без цветной ленточки или дешёвой медной брошки – для малышки Биби. А уж если принцу случалось бывать в ратуше, заметно постаревший секретарь Дарги не отпускал его добрых полчаса, рассказывая всё и обо всём, и неизменно пытаясь угостить дорогого гостя кружкой эля, который он варил сам и которым весьма гордился. Юноша, никогда не переносивший вкуса эля, неизменно отказывался, чем приводил добрейшего секретаря в полное уныние.
В общем, жизнь Драонна была прекрасна, и, как ни странно, именно это его и беспокоило. Однажды он даже поделился этими мыслями с Аэринн. Девушка рассмеялась абсурдности этих страхов, а затем обняла мужа и прошептала:
– Ты заслужил право просто быть счастливым. Арионн милостив, и он вознаградил тебя за всё, что ты сделал и пережил. Прими это с благодарностью.
Признаться, Драонн не находил подобный аргумент слишком уж убедительным, но вот ласки Аэринн, конечно, позволяли ему отвлечься от своих переживаний хотя бы на время.
***
Первая весточка грядущих перемен произошла много позже, когда Билинн исполнилось двенадцать. Она выросла на загляденье – умная и красивая девочка, которая действительно всё больше походила на Аэринн не только характером, но и внешне. В целом она была совершенно обычным ребёнком – в меру шаловливая, в меру капризная, но при этом склонная к той самой задумчивости, что была так свойственна её отцу.
Тем летом у них гостило семейство Кассолеев, причём на сей раз приехала и Дайла. Магиня была в неизменно чёрном одеянии, скорченная в своём кресле. Надо признать, Биби явно недолюбливала свою тётку. Во время поездок в Кассолей она вообще старалась избегать Дайлу и заметно нервничала в её присутствии. Здесь же, в стенах своего дома, она была чуть смелее, но всё же не могла скрыть отвращения, когда ей пришлось подойти и поцеловать восковый лоб магини. Впрочем, если Дайлу это как-то и задевало, она не подавала виду.
Вот и теперь, когда Билинн быстро чмокнула её, тут же отдёрнувшись, словно коснулась губами раскалённого котла, Дайла сохранила ту же невозмутимую мину, с какой она обычно и восседала в своём кресле. Однако буквально через несколько секунд это равнодушие вдруг растаяло на её лице, и магиня внимательно вгляделась в девочку. Этот странный взгляд заметили все, в том числе и сама Биби, которая тут же юркнула за надёжную мамину спину. Наверное, она показала бы сейчас колдунье язык, если бы посмела.
Дайла быстро совладала с собой, и уже через минуту ничто не напоминало об этом странном инциденте. И он на какое-то время вылетел из головы Драонна, который сейчас больше думал о том, как бы достойно принять нагрянувшую родню.
Тему вновь подняла уже Аэринн – ночью, когда они оба были в постели и готовились ко сну.
– Ты заметил, как странно смотрела сегодня Дайла на Биби?
– Ну а кому понравится, когда собственная племянница шарахается от тебя, как от огня? – пожал плечами Драонн, но эта мысль, брошенная Аэринн, внезапно ноющей занозой засела и в его мозгу.
– Вряд ли дело в этом, – озабоченно покачала головой Аэринн. – Здесь что-то другое. Она словно что-то увидела в Биби.
– Ты хочешь сказать?.. – во рту Драонна внезапно пересохло и стало очень мерзко.
Аэринн не отвечала, лишь сидела, насупившись, машинально проводя гребнем по своим тонким волосам. Видя, что она молчит, Драонн был вынужден сам закончить свой вопрос.
– Думаешь, она чувствует, что Биби может стать магиней?..
– А разве они способны такое чувствовать? – вскинулась Аэринн.
Конечно, все знали, что угадать в девочке будущую магиню практически невозможно – по крайней мере, если такой способ и существовал, то пока ещё был неизвестен. Магия для лирр была даром, граничащим с проклятием. Угадать предрасположенность к работе с возмущением было сложно и у людей, и у гномов. Но это было всё-таки возможно, и опытный маг мог, потратив известное количество времени, довольно точно определить – стоит ли дальше тратить силы и время на обучение того или иного претендента. У лирр всё было куда сложнее.
В отличие от людей и гномов, лирры изначально были существами, если так можно выразиться, магическими. То есть их чувствительность к возмущению изначально гораздо выше, чем у других рас. Причём это касается как мужчин, так и женщин. Казалось бы, они изначально созданы для волшебства, но это было не так.
В Сфере всё так или иначе подчиняется закону равновесия. Это не только непреложный закон – это основа самого существования Сферы, защита от неизбежного Хаоса. И этот жестокий, но справедливый закон означал, что если лиррам будет много дано в одном, то непременно взыщется в чём-то другом, чтобы компенсировать это отклонение от равновесия. И одним из таких ограничений было то, что лирры-мужчины, ощущая возмущение всеми порами души и тела, не имели возможности использовать его – подобно курицам, имеющим крылья, но не могущим летать.
Второе ограничение было куда хуже первого – женщины-лирры, которые имели предрасположенность к магии, платили за это страшную цену. Возможность работать непосредственно с возмущением каким-то образом воздействовала на весь организм – становясь магиней, женщина претерпевала тяжкие телесные трансформации. По-видимому, это было очередное проявление закона равновесия – чем больше духовных, говоря условно, сил приобретала магиня, тем ужаснее были потери сил телесных.
