Свирице, в разговорах не упоминал. Учился он и раньше хорошо, а тут стал носить домой одни пятерки.

Однажды он пришел из школы в синяках. Лариса разволновалась, но на свои настойчивые расспросы вразумительного ответа не получила. Не преуспел в этом и.

Петр Ефимыч.

— Я вам не фискал, — отрезал сын и заперся в своей комнате.

— Что он сказал? — изумленно спросил Петр Ефимыч.

— Он сказал, что он не фискал, — добросовестно подсказала Лариса и, видя, что муж смотрит на нее непонимающим взглядом, пояснила, — не стукач то есть.

— Избавь меня от неуместных подробностей! — взорвался супруг. — Дожили! Мальчишка является домой с подбитым глазом, с фингалом то есть, — язвительно передразнил он Ларису, — а мы даже не имеем права знать, что произошло. Я немедленно проведу дознание. Ты слышишь, Вадим? — повысил он голос в сторону запертой двери. — Не рассчитывай, что от меня можно что-либо скрыть.

Достаточно было одного звонка, и в школе случилась паника. Весь педагогический состав во главе с директором развил бурную деятельность. Были опрошены чуть ли не все ученики. Среди детей нашлись очевидцы, видевшие, как Вадим Березин дрался на заднем дворе с двумя старшеклассниками. Виновных уличили и привлекли к ответственности. В ходе расследования со слов учащихся средних классов выяснилось, что злоумышленники занимались поборами и запугиванием детей помладше. Разразился грандиозный скандал. Учителя стояли во фрунт в кабинете директора, а сам он, колотя кулаком по столу, кричал взахлеб:

— Позор! Вы понимаете, чем это может кончиться? Что, если эта история дойдет до гороно?

До гороно история не замедлила дойти. Здесь же, в школе, нашлись добрые люди, поборники справедливости, горячо радеющие за народное образование, которые со злобным наслаждением, потирая руки, настрочили анонимки на директора, завуча и классных руководителей провинившихся детей. В письмах неоднократно упоминалась фамилия Березина как потерпевшего от непрофессионализма вышеозначенных работников. Гороно с не меньшим рвением отреагировало на сигналы трудящихся. В школу нагрянула комиссия. В результате руководство школы и несколько учителей были освобождены от занимаемых должностей, ввиду несоответствия таковым, а двоих попавшихся подростков исключили из школы и выбросили на улицу, полагая, очевидно, что там они получат более полноценное воспитание.

Попытка Вадима постоять за себя обернулась несчастьем для многих людей. После этого случая дети стали сторониться его еще больше. Никто не хотел сидеть с ним за одной партой. Задевать его перестали, но опасливо отходили, стоило ему к кому-нибудь приблизиться.

Он не искал расположения одноклассников. Теперь, когда у него был Саня, их отчуждение его не трогало. Он просто не любил их всех за то, что они были к нему несправедливы.

С отцом он все же объяснился в один из тех редких вечеров, когда Березину удалось вернуться с работы пораньше и расположиться вместе с Ларисой в гостиной на отдых перед телевизором. Петр Ефимыч колол щипцами грецкие орехи, угощая жену самыми отборными ядрами. Вадим подошел к нему и отчеканил звонким срывающимся голосом:

— Если ты еще когда-нибудь будешь вмешиваться в мою жизнь, я уйду из дома!

— Куда же ты пойдешь? — насмешливо поинтересовался отец.

— В Свирицу, к бабушке и дедушке. Останусь там и буду учиться в одном классе с Саней.

Березин посмотрел на него долгим взглядом. Дело принимало плохой оборот. Конечно, он не позволил бы Вадиму выполнить свою угрозу — обсуждать ее было просто смешно, — но воевать с сыном вовсе не входило в его планы. Напротив, он решил сделать все, чтобы мальчик понял: ближе отца и матери у него никого не было и нет.

— Сынок, — начал он как можно мягче, — тебя обидели, я должен был вступиться. Кто еще способен о тебе позаботиться? Кто, если не твой отец?

— Благодаря твоей заботе учителей уволили с работы. И Анджеллу Павловну, мою классную руководительницу, тоже уволили! И директора с завучем.

— Ну и к чертям их собачьим, — спокойно произнес Петр Ефимыч, раскалывая орех. — Болваны они и хамы! Можно подумать, таких учеников, как Вадим Березин, у них пруд пруди. Зато их преемники повнимательнее будут. Пусть не забывают — кто есть кто. Сволочам этим только дай себя оседлать, и они тебе хребет сломают.

— Петя, прошу тебя, выбирай выражения, — испуганно сказала Лариса.

— Ты их, сынок, не жалей, получили они свое по заслугам, — продолжал Петр Ефимыч в той же манере. — Директор ваш взятки брал, да из школьного бюджета приворовывал, а твоя положительная, самоотверженная Анджелла Павловна, эта корова толстозадая с бойкими глазками, проблемы педагогического воспитания с тем же директором в его кабинете на диване обсуждала.

— Петя, — отпрянула от него Лариса, — что ты такое говоришь? Опомнись! При ребенке!

— Хватит с ним миндальничать, — зарычал муж, отбросив напускное спокойствие, — ты привила ему свои идеалистические взгляды на жизнь. Ах, какие все добрые, какие хорошие! Людей надо уважать, понимать, мало того, им надо помогать… Подумать только! Это ж до чего можно договориться! Вот тебе наглядный пример: в школе сявки разные затаились, втихомолку подличали, копали друг под друга, выжидали гаденько, когда директор споткнется, и как нашлось, за что зацепиться, тут же его и заложили. А до того в лицо хвалили, по праздникам в дружном педагогическом коллективе тосты в его честь предлагали, вспоминали кому и чем он помог. И выходит — дурак он, ваш директор. Не потому, что воровал и развратничал — на руководящих должностях все воруют и развратничают, — а потому что забываться нельзя среди сброда этого, быдла, караулящего каждый твой шаг. С ними вот как надо! — Березин с хрустом раздавил в кулаке несколько орехов и швырнул их в пепельницу.

Он встретил пронзительный взгляд Ларисы и сообразил, что чересчур увлекся.

— Что значит все? — беззвучно спросила она.

Вадима рядом уже не было. Он выскочил за дверь в полном расстройстве чувств и, как всегда, бросился искать уединения в своей комнате.

— Лара, — убедительно произнес Березин, — ты это брось! Я говорил не о себе. Твоя способность делать несоответствующие выводы просто уникальна. Пойми, лучше подготовить мальчика сейчас. Незнание людей может обернуться для него в будущем тяжелой душевной травмой. — Он озабоченно покачал головой. — С другой стороны, видимо, придется соблюдать осторожность. Совсем не обязательно, чтобы он догадывался о моем вмешательстве. Почему-то все, что исходит от родителей, воспринимается подростками в штыки. Трудный возраст, — вздохнул он.

Минуло три года. Вадиму они принесли много радости и много горя. Он провел еще два счастливых безмятежных лета на Свири. В пятнадцать лет Вадим наконец-то начал расти. Он действительно вытянулся сразу, за одно лето, и перерос Саню, как тот и предрекал, на полголовы, от этого стал еще более неказистым, худым, долговязым, с длинными тонкими руками и ногами.

— У кого это было — «задумчивый жираф»? Как раз про тебя, — подшучивал над ним Саня.

Вадим не обижался. Вопрос собственной внешности давно перестал его волновать. С отцом отношения наладились. Петр Ефимыч не чинил никаких препятствий его поездкам в Свирицу, даже наоборот, всячески способствовал, несколько раз приезжал сам вместе с Ларисой навестить сына и стариков, ходил с мальчиками в лес и с удовольствием принимал участие в рыбной ловле. Нередко к ним присоединялись Лариса и Вера. Поначалу Веру неизменно сопровождал Михаил, который, зная буйный нрав своей сестрицы, призван был сдерживать ее порывы в отношении Сани по понятным для всех, кроме нее самой, причинам. Время, тем не менее, брало свое: мало-помалу Вера становилась сдержаннее, иногда вдруг чего-то стыдилась и без видимой причины заливалась горячим румянцем; она становилась медлительнее в движениях и осмотрительнее в разговорах. Вскоре Мишка с облегчением отказался от своего добровольного присутствия, потому как в лес ходить не любил. «Охота комаров кормить», — ворчал он и спокойно оставлял Веру на попечение Ларисы. Лариса, для которой желание иметь дочь осталось несбыточной мечтой, к девочке относилась с особой нежностью, тем более что Вера была поистине прелестным созданием.