Вадим в панике оглянулся на Александра и машинально схватил Краснова за руку.

Егор Данилыч, прошу вас, при Сане о ней ни слова.

Краснов сдвинул густые брови.

— Что за оказия! Опять какие-то тайны? Ну-ка, пошли в сад, расскажешь мне, в чем тут дело.

— Егор Данилыч, я не могу об этом говорить. Поверьте мне на слово, просто не упоминайте о ней в его присутствии.

— Э, нет, брат, теперь от меня не отделаешься. Пошли, не то у него спрошу.

Вадиму ничего не оставалось, как последовать за хозяином в сад.

— Ну, говори, — потребовал Краснов, как только они сели на скамью под деревьями.

— Почему вы вспомнили о Вере? — спросил Вадим, оттягивая разговор.

— Хотел обратить на нее твое внимание. Макара убили в прошлом году в разборке. Ты разве ничего не слышал?

— Нет, я не знал об этом.

Голос его плохо слушался, а тут еще Краснов с его испытующим, пронизывающим взглядом.

— Вот я и подумал, — продолжал Краснов, не спуская с него глаз, — Вера — красавица, уже год вдова, женихов хоть отбавляй, но замуж ни в какую выходить не хочет. И ты парень видный, богатый, девки по тебе мрут, сам видел. Мне судьба Веры небезразлична. Макар хоть нам и не родным был, но я привык считать его своим племянником… Слушай, ты мне зубы не заговаривай, выкладывай, при чем здесь Александр.

Делать было нечего. Краснов не оставлял ему выхода.

— Из-за Веры мы расстались с Саней на пятнадцать лет, — сказал Вадим.

Краснов вытаращился на него так, будто увидел впервые. Пришлось все ему рассказать.

— Теперь мне многое стало ясно, — в раздумье проговорил Егор Данилыч, после того как Вадим умолк. — Я все не мог понять, чего тебе в жизни не хватало. Как же он простил тебе такое?

— Может, только он один и мог простить.

— И как видно, не зря. Думаю, он выиграл от этого не меньше, чем ты. Если уж он меня научил прощать… Знаешь, удивительная штука получается: ты вроде прощаешь другого, а хорошо на душе становится у тебя самого. Да, да, — он стал ходить мимо Вадима, обдумывая какую-то ускользающую от него мысль, которую надо было ухватить во что бы то ни стало, — да, теперь я понимаю, откуда в нем столько света. Только я разобраться хочу… Бывает ведь еще по-другому: сделал тебе человек подлянку, и ему никакого прощения не надо, он рад, что поступил именно так, а не иначе. Что ж, и такого прощать?

— Это очень сложный вопрос Егор Данилыч, я на него ответить не берусь, но считаю, что простить можно того, кто искренне нуждается в прощении.

— А ты сам нуждался в моем прощении? Ведь не ты просил меня об этом, а Александр. Говори все без утайки, я же сказал, что ничего не изменится.

Вадим ответил не сразу. Оказалось, что ему самому надо в себе разобраться.

— Просить за себя я бы не стал. Но я всегда знал, что виноват перед вами, я не должен был давать обещаний, которых не в состоянии выполнить. Думаю, если человек осознает свою вину, он нуждается в прощении.

Краснов смотрел на него, улыбаясь.

В конце аллеи показались Александр и Лин.

— Ты читал его книги? — спросил Краснов.

— Только начал одну.

— Читай, читай, тебе это должно быть особенно интересно. У него есть своеобразная манера обращаться время от времени к какому-то неизвестному, незримому собеседнику. Он делает это с завидным постоянством во всех своих книгах. Уж не ты ли тот неведомый читателю собеседник? Теперь я совершенно уверен, что ты узнаешь в нем самого себя. Полагаю, свою потребность общения с тобой он реализовывал на бумаге, и это в те годы, когда ты считал его погибшим.

Он увидел, как его слова потрясли Вадима. Быстрая смена мыслей и чувств отразилась у того на лице. Глаза его с радостью и болью обратились на Александра. Краснов был доволен: сознание своей сопричастности к тому настоящему и сильному, что связывало этих двоих молодых людей, волновало его и трогало до глубины души.

Александр и Лин медленно приближались; он обнимал ее за талию, смеялся и часто прижимал к себе.

— Он кажется таким счастливым, может, твои опасения по поводу Веры беспочвенны?

— Если бы знать наверняка! Он до сих пор никогда не произносит ее имени, это меня и настораживает. Подумайте, сколько всего связано для него с воспоминанием о ней: обманутая любовь, предательство названого брата, ужас войны. Нет, даже теперь, когда у него есть Лин, самое разумное — не ворошить прошлое.

— У вас чудесный сад, Егор Данилыч, — сказал, подходя к ним Александр, — располагает к уединению и философским беседам, чем вы, кажется, здесь и занимаетесь, если судить по вашим торжественным и одухотворенным лицам.

Краснова разобрал смех до того, что он повалился на скамейку.

— Вот уж никогда не думал, что у меня может быть одухотворенное лицо, — проговорил он, вытирая слезы. — Уморил ты меня, ей-богу. Надо Кате рассказать.

— А мы с Лин решаем, куда нам отправиться в свадебное путешествие.

— Конечно, в Китай, — посоветовал Вадим.

— Гениально, сын мой! Именно так мы и собираемся поступить. Давно мечтал побывать в этой древней стране.

— Главное — не упади с Великой Китайской стены.

— Может, мне повезет, и я увижу желтого дракона.

— Тебе, может, и повезет, — сказал Краснов. — Лин, там действительно живет желтый дракон?

— Конечно, — убежденно ответила Лин. — В горах есть его дом, люди там молятся.

— Даосский храм, — подсказал Александр.

— Дракон помогает людям: за храмом есть пещера, из нее течет ручей; если вымыть волосы, то не будет болезней.

— Да ведь они буддисты, — заметил Вадим.

— Одно другому не мешает, — возразил Александр, — старые верования остаются, так же, как и у нас.

— Вот незадача! — воскликнул Краснов. — Я только сейчас сообразил, что вы не сможете венчаться в церкви.

— К сожалению, это так, — подтвердил Александр. — Возможно, Лин когда-нибудь сама захочет принять православие, я от нее этого требовать не могу.

— Все равно устроим пир горой, — обнадежил Краснов, — я приглашу для Лин китайских музыкантов и танцоров.

— Егор Данилыч, вам совершенно незачем беспокоиться.

— Вряд ли он позволит что-нибудь сделать для него, — предупредил Вадим. — В этом смысле он упрям, как бревно, с детства такой.

— Это мы еще посмотрим! Меня не переупрямишь, не на того напал.

Вечерело. Незаметно для всех сад окутала душистая мгла, и трепетно вызвездилось бездонное небо. Среди деревьев зажглись фонари; на траву и пышные клумбы потекли неяркие пучки света. В них кучилась серебряная мошкара. Хозяева и гости расположились за белым столиком, среди кустов сирени, в напоенной цветочным дыханием полутьме, и вели неспешную беседу. На стол и лица сердечками ложились тени от листьев, уже сонно кивали ветками деревья, и бессвязно шептались струйки в фонтане — Краснов разговорился с Александром и все не хотел отпускать гостей.

Близился 2001 год — начало нового столетия и третьего тысячелетия. Александр и Лин были женаты несколько месяцев. Жили они в большой трехкомнатной квартире в.

Крылатском. Лин посещала курсы русского языка и уже говорила бегло, но еще с заметным акцентом. С одобрения супруга она решила, что будет учиться на переводчика. Когда-нибудь, мечтала Лин, она сама переведет книги Сани на китайский язык. Александр заканчивал новую повесть, решив отложить свое трудоустройство до лучших времен. С Вадимом они виделись почти ежедневно — Александру было совершенно необходимо читать другу каждую написанную им страницу. Неведомый собеседник на этот раз не присутствовал в его повествовании, видно, оттого, что был рядом.

Время от времени в новую квартиру наведывался Краснов, совсем запросто, не дожидаясь особого приглашения, так как чувствовал, что Александр всегда ему рад. Случалось, Егор Данилыч заставал «вдохновенного сочинителя», как он продолжал называть Александра, за работой и тогда сидел молча где-нибудь в сторонке, потягивая коньяк и ничем не напоминая о своем присутствии.