Вера ни в коей мере не утратила собственнических замашек по отношению к Сане. Она, не чинясь, натянула ему свитер через голову, помогла продеть руки в рукава. Вадиму было забавно наблюдать, как она кружилась вокруг Сани, а он тянулся за ней лицом, то ли вдыхая ее аромат, то ли стремясь ненароком коснуться ее губами.

— Какой ты красивый! — сказала она с восторгом. — Тебе нравится?

— Очень, — ответил он, не сводя с нее глаз.

У Веры в центре Ленинграда жили родственники — родная тетя с семьей. Вера собиралась пожить у них, пока будет сдавать вступительные экзамены. Вечером, проводив Веру на улицу Гоголя и возвращаясь в полупустом вагоне трамвая, Саня признался Вадиму:

— Пора кончать эту пытку. Другие девушки мне ее не заменят, и время тянуть ни к чему. Надо мне на ней жениться. Как ты думаешь, нам дадут комнату в семейном общежитии?

— Дадут, — уверенно ответил Вадим, подумав об отце. — Кстати, в субботу мама ждет тебя и Веру к нам в гости на обед. Отговорки не принимаются.

— Признайся, что это твои происки, подлый интриган? — разворчался Саня.

— Да чтоб я сдох! — заверил Вадим. — Мама узнала, что приезжает Вера. Она ее очень любит. Хочешь, я приглашу Олю, чтобы Вера чувствовала себя свободнее?

— Ты с ума сошел! Не хватало только, чтобы ты демонстрировал ей своих любовниц, старый развратник! Она мгновенно сообразит, что мы здесь не теряли времени даром. Тем более Оля! Она постоянно на тебе виснет, где надо и не надо.

— Это я развратник? А сам-то ты кто? Может, рассказать Вере, что ты здесь вытворял?

Они кинулись ловить и тузить друг друга, носились по всему вагону, отчего трамвай сотрясался и раскачивался на рессорах из стороны в сторону, пока негодующий кондуктор не высадил их посреди ночного города.

В субботу Саня и Вера пришли на обед к Вадиму домой. Лариса и ее домработница постарались на славу. Стол ломился от обилия блюд и деликатесов, какие обыкновенным людям не снились, а уж бедному студенту и подавно.

— Мам, ты превзошла самое себя, — благодарно сказал Вадим, целуя Ларису.

Он включил негромкую музыку и усадил гостей за стол. Уговаривать и угощать друзей ему не пришлось. Вера деятельно взялась ухаживать не только за Саней, но и за.

Вадимом. Что ему всегда особенно нравилось в Вере, так это полное отсутствие в ней притворства, жеманства — вообще какой бы то ни было искусственности. Она была по-прежнему своевольна и временами капризна, как любимый в семье ребенок, которого много баловали, но всегда говорила только то, что думала, или не говорила вовсе. Последнее достижение явилось плодом Саниного воспитания, потому что раньше она могла высказать человеку в лицо все что угодно.

Петра Ефимыча к обеду не ждали. Он сказал, что будет целый день занят на работе, хотя был выходной день, однако в самый разгар пиршества неожиданно пожаловал домой.

— Вера! Как я рад тебя видеть! — воскликнул он с выражением восхищения на лице, едва вошел в столовую. — Как ты, однако, похорошела. Превзошла все ожидания. Красавица, просто красавица! — он поцеловал поочередно обе ее руки, отчего она очень мило смутилась.

Вадима его приход не особенно обрадовал, так как Саня сразу напрягся и перестал есть. Петр Ефимыч вел себя шумно, как гостеприимный и щедрый хозяин, много говорил и раскатисто смеялся, наконец достал из бара бутылку шато-марго, припасенную для особо торжественных случаев.

— Пап, с чего такой размах? — удивился Вадим.

— Сейчас узнаешь.

Он разлил вино в бокалы и, подняв свой, сказал:

— Первым делом хочу поздравить тебя и Александра с успешным завершением второго курса и переходом на третий. Не сомневаюсь, что вы и в дальнейшем будете радовать нас своими успехами.

Раздался звон бокалов.

Петр Ефимыч продолжал:

— Сынок, я давно хотел сделать тебе подарок, еще когда ты поступил в университет, да все не удавалось. И вот сегодня в честь окончания второго курса, а также имея в виду твою отличную учебу, я решил осуществить свое давнее намерение. Пойдемте все со мной.

Заинтригованные таким вступлением, участники трапезы проследовали за ним через кабинет до парадного балкона.

— А вот и подарок, — сказал Петр Ефимыч, указывая вниз.

Под балконом, у тротуара, стояли новенькие белые «жигули».

Вадим схватил за руки Саню и Веру и потащил вниз, на улицу.

— Живем, ребята! — торжествующе провозгласил он. — Теперь у нас будет собственный транспорт. Больше никаких трамваев!

Все трое крутились вокруг машины и заглядывали в салон. Подошел Петр Ефимыч и вручил Вадиму ключи. Вадим обнимал его и благодарил.

— Можно мне сесть за руль? — попросила Вера.

— Что за вопрос? Ты будешь не только сидеть за рулем, но и водить эту машину. Сначала я выучусь, получу права, а потом вас научу, — радовался Вадим.

Петр Ефимыч наблюдал за ними с большим удовольствием.

— Ах, молодость! — произнес он с умилением и обнял Ларису за плечи. — Ты не хочешь поцеловать своего мужа за то, что он такой заботливый отец? Кстати, Ларочка, как фамилия Веры? Надо будет проследить, чтобы к ней отнеслись с вниманием на вступительных экзаменах.

Прошло три месяца. Вера училась на первом курсе филфака и все еще жила у тети. Петр Ефимыч устроил Саню сторожем на продовольственный склад. Для Вадима места не нашлось, но он все равно дежурил с Саней вместе, чтобы тот мог полночи поспать и наутро не клевать носом на лекциях. Работать надо было через два дня на третий. На этот раз Вадим не стал скрывать от друга, кто устроил его на работу. Он хотел доказать Сане, что отец относится к нему без всякого предубеждения.

Однажды Вера пожелала посмотреть, в каких условиях работает Саня, и осталась у него на всю ночь. С тех пор Вадим привозил ее к Сане, а сам уезжал. Саня был неописуемо счастлив. Он убеждал Веру, что надо подать заявление в ЗАГС, но она говорила, что время терпит, штамп в паспорте для нее не самоцель, лучше подождать, пока Саня окончит университет, тогда у него будет нормальная работа и возможность подумать о квартире. Она рассуждала на удивление здраво и практично, обстоятельно все взвешивала и раскладывала по полочкам.

Что бы ни говорил Петр Ефимыч, любовь к Вере не отдалила Саню от Вадима. Он так же нуждался в Вадиме, как Вадим в нем. Только с ним он мог быть до конца откровенным, только с ним мог вести себя совершенно свободно, без оглядки. Им по-прежнему было интересно вдвоем, каждый спешил поделиться чем-то важным с другим, тем, что волновало, мучило, наводило на размышления, заставляло радоваться и мечтать. Они понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Вряд ли родные братья могли быть более близки, чем они.

Два обстоятельства омрачали в ту пору жизнь Вадима. Первое — это то, что Петр Ефимыч с каждым днем становился все более нервным, раздражительным.

— Неприятности на работе, — говорил он в ответ на заботливые расспросы жены и сына.

Его объяснения были вполне правдоподобны: власть все время менялась, и партийных чиновников лихорадило. Но вскоре в квартиру Березиных стали наведываться какие-то странные типы. Одеты они были прилично, приезжали обычно на черных «волгах», разговаривали вкрадчивыми голосами, что-то пространно обсуждали, долго прощались в коридоре, тряся отцу руку. Со стороны казалось, что отец и его знакомые оставались довольны друг другом, однако после таких посещений Петр Ефимыч еще долго находился в тревожном состоянии. По каким-то случайно услышанным обрывкам фраз, по общему поведению этих людей, то ли просто по наитию Вадим догадался, что отца втянули в незаконные махинации.

Своими догадками он поделился с Саней у себя дома, как раз после очередного визита неприятных посетителей.

— Не нравится мне все это, — выслушав его, сказал Саня. — Думаю, тебе надо с отцом поговорить. Я, конечно, больше о тебе беспокоюсь. Такие связи опасны для всей семьи.

— Правильно, поговорю с ним, — решил Вадим, — пусть объяснит, какие у него могут быть дела с подобной публикой.