— У Макара, мужа ее, денег куры не клюют, — продолжала Верина тетя. — Она перед свадьбой мне сказала: «Мне все едино, за кого замуж идти, а так хоть семье помогу».

— Значит, она его не любит! — воскликнул Вадим. Его горе и ревность сменились гневом. — Где они живут? Пойду и заберу ее оттуда. Увезу с собой, а мужа, эту мразь поганую, уничтожу, оставлю от него мокрое место!

— Господь с тобой! — замахала на него руками тетя. — У них семья теперь. Вера на пятом месяце беременности. Поздно что-то менять. Я тебе и адреса их не дам, даже не проси. Не смущай ты ее, она ребеночка ждет, только о нем и думает, успокоилась наконец, похорошела. Они теперь в другом городе живут, так что в университет тоже зря не ходи.

Вадим ушел, не оставив своего телефона и адреса, не попросив ничего передать Вере. Этот новый жестокий удар он принял со смирением, как заслуженную кару за свое сопротивление неизбежности. Вера не предназначалась ему. Жить с ней значило бы предать память о Сане. Разве не знал он об этом, когда кощунственно надеялся вернуть себе Веру? Его несчастливая судьба, свершив трагический виток, вновь упорядочила свой ход. И все же, несмотря ни на что, сколько бы он не винил себя, в душе его жила обида на то, что Саня осудил его так сразу и бесповоротно, и что Вера так скоро отдала себя другому мужчине.

Петра Ефимыча продолжало беспокоить состояние Вадима, особенно его нежелание общаться с кем бы то ни было. Вадим оканчивал университет, но его совершенно не интересовала его специальность, будущая работа, он ни с кем не дружил и не встречался с девушками. Случалось, он исчезал на всю ночь, а когда возвращался под утро — мрачный, как грозовая туча, — от него пахло водкой и женскими духами. Дома он сидел за письменным столом, но часто ничего не делал, просто смотрел перед собой и о чем-то думал. Приставать к Вадиму с расспросами Петр Ефимыч не решался, но вскоре ему представился случай узнать, что у сына на душе.

Вадим обратился к нему с неожиданной просьбой.

— Я бы хотел иметь пистолет, — огорошил он отца в один из вечеров. — Твои бывалые знакомые наверняка знают, как и где его можно приобрести.

— Странное желание. — Петр Ефимыч отложил в сторону газету. — Тебе кто-нибудь угрожает?

— Нет, я сам собираюсь кое-кого пристрелить, — невозмутимо сообщил сын.

— Так, начинается! — протянул Петр Ефимыч. — Спокойной жизни, насколько я понимаю, у нас никогда не будет. Кого же ты замыслил убить?

— Мужа Веры. Выслушай меня, и тогда ты сам согласишься, что я должен это сделать. Я много размышлял над тем, кто мог сообщить Сане о наших отношениях с Верой. Мне давно уже ясно, что сделано это было с умыслом, перед смертью его бабушки, когда он и без того находился в тяжелом эмоциональном состоянии. Я никогда себя не оправдывал, не рассчитывал на его прощение, но возможно, если бы он узнал о случившемся от меня или от Веры в другое время, менее драматичное, он сейчас был бы жив, он не бросился бы очертя голову в пекло войны. Почему он так сразу поверил словам какого-то проходимца, почему не поговорил со мной? Да потому, что был почти болен, вне себя от горя и видел все в черном свете, чем этот ублюдок и воспользовался.

— Но при чем здесь муж Веры? Я знаю, ты любил ее, но это не основание подозревать ее мужа.

— Основания у меня самые веские. Миша, брат Веры, рассказывал, что видел с Саней какого-то типа. По описанию он очень смахивает на Вериного мужа. Откуда взялся этот Макар, кто он такой? Может, он давно следил за Верой и точно рассчитал, как избавиться от обоих соперников разом. Кому все это было выгодно? Только ему. Сомнений на этот счет у меня никаких нет. Он ответит мне за Саню. Я себе не простил его смерти. Почему я должен простить ее кому-то другому? Вера к этому не имеет отношения, если ты подозреваешь меня в ревности. Она сама сделала свой выбор и больше меня не интересует. Меня интересует ее муж. Так что помоги мне достать пистолет. Я уже давно хожу на стрельбище и отлично стреляю. О последствиях не беспокойся. Я ничего не стану предпринимать без тщательной подготовки.

— Разве ты знаешь, где живет Вера?

— Узнаю у Миши. Он так и остался в неведении относительно наших с Верой отношений и ничего не заподозрит. Он до сих пор считает, что на Саню фатально подействовала смерть его бабушки.

— Ты, как всегда, все обстоятельно продумал, — сказал Петр Ефимыч, меряя шагами комнату. Он был сильно встревожен.

— Разве я когда-нибудь ошибался?

Вадим в отличие от отца был пугающе спокоен. Таким его Петр Ефимыч никогда не видел.

— И второе, — сказал Вадим, не давая отцу передышки. — Я хочу знать, где похоронен Саня. Мы перевезем его и похороним на родине, рядом с его родителями и бабушкой.

Петр Ефимыч сделал протестующий жест рукой, словно отгоняя от себя что-то:

— Вадим, говорю сразу: здесь я бессилен. Чего ты от меня хочешь? Мои прежние связи среди военных утеряны, все изменилось, кого-то сместили, другие просто не захотят меня знать, сделают вид, что никогда не были со мной знакомы. Для них я больше ничего собой не представляю. Нет, нет, не проси. Ничем не могу помочь.

— Ладно, буду искать сам, но сначала — пистолет. Сделай хотя бы это.

— Ты понимаешь, на что идешь? Мало того, ты хочешь, чтобы я тебе в этом потворствовал! Вадим, я удивлен! Ты предлагаешь мне участвовать в преступлении?

Петр Ефимыч выпрямился, приняв вид человека благородного и незапятнанного, оскорбленного в лучших чувствах, повернулся к сыну и наткнулся на его ироническую улыбку.

— Пап, только вот этого не надо, ладно? Мы с тобой уже давненько сообщники. То, чем ты занимался последние годы, тоже хорошим словом не назовешь. Разве я тебе не помогал? Разве я когда-нибудь становился в позу и попрекал тебя хотя бы намеком?

Петр Ефимыч смешался. Вадим направился в свою комнату, и отец бросил ему в спину:

— Неужели тебе совсем не жалко Веру? Ведь у нее ребенок.

Вадим остановился в дверях, потом медленно повернулся.

— Откуда ты знаешь, что у нее есть ребенок? — спросил он тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

Петра Ефимыча пробрало мгновенной дрожью. «Идиот, скотина, безмозглое животное, — мысленно награждал он сам себя красочными эпитетами, — надо же так проговориться! Как он смотрит! Мать честная, что стало с моим мальчиком?! Ведь он и вправду убьет и глазом не моргнет!»

Деваться было некуда.

— Я знаком с Макаром, — сказал Петр Ефимыч.

— Как интересно, — зловеще проговорил сын, — и давно, позвольте узнать?

— Вадим, прошу тебя, не надо сарказма. То, что Макар женат на Вере, я узнал совсем недавно. В чем я провинился? По-твоему, я должен был немедленно доложить тебе об этом? Ты сам не хотел с ней видеться, почему я должен напоминать тебе о ней?

— Кто он такой? — устроил допрос сын.

— Лидер одной из группировок. Даже не думай туда соваться.

— Бандит, значит. Это только подтверждает мою догадку. Где живет? Говори, я все равно узнаю у Миши.

— Да здесь же, черт побери! В Химках. У него дом, охрана.

— Сколько охранников?

— Я видел двоих у ворот, двое в доме. Говорю тебе: это пустая затея и опасная.

— Как он познакомился с Верой?

Петр Ефимыч со страхом ждал этого вопроса. Понимая, что в данном случае полуправда может прозвучать наиболее убедительно, он сказал:

— Он бывал в нашей Ленинградской квартире, увидел ее и влюбился. Потом попросту выследил, когда мы уехали.

— Замечательно! Чем дальше, тем увлекательнее! А главное, все сходится одно к одному. Я предупреждал, что твои сомнительные связи до добра не доведут. — Вадим повысил голос. — Ты погнался за богатством, а платить пришлось Саниной жизнью! Вера в руках подонка! Чем еще надо будет заплатить?

— Вадим, мне неприятно тебе напоминать, но если бы ты не связался с Верой, ничего бы этого не случилось, — вкрадчиво заговорил отец. — Будет лучше, чтобы ты наконец успокоился. Больше трех лет прошло, пора забыть о несчастьях. Жизнь продолжается, ты молод, у тебя все впереди.