— Благодарю за лестную характеристику, — сухо отвечал он.

— Забудь все, что я сказала, — просила она через мгновение, осыпая его бесчисленными поцелуями. — Я люблю тебя больше жизни. Я пытаюсь обмануть и тебя и себя. Я умру, если не буду с тобой.

В такие минуты приступы агрессии сменялись наплывами взаимной нежности. Случалось, он подолгу замирал, погружаясь в созерцание ее красоты, которую нельзя было постичь разумом, можно было только впитать сердцем и хранить в себе как святыню. Он брал ее маленькую руку или изящную ступню, разглядывал и поражался могуществу природы, способной создать такое совершенство. Он смотрел на нее, и на ум ему приходили слова «чело», «ланиты», «перси» — и стихи Пушкина. Она, царственно раскинувшись в дремотной истоме, ощущала на себе его взгляд как живое теплое прикосновение. Тело ее отливало золотом, каждый волосок лучился и создавал игру света на белоснежной коже.

Одурманенные, в чувственном угаре, они не замечали, как летит время. Близилась летняя сессия, а от Сани по-прежнему не было никаких известий. В один из последних дней мая Вадим очнулся в Вериных объятиях, когда она невзначай упомянула, что через несколько дней экзамены, и сообразил, что Сани нет уже почти целый месяц. Предчувствие беды сдавило ему грудь. Он решил выждать еще два дня и ехать в Свирицу.

Ольга продолжала бегать к нему на факультет. Она видела, что с Вадимом творится что-то неладное, но не понимала, что именно. Того, что здесь замешана другая женщина, заподозрить она не могла, — слишком уж у него был несчастливый вид.

— Может, ты поссорился с Саней? Он тоже был в последний раз какой-то странный, — сказала она, совершая с ним обычный променад по коридору, в чем Вадим ей не отказывал, дабы избежать утомительных объяснений.

— Он узнал, что заболела его бабушка. Тогда ты его и видела.

— Да нет же, — возразила Оля, — это было давно, а я видела его совсем недавно, недели не прошло.

Вадим остановился, будто ударился о стену.

— Ты видела Саню неделю назад? Где?

— Здесь, в университете. Он очень плохо выглядел, серый, изнуренный, я с ним поздоровалась, а он меня как будто и не узнал.

Вадим схватил ее за плечи.

— Ты уверена, что это был он? Ты не обозналась?

— Да что я Саню не знаю? Пусти, Вадим, ты делаешь мне больно.

Вадим пошел на биологический факультет. Ощущение беды нарастало, и у него невольно подкашивались ноги. Была перемена. Он зашел в аудиторию, где занимался Санин курс. Несколько студентов, зажав уши руками, зубрили конспекты, готовились к опросу, но, увидев Вадима, все как один повернули к нему головы.

— Где Саня? Никитин? — спросил он.

Они продолжали на него пялиться, отчего он начал свирепеть.

Он сгреб ближайшего парня за одежду и вытащил из-за стола.

— Где Никитин? Я тебя спрашиваю!

— Слушай, брось задавать дурацкие вопросы, — испуганно сказал парень. — Небось, лучше нас знаешь, что он давно здесь не учится.

— Как — не учится? — от неожиданности Вадим выпустил студента.

— Вот так! Забрал документы и ушел из университета, — продолжал обижаться парень.

— Куда ушел?

— Спроси что-нибудь полегче. Мы думали, ты знаешь.

— Почему он это сделал? Он что-нибудь говорил?

— У него бабушка умерла. Больше ничего не знаем. Все его отговаривали, и ребята, и педагоги. Только он ни с кем даже не разговаривал.

Вадим, задыхаясь от страха, помчался в общежитие в надежде разузнать что-нибудь у Толяна. Но тот знал не больше, чем Санины однокурсники.

— Могу сказать только, что ему было очень худо. Он прямо с лица спал. Как приехал с похорон, так сразу за документами и пошел. Я спрашиваю: «Вадим хоть знает?». «Знает, знает», — говорит, и ушел. На следующий день прихожу с занятий, а в комнате пусто — ни его, ни вещей. Вот так. Даже не простился.

«Бабушка умерла, а он не сообщил ни мне, ни Вере. Значит, уже тогда что-то знал. Но как? Как он мог узнать, находясь в Свирице? Вера! Больше некому. Может, он ей звонил, и она во всем ему призналась?».

Он кинулся к Вере. Она клялась и божилась, что Саня ей не звонил, и она ни с кем не разговаривала. Она задрожала и побледнела, когда он рассказал ей о Сане.

— Почему никто из наших не сообщил мне, что бабушка Марфа умерла? Хотя, тетя говорила, что мама звонила несколько раз, но меня никогда не бывает дома. Вадим, Саня что-то узнал о нас с тобой. Но как, господи, как? Для всех это было тайной. Я бы ему все сама рассказала, объяснила, и он бы понял, он всегда все понимает. Где он, Вадим? Мне страшно. Ты должен его найти.

Вадим поехал в Свирицу. В поселке о Сане никто ничего не знал. Дом его стоял пустой и запертый. Вадим сел на крыльцо и долго не двигался. Из сарая вышел кот Дымка и стал тереться о его колени. Вадим погладил кота и пошел вдоль канала туда, где стоял бывший дом его бабушки. Дымка, подняв хвост, шел за ним. Вадим постоял у родной ограды, где часто ждал его Саня, посмотрел на дом, на окна — занавески в них были чужие.

Он дошел до монумента, пошел обратно и увидел, что навстречу ему движется Михаил. Они обнялись… Михаил стал высоким, дюжим парнем, ростом почти с Вадима. Пока Вадим с Саней учились в университете, он успел отслужить в армии, избавился от расхлябанной походки и рыжих, светлее, чем у Веры, торчащих вихров.

— Был сейчас на почте, звонил Вере. Она сказала, что ты здесь. Не пойму, что за история с Саней. И Верка чего-то не договаривает. Не иначе, очередной фортель выкинула, уж я-то свою сеструху знаю.

— Миша, вспомни все, что сможешь. Все, что он говорил, с кем встречался. Дай мне хоть какую-нибудь зацепку.

— Да знаешь, вертелся тут один хлыщ. В аккурат за три дня до бабушкиной смерти. Подхожу я утром к Саниному дому и вижу издали, что Саня сидит на скамье, а рядом с ним мужик какой-то, лет тридцати, не из нашенских, прилизанный такой и с портфелем. Сидели они, что-то разглядывали, разговаривали, этот приезжий все пальцем тыкал в какие-то бумаги, потом все в портфель сложил, встал и пошел. Мимо меня прошел, сам весь чистенький, а глазенки липкие, верткие, так ими и шмыгает, как воришка какой. Я к Сане подхожу и спрашиваю, кто это, мол, и зачем приходил. Смотрю, а он белый весь, словно молоко в подойнике, и губы синие. Посмотрел на меня, как пьяный, и в дом пошел. Только не дошел, на середине двора упал — навзничь, будто кто его в грудь ударил. Я к нему, помог ему на ноги встать и в дом отвел. Не знаю, то ли за ним ухаживать, то ли за бабушкой. «Извел ты себя совсем, — говорю, — надо бы тебе поспать чуток. Я пока маму пришлю, а сам Вере позвоню. Пускай хоть на два дня приезжает».

«Не надо Веру, — говорит, — никого не надо. Мне бы только передохнуть, самую малость, сил бы набраться, может, тогда и бабулю свою подниму». И дышит, как после марш-броска.

Михаил внезапно умолк, пристально глядя на Вадима, будто что-то вспомнил.

— О-па! — сконфуженно сказал он и почесал в затылке. — Как я сразу не догадался? Ну, точно! Он в армию пошел. На все сто!

— С чего ты взял?

— Он все меня про армию расспрашивал, про службу, оружием интересовался. И это сразу после похорон, на поминках, когда видно было, что ему плохо до жути. Я тогда предположить не мог, что он институт бросит, а все ж странно показалось, что в такой день он мог думать о посторонних вещах.

Вадиму стало легче. Что-то начинало проясняться. По крайней мере, он знал теперь, что ему делать. Он откажется от Веры, найдет Саню, будет рядом с ним, потом придется им вместе начинать все заново.

— Спасибо, дружище, — он снова обнял Михаила, — ты мне здорово помог. — Он посмотрел на кота. — Найди мне ящик. Заберу Дымку с собой. Пусть поживет у нас, пока Саня не вернется.

— Так он не бездомный. Саня его соседям отдал, только он все время к себе домой приходит. В сарае сидит. А ключи от дома у меня. Саня сказал: «Живи здесь, если хочешь. Плохо, когда дом пустой стоит». Вот женюсь, может, и поживу у него, тогда и Дымка домой вернется.