— Это из-за того, насколько интенсивен был всё это время темп операций, — пожимая плечами сказала Хонор. — По крайней мере для нас. Для ребят из Третьего Флота или Флота Метрополии время, должно быть, тянется медленно. — Настала ее очередь качать головой. — Мне, как капитану, всегда везло. За исключением станции Ханкок я ни разу не попадала в состав одного из этих оборонительных флотов, чтобы месяцами сидеть на месте, не имея ничего кроме симуляций, чтобы поддерживать своих людей в форме.

— Да уж, — сухо сказал Кардонес, — Если мне не изменяет память, ваша милость, обычно вы слишком были заняты, превращая собственный корабль в груду металлолома, чтобы беспокоиться о чём-то подобном.

— Но-но, — сказала Хонор и ее флаг-капитан хихикнул. — По крайней мере это не давало моим людям скучать, — добавила она и Кардонес расхохотался.

Хонор тоже улыбнулась и они вчетвером вошли на флагманский мостик «Императора».

По бортовому времени было достаточно поздно; вахта была минимального состава. Маттингли отошел в сторону и встал прямо у входа, а Хонор и Кардонес пересекли пустующее помещение и остановились у дальнего его конца, перед главным обзорным дисплеем. Перед ними была бесконечность космоса, кристально-ясная и угольно-чёрная, усеянная звёздами.

— Прекрасный вид, не правда ли, мэм? — тихо спросил Кардонес.

— И выглядит так мирно, — согласилась Хонор.

— Как жаль, что вид может быть обманчив, — произнес ее флаг-капитан.

— Понимаю, о чём ты. Но давай не будем слишком капризными. Вид всегда, знаешь ли, «обманчив». Подумай о том, на что будет похожа каждая из этих крошечных холодных звёздочек, если к ней приблизиться. Уже не такой «мирной», верно?

— У вас временами интересный взгляд на вещи, ваша милость, — заметил Кардонес.

— Правда?

Хонор оглянулась в сторону открывшегося люка, в который вошел державший под мышкой планшет Тимоти Меарс. Флаг-лейтенант отстал, чтобы привести в порядок свои записи.

— Если мой взгляд кажется странным, — продолжила она поворачиваясь обратно к Кардонесу, — то это только потому…

Голос её оборвался так резко, как будто его отсекло лезвием гильотины. Она молниеносным рывком повернулась обратно к люку, а Нимиц взвился с её плеча, издавая душераздирающий вопль. Челюсть Кардонеса отвисла, он тоже начал поворачиваться, но слишком медленно.

— Саймон! — крикнула Хонор в то же самое мгновение, как ухватила правой рукой Кардонеса за китель и швырнула его на пол со всей мощью своей мускулатуры, генетически модифицированной для миров с высокой гравитацией.

Голова телохранителя дёрнулась, но ему не доставало эмпатии Хонор. Он не мог ощутить то, что ощутила она: не мог почувствовать внезапную вспышку ужаса в Тимоти Меарсе, когда тот неожиданно понял, что его тело подчиняется приказам кого-то — или чего-то — другого.

Тут не было вины Маттингли. Тимоти Меарс был частью окружения его землевладельца. Он был её помощником, её учеником, чуть ли не приёмным сыном. Он бывал рядом с ней буквально тысячи раз, и Маттингли знал, что он не представляет опасности. И поэтому он оказался совершенно не готов к тому, что правая рука Меарса, пока тот проходит мимо, небрежно — очень небрежно — потянется… и выхватит пульсер из кобуры Маттингли.

Телохранитель среагировал практически мгновенно. Несмотря на изумление, его рука метнулась на перехват, чтобы отобрать, или, хотя бы, нейтрализовать оружие. Но «практически мгновенно» оказалось недостаточно. Пульсер взвыл.

— Саймон!

На этот раз это был не выкрик. Хонор в бесполезном протесте простонала имя своего телохранителя. Очередь крупнокалиберных дротиков прострочила его живот, затем грудь. Китель его формы был сделан из той же пуленепробиваемой ткани, что и китель Хонор, который был специально модифицирован, чтобы выдерживать когти Нимица. Но такая ткань все-таки не была рассчитана на выпущенные в упор дротики пульсера военного образца. Маттингли рухнул, разбрызгивая кровь.

Хонор ощутила его агонию, но времени для скорби не было. Как бы болезненно ни было случившееся с Маттингли, это на самом деле было менее болезненно, чем то, что она ощущала внутри Тимоти Меарса. Его ужас, шок, неверие и вина за то, что его рука убила человека, который был ему другом, были похожи на некий ужасающий саван. Она могла ощущать его протестующий вопль, отчаянно безнадежную борьбу, но его рука двинулась, обводя мостик и удерживая спусковой крючок украденного пульсера.

Поток дротиков с визгом хлестнул по мостику. Двое рядовых-планшетистов упали, один из них с криком боли. Секция связи брызнула искрами, когда дротики проложили свой путь через экраны, консоли, спинки кресел. Смертоносное дуло перемещалось дальше, прошлось потоком высокоскоростных дротиков по пустующему посту Андреа Ярувальской, убив рулевого тактической секции вахты. И все-таки, при всех нанесенных разрушениях, Хонор понимала, что все это случайность. Она знала истинную цель ужасающегося флаг-лейтенанта.

Нимиц по дороге к Меарсу запрыгнул на спинку командирского кресла, но в кресло ударил поток дротиков. Они прошли мимо кота, но кресло под ним буквально взорвалось, и даже его рефлексы не смогли спасти от падения на палубу. Приземлился он на лапы, уже готовый прыгнуть дальше, но на этом потерял слишком много времени. Он бы не успел достать флаг-лейтенанта до того, как пульсер в его руке достанет Хонор.

Хонор чувствовала его приближение. Чувствовала беспомощный вопль протеста в мыслях Тимоти Меарса. Знала, что флаг-лейтенант буквально не мог противостоять тому кошмарному принуждению, которое овладело им. Знала, что он бы лучше умер сам, чем сделал то, что только что сделал. Что он вот-вот сделает.

Она об этом не думала. По крайней мере на сознательном уровне. Она просто отреагировала, так же, как тогда, когда отбросила Рафаэля Кардонеса с линии огня. Отреагировала инстинктами, отточенными более чем сорока годами занятий боевыми искусствами, и мышечной памятью, которую вбивала в себя в тире расположенном под особняком у залива Язона.