А голос срывается.

– Вот, – говорю.

И ладони в запотевшее стекло перед ней впечатываю. По обе стороны границы ставлю. Чтобы и не вздумала дернуться.

– Нет, – заявляет Катя.

– Что – “нет”?

– Все, – шепчет.

Выскользнуть пробует. Но только сильнее об мой член задницей трется. И застывает, ощущая, как хер твердеет и вздергивается.

– Видишь, какая ты бесстыжая.

– Я?!

– Сама на хуй насаживаешься.

Двигаю бедрами. Так, чтобы член прошелся вверх, а потом вниз. Напираю еще больше, вжимаюсь вплотную.

– Нет, Демьян, даже не…

Что именно “не” она так и не договаривает. Остаток слов утопает в приглушенном вскрике, когда я перемещаю хер между ее ног. Не проникаю, не вбиваюсь внутрь.

Подразниваю. Прохожусь по мокрым складкам.

Она судорожно дергается. Всхлипывает.

– Прекрати, – выдает.

– Сама прекрати.

– Ч-что?

– Это.

За шею ее сзади прикусываю.

– Виновата ты, Катя.

– В чем?

– Вкусная.

Дергается. Извивается. Прямо с раздражением. Но вырваться ей не удается. Получается лишь тереться об меня сильнее.

Встаю так, что у нее ни единого шанса выскользнуть нет.

Бедра к бедрам. Крепче.

– Хватит, – бросает она. – Нельзя так. Понял? Не хочу больше. Это ты бесстыжий, Демьян. Бессовестный. Отпусти.

– А я тебя не держу.

Руками – не держу.

А так…

Сам бы отлипнуть рад. Думаешь, не пытался? Пробовал, блядь. Не год и не два. Но ты слишком глубоко вошла. Засела так, что не вырвать. Ничем не вытравить.

И не делай вид, будто не чувствуешь то же, что и я.

Вижу. Каждую твою эмоцию чую. Вбираю внутрь.

– Сволочь ты, Демьян, – выпаливает. – Скотина.

– Хуже.

– Ублюдок!

– Еще какой, – соглашаюсь.

И по плечам ее губами прохожусь, от края до края, заставляя мелко вздрагивать, ежиться.

– Ненавижу, – бросает сдавленно.

– Я помню.

И по ее напряженной спине опускаюсь. Ртом. Ниже и ниже. Как сразу хотел. Целую везде.

А она сама не замечает, как прогибается. Тянется ко мне.

Толчком бедра ее ноги шире расталкиваю. Опускаюсь перед ней на колени. Тут уже похуй становится на все наши договоренности.

Сжимаю ее ягодицы, вынуждая выгнуться еще больше. Накрываю ртом низ живота. Насаживаю ее на свой язык.

Нет. Не то. Херово.

Нужен полный доступ. Прямо сейчас.

Обхватываю за бедра. Разворачиваю к себе. Одну ногу на плечо к себе забрасываю. И похуй, что она прикрыться пытается. Дергает коленом.

Быстро этот бунт пресекаю.

Целую ее между ног. Так целую, что она вскрикивает и задыхается. Пальцами в затылок мой вцепляется, волосы сжимает.

– Нет, нет, – выдает. – Ты что…

Но все эти протесты гаснут под моим языком.

Катя стонет. Течет в мой рот. И самый кайф, когда у нее подгибаются ноги. Когда только я удерживаю ее за бедра. И я же, блять, утягиваю на самое дно.

Кончить ей не даю. Резко отрываюсь.

А она дергается. Обратно меня притянуть пытается. Навстречу двигается. И вдруг застывает на месте. Трезвеет.

Нависаю над ней.

Глаза распахнуты. Пьянючие. Дышит шумно. Заведенная вся. И губы искусаны. Покрасневшие. Распухшие.

Ее губы под мой хер созданы.

Накрываю их большим пальцем. Поглаживаю, а после толкаюсь в ее рот. По языку прохожусь. Надавливаю. А дальше подцепляю ее за нёбо, заставляю запрокинуть голову назад.

Взглядом вниз стреляю. Показываю, чего хочу.

Пиздец у нее глаза меняются. За секунду. Леденеют.

Кусает меня. Да так, что едва руку успеваю отдернуть. Холодная. Отстраненная. Смотрю на нее и будто в стену врубаюсь на полном ходу.

– Ты чего?

– Ничего!

– Тише ты.

– Отойди.

– Нет.

По плечам меня ладонями лупит. Раздражается. Бесится прямо. А я рукой ее между ног накрываю. Пальцы между мокрыми складками проталкиваю.

Возбужденная. Разгоряченная.

Но вырываться это ей не мешает. В кисть мою ногтями впивается. Царапает.

– Почему разошлась? – взгляд ее ловлю. – Раньше тебе нравилось.

– Раньше дура была, – бросает мрачно. – Все, отойди. Накупалась я. Слышишь? Прекращай. Да убери же ты от меня свои руки!

– Что на тебя нашло?

– Не важно.

А у самой глаза поблескивают. И нихуя это не от возбуждения. Слезы наворачиваются. Уже на ресницах повисают. Пиздец, блять.

Весь стояк в момент пропадает.

Отпускаю ее, но только чтобы подхватить на руки. Выхожу из кабины. Полотенце захватываю, оборачиваю вокруг Кати.

– Куда ты меня опять тащишь? – бормочет и морщится. – Почему никак в покое не оставишь?

Молчу.

Как ей ответить?

– Вот чего еще тебе от меня нужно?

– Тебя и нужно.

– Демьян, – начинает и замолкает.

Глаза закрывает. Видно, истерику сдерживает.

А я в спальню ее отношу. На кровать свою укладываю. Закутываю в одеяло. Сам рядом вытягиваюсь.

– Говори, моя хорошая.

– Что говорить? – всхлипывает.

Блядь. Нахуй вообще эту бадягу про минет начал? Знал бы как пойдет, даже намеки бы не кидал.

– Ну пошли меня на хер, – предлагаю. – Легче станет.

– А тебе наплевать, что я скажу, – головой мотает. – Не уйдешь.

Молчу. Но она без того все понимает.

– Ты же всегда такой был, – роняет Катя. – Захотел – должен получить. И меня тогда продавил. Ты прохода не давал.

– Любил тебя.

– Нет, не любил! – выпаливает. – Это я тебя… как идиотка…

Отворачивается. Лицом в подушку утыкается. А я в ее волосы зарываюсь. Так и лежим. Но недолго.

Она плечами дергает. Резко разворачивается. Приподнимается.

– Хочешь знать, что случилось? – спрашивает. – Прошлое накатило. Наш первый раз вспомнился. Как я вся в тебе растворилась. Доверилась. И тогда. Сразу. И потом. И твое вранье выслушивала. Каждое слово ловила. Замуж собралась. Дура!

– Кать…

– А ты меня предал.

Губы поджимает. Подбородок у нее подрагивает. Последним уебком себя ощущаю, и четко осознаю, что перебивать нечем. Права она. По всем статьям.

И по уму, лучше всего мне прямо сейчас из ее жизни съебаться.

Только мы оба знаем – нихера я этого не сделаю.

– Я в тюрьме отсидел, – говорю.

– Да, – нервно кивает. – А мне это за что? Скажи, Демьян. За что мне такое счастье досталось?

– Теперь все будет иначе.

– Неужели? – бровь вздергивает. – Как?

– Увидишь.

На кровать ее заваливаю. Мягко. Поднимаю под себя. Одеяло сдергиваю. Поцелуями помечаю. Всю. Без остатка.

А она вырывается. Сначала сильно. После слабее. И опять пропускает момент, когда переключается. Сама притягивает меня, открываясь навстречу.

Тянет нас. Такая судьба. Не поменять.

– Какое же ты животное, – бормочет.

Когда ведет бедром чуть в сторону и мой возбужденный хер задевает. Ногу тут же отдергивает. Но я не позволяю далеко ускользнуть.

Ближе ее притягиваю. Устраиваюсь между разведенными ногами.

– Ненавидишь? – оскаливаюсь.

– Да!

– Ну и похер, – губы ее поцелуем запечатываю, терзаю, пока не начинает стонать в мой рот, а после заключаю: – Я это все перекрою.

30

Поворачиваюсь. Веду рукой по кровати, но только подушку сгребаю. Врезаю ладонью по постели. Пусто, блядь. И от этого прямо подбрасывает.

Ебучее дежавю.

Вот какого хуя?

Подрываюсь. Различаю шум воды.

Ванная? Нет. Кухня. Туда и направляюсь. Ярость изнутри распирает. Злоба душит. Но все это гаснет в момент, когда вижу, как тонкие пальцы закрывают кран. Вымытая чашка отправляется на сушилку на мойке.

Катя поворачивается, спокойно смотрит на меня.

Оделась уже. И прическу сделала. Волосы на макушке собрала. Выглядит она охуенно. Как и всегда.

Сука. Да я бы все отдал, только бы так каждое утро начиналось.

Она у меня на кухне. Кофе пьет. Завтракает. Вот вся эта хуета. Как в долбанной рекламе майонеза, где вся семья за одним столом. Улыбаются, болтают.