И какой же у тебя план, Катя?

Осматриваюсь. Изучаю комнату за комнатой. Но ее нигде не видно.

Значит, вышла. Вещи тут. Не уехала пока.

Прогуливается?

На кухне останавливаюсь. Открываю холодильник. Почти пустой. Оборачиваюсь, вижу на столе полупустой заварник.

Ближе подхожу. Беру недопитую чашку. На краю виднеется слабый след ее губной помады. Туда и прикладываюсь. Делаю пару глотков.

Травяной чай.

Вкусно. От ее губ.

На полках особо еды не замечаю. Одна упаковка каши. Практически на дне. На такие запасы Катя не рассчитала. Пришлось пополнять.

Поэтому ушла?

По ходу в сельский магазин двинула. Тогда скоро вернется.

Смотрю на часы.

Ставлю чайник. Новую порцию чая завариваю. Приподнимаю жалюзи так, чтобы видеть, когда Катя вернется.

Долго ждать не приходится.

Она появляется, когда чай готов. Приоткрывает калитку. Как-то странно застывает. По сторонам смотрит. И даже на расстоянии видно, что вдруг напрягается.

Блять, не мог я ничего такого оставить, чтобы она заметила. Знаю. Никаких следов на улице не было.

Но она все равно что-то чувствует. Прямо заметно это. Меня чует. Безошибочно. Как и я ее.

Вот и не решается пройти вперед. Медлит. И тут уже у меня самого почти нервы сдают. Готов выйти. Помочь.

Однако она наконец шагает во двор. Поворачивается спиной к окну. Закрывает щеколду. Получается не сразу. Мешает пакет, который висит у нее на руке.

Точно в магазине была.

На лицо ее смотрю.

Бледная такая. Взволнованная.

И от того, что подмечаю это, становится пиздец как хуево. Потому что все это мне совсем не по вкусу. Не должна моя женщина так дергаться. Еще и от меня самого, блять.

Вот что за хуйня?

Злой был. Да. Охренеть как меня изнутри от гнева раздирало. А теперь смотрю на нее и понимаю, что поебать. На все поебать. На обман ее, на то, что так лихо удрала.

И если так посудить, то мне и яростью исходить смысла нет.

Она ребенка нашего защищала. От меня. Да уж. Херово это осознавать. Но она у меня молодец.

Взгляд вниз проходится. От лицу к груди. До живота. И ладонь аж печет. Жгучая потребность дотронуться. Провести пальцами. Накрыть.

Там у нее пацан. Или девочка.

С трудом подавляю порыв вперед двинуться.

Рано. Не сейчас.

Прислоняюсь спиной в стенке. Пока Катя проходит в дом. Замок в нормальном состоянии. Ничего я не повредил. Поэтому она так и не понимает, что кто-то прошел внутрь.

Но опять задерживается. Проходить вглубь дома не торопится. Останавливается в прихожей.

Улавливает чужое присутствие.

Только это, блять, нихуя не чужое. Мое. И я – ее. Нехуй бегать. Бесполезно. А раз не понимает, то объясню. Спокойно все расскажу, нормально. Вот зря она дернулась. Не скрыться же. Пускай даже не пытается.

Тишина повисает. Тягучая. А после различаю осторожные шаги. Ближе и ближе. Прямо ко мне. На кухню же идет. Надо продукты разложить.

Шагает через порог и застывает, увидев меня.

– Чая хочешь? – спрашиваю.

Ее губы дергаются. Приоткрываются. Лицо еще сильнее бледнеет. Будто все краски разом сходят. И вся она хоть замирает, даже не шелохнется, но точно назад отклоняется.

Пакет выпадает из ее пальцев. С грохотом опускается на пол. Что-то шелестит. Что-то бряцает.

Шагаю к ней, а она отшатывается.

– Тише, Кать, – бросаю.

Пакет с пола подхватываю и на стул ставлю. Вроде ничего не разбилось.

А ее саму за талию обхватываю. Мягко. Никуда не даю уйти. Хватит. Набегалась уже.

50

– Пусти, – тихо говорит она.

– Куда? – отвечаю спокойно.

Она молчит, глядя в мои глаза. Больше не возражает. Будто зависает, и хоть ничего не говорит теперь, это ее подвисшее состояние только сильнее напрягает. А еще бесит сама реакция. Да все, сука, бесит. И то, насколько бледная. И то, как мелко подрагивает в моем захвате.

Ей покой нужен. Комфорт. Отдых.

Нечего ей больше дергаться.

– Так, присядь, – говорю.

Отпускаю ее, чтобы расслабилась. Подталкивают в сторону ближайшего стула. Дымящуюся чашку перед ней ставлю.

– Выпей чаю, – прибавляю.

Смотрит на меня.

– Что? – спрашиваю.

Медленно головой качает.

Ничего, значит.

Ну ладно.

– Мед хочешь? – продолжаю. – Где-то видел.

Достаю банку с верхней полки. Помню, ей нравится. Но сейчас вид у нее такой, что… блять, да рядом со мной ей нихуя не понравится.

– Давай, – заявляю. – Рассказывай. Все как есть. Обсудим.

Обхожу стол. Напротив нее усаживаюсь.

Глаза шире распахивает. За мной наблюдает. Как галстук через голову снимаю, отбрасываю. Как ворот рубашки ослабляю, пуговицы расстегиваю.

Так ничего и не выдает. Ни слова.

Отходить бы ее сейчас по заднице. Ремнем. Или хотя бы ладонью. Но с этим придется подождать. Беременная же.

Ну пиздец. Обложило. И не наказать, и не сделать нихера. Хотя наказывать и не тянет. Другого хочется.

Так хочется, что и вновь поднявшаяся внутри злоба быстро гаснет. Будто и не было ни черта.

Нам бы сейчас не говорить, а… но поговорить надо. О многом.

Только я сижу и глазами ее жру. Скулы эти. Губы пухлые. Прямо все в ней напрашивается. И шея ее. Смотрю и не понимаю, чего сильнее хочу. Или зацеловать ее всю, или придушить. А еще грудь будто полнее стала. Так прерывисто вздымается, тяжело.

Но я стараюсь не отвлекаться. Серьезно настроен разобраться. Выяснить все.

Раньше не тот подход был. Давить на нее нельзя. Беременная. Так уже делал. И нихуя не решилось. Без того вся раздерганная сейчас.

Вижу же. И то, как нервно у нее вены бьются на шее. Особенно жилка между ключицами. Набухает. И мне бы языком по ней провести.

Только это нихуя не успокоит. Ни ее, ни меня самого.

Иначе действовать надо. Умнее. Трезво, с расчетом. Как в бизнесе. Выдвинуть предложение, от которого она отказаться не сможет.

– Долго молчать собираешься? – спрашиваю.

Плечами дергает.

Ясно.

– Говори давай, – повторяю.

Взгляд вскидывает.

– О чем тебе говорить? – роняет она, наконец.

– Ну много о чем можно.

Дохуя всего. Хоть отбавляй, блять.

Опять плечами пожимает.

– Давай открыто обсудим, – продолжаю ровно. – Будем договариваться. Больше держать насильно не стану.

Аж взгляд на меня выкидывает.

– Но надо все выяснить, Кать. У нас общий ребенок будет.

Глаза не отводит. Но ощутимо напрягается.

А надо чтобы расслабилась.

– Нужно разобраться.

Не торопится отвечать.

Выжидаю. Время даю. Сейчас что угодно ей сказать готов.

Пускай выдохнет. Пускай бдительность потеряет. И откроется. Выскажет все. А я ей объясню что к чему. Спокойно.

Иначе не воспримет. Иначе не поверит.

Только так могу достучаться до нее.

Понятно что не отпущу. Пусть даже не мечтает. Но пока приходится эмоции сдерживать. Не надо ей видеть, как меня накрывает.

Злобу обратно загоняю.

Штормит меня снова. Сильно.

Как бы не сорваться. Умом знаю – нельзя. А ярость так и подпирает. Будто ком в глотке.

И бесит это ее затянувшееся молчание.

– Сколько от меня бегать собиралась? – выдаю. – На что рассчитывала, когда свалила? Реально думала, что не найду? Почему прямо все не сказала, что у тебя в голове?

– Подумать хотела.

– Сейчас ты врешь, – говорю спокойно.

Сука, просто подумать.

Нет, врать у нее херово получается. План точно наметила, просто мне выдавать его не собирается. Еще рассчитывает использовать эту идею.

– Ну ладно, – усмехаюсь. – Пусть будет так.

Тишина.

Блядь.

– И как? – спрашиваю ровно. – Подумала?

Отрицательно качает головой.

– Я хотела побыть одна, – продолжает вдруг и в упор на меня смотрит. – Наедине со своими мыслями. Решить все.

– И что ты решать собралась?

Отводит взгляд в сторону.