И меня за плечи оттолкнуть теперь пробует.

Не получается.

Свое не отпускаю. Кате давно пора это понять. Моя она. Моя. И раньше бы никому не отдал, а теперь так вообще.

– Говори, – выдаю. – Что тебя раздражает?

– Все! – руками всплескивает. – Все это… почему ты просто не уйдешь? Почему ты никак меня в покое не оставишь? А?

Моя ты. Так и тянет опять припечатать. Но с языка уже совсем другое слетает.

– А куда мне идти? – спрашиваю. – Твой я. Так что здесь мое место. Некуда больше деваться.

Голову ей на колени кладу.

Так и сидим. Она – в кресле. Я – на полу, крепко обняв ее ноги. Хер знает сколько времени проходит, пока Катя наконец глухо выдает:

– Ну как ты не понимаешь?

– Что?

– Все как тогда.

С шумом воздух втягивает. Замолкает. А после еще тише продолжает:

– Мы. Беременность, – роняет сбивчиво.

Всхлипывает.

Отрываю голову от ее колен, только чтобы взгляд поймать. Глаза в глаза. Вот как нам сейчас надо.

– У меня другой бизнес, – говорю. – Все иначе.

– Хочешь сказать, что завязал?

Пристально смотрит на меня.

Лгать нельзя.

– Так просто не завяжешь, – говорю как есть. – Но работаю теперь на другом уровне. Как раньше уже не будет.

Понимаю, что мой ответ ни о чем. Ей он не нравится. Это видно.

И гарантий, блять, нет. Четких – нет. А другие тут не прокатят. Собирался это все при следующей встрече с Воронцовым обсудить. Скоро.

Но сегодня не знал, какие новости получу. Если бы знал, то раньше бы такой вопрос затронул.

Воронцов сам говорил, что репутацию мне подправят. При условии успешного сотрудничества. А сотрудничество у нас охуеть какое успешное.

– Гарантии дам, – продолжаю. – Если бы не был уверен, то обещаний впустую не делал. Обещаю, Кать, все будет четко. За решетку меня не отправят. И угрозы для тебя никакой нет. Защиту обеспечу. Я и сам не допущу теперь, чтобы с нашим ребенком что-то нехорошее случилось

Молчит. Напряженная. Хмурая.

– Твоего приятеля посадили, – выдает вдруг. – Наверное, он тоже был очень в себе уверен, но что-то пошло не так.

– У Рамиля другая история, говорил же.

– Так у вас разный бизнес?

– Общий есть, но он не из-за нашего бизнеса загремел. Сам виноват. Предупреждал его несколько раз.

– Гарантии, значит, – бормочет и громче прибавляет: – Ну хорошо. Пусть так. Какие гарантии ты мне дашь, Демьян?

43

– Все гарантии, Кать, – говорю твердо.

– Все? – бровь приподнимает.

– Ты в полной безопасности.

Молчит. А я крепче к ее ногам прижимаюсь, по икрам ладонями провожу. И выше, к бедрам. После снова вниз. Щиколотки ласкаю.

Дергается.

– Пусти…

– Нет.

– Сказала же.

– И я сказал, – отвечаю ровно. – Не могу отпустить. Не получается, Катя. Вроде по уму так и стоило сделать сразу. Когда на свободу вышел. Свалить подальше от тебя.

– Да, – поджимает губы, нервно кивает. – Стоило.

– А теперь поздно, – замечаю. – Слишком далеко зашли.

– Ну еще не поздно, – бормочет.

Отстраненная. В сторону смотрит. Точно закрывается от меня, стену выстраивает, чтобы отгородиться.

– Ты чего удумала?

Встряхиваю ее. Слегка.

– Ничего.

– Кать…

– Все твои гарантии – просто слова. Ты и раньше умел красиво говорить. А я дура слушала, разинув рот.

Запускает пальцы в волосы. Пытается собрать, но лишь сильнее растрепывает. Плечами дергает.

– Будут и дела, – говорю. – Все будет. Иначе бы ничего тебе предлагать не стал. А так мы начатое до конца доведем.

– Это как?

Опять меня взглядом прикладывает. Прямо горит вся. Раздерганная. Только повод ей дай – взорвется. И я по ходу лимит этих поводов давно исчерпал. Еще до тюряги. Да, косяков дохуя. Но блять, отступать не собираюсь.

Ради нее же все. Ради нее и ради ребенка. Теперь только так.

Второй шанс не проебу. Особенно после того, через что прошел. И сука, ее провел. Нет. Никакого повтора не будет.

– Мы поженимся, – говорю.

– С чего ты взял, что я соглашусь?

Аж вскидывается.

– Ребенок в семье расти должен, – выдаю.

– Да, должен, – кивает. – Ребенок…

Начинает и осекается.

И снова этот взгляд. В сторону. Будто…

Блять, даже разбирать не хочу. Не нравится мне то, как она сейчас выглядит. То, что в ее глазах читаю.

Или считываю неверно?

Перемыкает меня самого. Круто перемыкает.

– Ты родишь этого ребенка, – заявляю.

А она едва заметно вздрагивает. Снова на меня смотрит. Так смотрит, словно впервые видит.

– Конечно, рожу, – бросает.

– Тогда что за дела? – мрачнею. – О чем раздумываешь?

– Не знаю, – роняет сухо. – Так. О своем.

– Расскажи.

– Ты на меня давишь, – вдруг выпаливает.

– Чего?

– Постоянно давишь, – повторяет. – Даже сейчас.

– Да откуда ты это берешь?

Ногами дергает. Освободиться пробует. Отстраниться от меня. А я на автомате это пресекаю. Мягко ее ноги перехватываю, чтобы сильно не вырывалась.

– Вот, – замечает она.

Взглядом указывает на мои руки. Выразительно.

– Скучал, – говорю. – Тяжело отлипнуть.

– Ясно.

Ну… сучка.

Люблю пиздец. Но этот ее вид сейчас. И взгляд. Вот блять, все родное. От макушки до пяток. И… сучье.

– Что тебе ясно? – спрашиваю.

Плечами пожимает.

– Что? – выдаю.

– Ничего нового, – отмахивается и снова со мной взглядом встречается. – Ты только о себе думаешь, Демьян. Но так всегда было. Мне уже не привыкать.

Ебать.

Да нихера.

– Послушай меня сейчас внимательно. Я много чего затеял, бизнес полностью перестраиваю. О себе в последнюю очередь сейчас думаю.

– Ну хорошо, – задумчиво кивает. – Значит, ты считаешь, что все получится? Больше тебя не посадят?

– Не считаю, – отрезаю. – Знаю, что за решетку не отправят.

– Допустим, – протягивает. – И ты будешь хорошим мужем? Отцом? Ты многое сможешь дать нашему ребенку?

– Конечно.

– Демьян, – сглатывает. – У тебя два тюремных срока. Ты предлагаешь мне стать женой зэка. Рецидивиста. Еще и осужденного за… такое.

В ее глазах блестят слезы.

А меня от этого изнутри полосует.

– Дело закрыто, – говорю.

– Ты…

– Я не виновен.

– И что? – головой мотает. – Неужели ты не понимаешь, что это всплывет? А как это отразиться на ребенке? Если мальчик будет, то какой это пример для него? Как ты будешь его воспитывать?

Так, чтобы если и косячил, то в тюрягу не загремел. Никогда.

Но такой ответ лучше Кате не озвучивать. Потому молчу.

– А если девочка? – ее голос срывается. – А вокруг будут шептаться и…

– Да никто и слова ей не скажет, – обрываю. – Каждого уебу.

Блять, сорвался.

– Видишь, – роняет с нервным смешком. – Не поменялся ты. И не поменяешься. Потому что… ну ты такой. Это твоя натура. Иначе не будет.

– Рано об этом говорить.

– Нет, не рано.

Все-таки отталкивает меня. Поднимается. По комнате расхаживает. Кофту одергивает. Обнимает себя руками.

Красивая она. Залипаю. И сам одергиваю себя. Не тот момент. Не тот, блять. Мозг нужно врубить. Сказать хоть что-нибудь нормальное. Успокоить.

– Катя, ну послушай ты меня, – говорю и поднимаюсь.

Стараюсь до нее достучаться.

– Наслушалась уже!

Руками всплескивает. Не подойти.

Ладно. Тогда застываю перед ней, закладываю руки в карманы, чтобы подавить искушение снова ее схватить.

– Над моей репутацией работа идет, – говорю как есть.

Воронцов не распространялся, но дал понять, что процесс требует подготовки. Быстро такие вопросы не решаются.

– За один день никто мне имидж не подправит. Потребуется время. Но в итоге никто и не вспомнит, что я срок в тюряге мотал.

– Два срока.

– Да похер сколько.

Молчит.

Бледная. Взволнованная.

Больше не могу себя в узде держать. Шагаю к ней. Снова заключаю в объятья. На руки подхватываю.