Не сон. Не мечта.

Реальность.

Столько лет представляла этот момент. Верила, надеялась. Но ничего не получалось, будто свыше еще не давалось. Не то время. Не так.

И вдруг все исполняется.

Когда я ничего не ожидала. Когда полностью отключилась от этих мыслей, потому что не видела смысла дальше себя терзать.

Накрывает меня до дрожи.

И кажется, только в этот момент надлом внутри исцеляется. До конца. Такое ощущение складывается. Ведь ко мне приходит малыш, которого я всегда ждала. Которого однажды потеряла.

Сейчас все, как должно быть. Правильно.

Где-то в стороне хлопает дверь. И в следующий момент тяжелые ладони накрывают мои плечи.

— Катя, — хриплый голос Демьяна звучит над ухом.

Он зарывается лицом в мои волосы. Целует. А потом встает так, чтобы видеть мое лицо и на малыша смотреть.

Ловлю его взгляд.

Улыбаюсь.

Он такой…

Таким никогда раньше его не видела.

+++

Одурел, пока круги за дверью палаты наматывал. Бесился. Кулаки сжимал, а сделать нихуя не мог.

Катя запретила заходить в палату.

И так-то похуй мне на запреты. Всегда. Но только не на те, которые от нее исходят.

Пришлось рефлексы заткнуть. Ждать. Тупо слушать, как она там кричит. Загибаться от того, что нихера это все не под контролем.

Забыл, будто так вообще бывает. Что-то — и не под контролем. Привык управлять, просчитывать.

Но роды — не тот случай.

А она еще и сама рожать решила. Без анестезии. Только на небольшую капельницу согласилась. И врач на ее стороне был, мол, здоровье позволяет, угрозы для ребенка нет.

Только мне же ее боль прямо до нутра. Все бы это на себя взял. Лишь бы ее стороной обошло, никак не затронуло.

Нахрен эти страдания.

Но если Катя чего-то хочет, то так и будет.

Хуй там поспоришь.

Конечно, под палатой я понял, больше она у меня сама рожать не будет. Через такое снова ее не пропущу. Хватит.

Каждый крик режет. По живому. И всхлип. И стон. А потом — совсем другой звук. Звонкий, звенящий. Детский плач.

Наш сын подает голос.

Зависаю. Первое время просто слушаю. После толкаю дверь, прохожу внутрь. Сразу выхватываю взглядом Катю. С нашим сыном на руках.

К ним иду.

А она будто и не замечает. Не поворачивается. Ребенка держит. Только на него смотрит. Все внимание туда направлено.

Подхожу. За плечи ее обхватываю. Лицом зарываюсь в мокрые растрепанные волосы.

Родная моя. Хорошая моя.

Зову ее.

Головой ведет. Шагаю в сторону. Так, чтобы и ее видеть, и на малого посмотреть. Смотрю на него. И сам будто подвисаю.

В груди что-то сильно сжимается и точно щелкает. Взгляд теперь не отвести.

Вроде мелкий совсем. Видеть нечего. Сморщенный.

А уже чувствуется.

Пацан крепкий. Сразу заметно. Здоровый. Сильный. Мой! Есть теперь кому дела в будущем передать.

Конечно, на одном ребенке останавливаться не собирался. Но после того, как эти ее роды прошли, планы по ходу стоит пересмотреть.

Может ну его на хрен? Опять Катю через такую боль проводить. А то я же когда все это планировал, не знал, до чего дойдет.

Роды эти. Просто пиздец.

Хватит нам, короче.

Наследник есть. Вон какой. Крепенький. Смотрю, к мамкиной груди тянется.

Голодный. Сосок хватает, причмокивает.

Хорошо приложился. Тянет и тянет. А потом также резко — все. Зажмуривается. Но к груди так и жмется. Рядом с матерью ему нужно. Поближе.

Вот. Задремал?

Взгляд поднимаю.

Катя его изучает. Как завороженная. Улыбается.

Глаза сияют. Счастливая. Вся будто изнутри светится. Словами это не передать. Она всю беременность сияла. Даже когда ей паршиво было. Целый месяц ее наизнанку выворачивало. Потом нормально стало. Но все равно. И спала плохо, постоянно в туалет просыпалась. И уставала сильно. А это выражение во взгляде никуда не девалось. Какое-то внутреннее спокойствие, уверенность, умиротворенность. И свет, точно из самой глубины льется.

Я и раньше на ней залипал. А тут вообще не оторваться.

Между нами всегда связь была. С первой встречи протянулась. Теперь эта связь только крепнет.

Чувствую ее. Всю. И пацана нашего чувствую.

Маленький у нас на славу вышел.

Катя его чуть сильнее прижимает. Осторожно. А он прямо видно, что кайфует от нее.

Нужно же так. Совсем мелкий. Его тронуть страшно. Зато с характером. По мимике видно. Хотя там той мимики — нужно постараться, чтобы увидеть.

— Имя выбрала? — спрашиваю тихо.

У нее целый список есть. Пока беременная ходила, составляла. Помню, как говорила мне:

— Дем, так много есть хороших имен, но ни одно из них ему будто не подходит. Вот мне понравится какое-то. Услышу где-нибудь. И очень нравится. А ему… кажется, совсем не идет. Будто он сам такое имя не хочет. Я как безумная сейчас, да?

Смеялась.

— Нет, — улыбался в ответ ей. — Просто время еще не пришло. Родится — и имя будет.

Вздыхала. Словно волновалась, что так и не определимся.

— Выбрала, — теперь она широко улыбается, довольная такая выдает мне, что решила: — Данил. Даня. Мне кажется, ему пойдет.

А что? Хорошо.

Данил. Данька.

Какой же он «Данька»? Данил Демьянович Дикий.

Добро пожаловать в наш мир.

+++

Прохожу в квартиру, усаживаю Даню в детское кресло, а он за мной тянется, за волосы хватает. Хоть и заколола все назад, малыш умудряется выхватить для себя прядь.

— Ма!

Не пускает. Не хочет, чтобы уходила. Даже если отойти собираюсь на пару секунд.

— Сейчас будем кушать, — говорю.

И стараюсь освободить свои волосы из цепких пальчиков.

— Не-е, — тянет сыночек, Даня с моим планом не согласен. — Ня!

Хватка у него… ну весь в папу. И если уж чего захочет, то все. Договориться практически невозможно.

— Дань, смотри!

Подхватываю его любимую игрушку. Крупную, яркую. А если помотать, то еще и звенит.

Он зависает. Глазки открываются шире. Все внимание теперь туда.

— Держи, — говорю.

Так получается его переключить и все-таки освободить свои волосы. Возвращаюсь в коридоре, на автомате забираю почту, которую взяла внизу, и сумку. Дверь пока не закрываю. Там же Дем с коляской идет.

Иду на кухню, чтобы приготовить малышу еду. По пути разбирая рекламу, счета, письма. Многое можно сразу выбросить.

Но тут я застываю.

Мои пальцы сжимают открытку. Очень красивый снимок побережья на рассвете. В углу штамп «Гавайи».

Переворачиваю — никаких подписей.

Может быть, по ошибке нам положили. Никаких знакомых у меня на Гавайях нет. А значит…

Будто щелчок в голове.

Нет, не ошиблись.

Вдруг понимаю, кто именно это отправил. И на душе словно легче становится. А ведь до этого момента тяжесть я и не замечала. Но что-то фоново чувствовала.

Открытка будто окончательное прощание.

И знак.

Лебедев нашел свое счастье. На Гавайях или еще где-то. Так мне хочется верить, когда смотрю на яркий пейзаж. И я почти уверена, что права.

Будь счастлив, Дим.

Ты этого заслуживаешь как никто другой.

— Ма!

Оборачиваюсь.

Даня перестает трясти свою игрушку. Смотрит на меня внимательно.

Улыбаюсь. Сыночек улыбается мне в ответ. И сейчас он так похож на своего папку.

— Сейчас, сейчас, — говорю ему. — Дам кушать.

Из коридора доносятся звуки.

Дем разбирается с коляской. Идет к нам.

— Кать, что там? — спрашивает, пристально меня изучает.

Пожимаю плечами.

— Давай, — говорит он, кивая на пачку корреспонденции в моих руках.

— Там ничего важного, — отмахиваюсь, откладываю письма в сторону. — Все, давай руки мой. Будем обедать.

Демьян в обед домой приезжает. Его офис недалеко. Так удобнее.

Занимаюсь едой, а когда поворачиваюсь не могу сдержать улыбку. Отец и сын вместе с игрушкой возятся. Увлеклись.