— От Маргариты Антоновной, это любовница Алекса, она пришла к тебе, чтобы убить тебя. В истерике все рассказала, дескать, они только-только избавились от меня, а тут ты, такой-сякой, убил ее любовь.

— И почему же она меня не убила?

— Она была в истерике. Ты был сильнее, выбил пистолет, и она сбежала.

— А если она реально объявится?

— Не объявится. Возвращаясь от тебя, бедняжка была очень расстроена и съехала с моста в реку, пробив бордюры, — мстительно усмехнулась Доротея.

— Ох, Дора, Дора. Зачем ты вообще позволяла ему любовниц?

— Ко мне меньше приставал — и то хорошо, — Дора совершенно равнодушно пожала плечами, выкладывая Олегу в тарелку яйца и сосиски, — сегодня я куплю дом и дня через три съеду.

— Ты мне совершенно не мешаешь. А Влад, даже если и придет сюда, не узнает в тебе дочь.

— Нет, я должна переехать туда. Там место — сплошной источник. К тому же от работы мне близко.

— О, ты и работу нашла? Какую же?

— Психолог, терапевт. В круглогодичном санатории для детей-инвалидов. Родник. Работа благородная. Зарплата достойная.

— Что ж, я рад за тебя, — неожиданно для себя Аверин был чертовски расстроен.

— Но если хочешь, ты можешь переехать ко мне.

— Что ж, я подумаю. В любом случае, я хочу видеть тебя как можно чаще, — признался Олег.

— Ага, и без одежды, — усмехнулась маленькая стерва, — что ж, я не против. И, как я уже сказала, ты единственный сейчас мой друг. Так что я рада тебе во всех смыслах. Еще с радостью помогу тебе по работе в любом вопросе, как словом, так и делом. Обращайся, если что.

— Спасибо, непременно. А чем вы с Алексом вообще там занимались?

— Ты обязательно узнаешь все, мой хороший. Но не сразу.

Аверину обворожительно улыбнулись, и он совершенно забыл про те вопросы, что хотел задать еще вчера, смотря в ее ярко-зеленые теперь, бездонные глаза.

— Кушай, не отвлекайся, — усмехнулась Дора, быстро допила свой кофе и, встав из-за стола, выпорхнула из комнаты.

— Какие планы на день? — крикнул вдогонку Олег.

— Гнездышко обустраивать, — весело ответили ему.

— Это я! Это моя вина.

За почти тридцать лет знакомства с ним Олег впервые видел, как Влад плачет. Из его глаз крупными бусинами катились слезы по, кажется, вмиг постаревшему лицу.

— И Олю не спас, и дочь на мучение обрек, жуткую судьбу и смерть. Еще и внучку, выходит. Господи, как же она страдала все эти годы, выходит. А я даже не замечал. Считал ее бездушной и жестокой. А она так просто боль свою прятала. За всю свою жизнь так и не узнала, что такое любить и быть любимой. А хотела. Я уверен, что она просто хотела быть, как все. Если бы ей дали такую возможность.

Аверин готов был, провалится в преисподнюю, видя стенания и слезы друга. Но понимал, что нужно молчать, чтоб дать ей этот шанс на новую счастливую жизнь. Я клянусь тебе, Влад, она у нее будет счастливой. Самой счастливой. Повторял про себя Олег, стараясь хоть как-то оправдать свой поступок.

— Знаешь, я тут такое нарыл. Они ведь над ней даже сексуальные эксперименты проводили с пятнадцати лет. Всего с пятнадцати. Как только исполнилось, так и… Ой, Боже ж ты мой! Они это искусством любви называли! Боже, это, это было ужасно! Даже оргии с мужиками. Мне так плохо стало, я не посчитал, но больше трех точно было.

Олег почувствовал, как кружится голова, как затошнило, как ярость заполнила мозг.

— А генералы приходили на это смотреть и потешались над ней. Но благодаря этим экспериментам крепла и возрастала ее ярость, а значит, и сила. Однажды, когда ей было шестнадцать и к ней привели четырех мужиков и женщину, она просто разорвала их на куски, живых. Ее пытались унять, она разозлилась настолько, что один из корпусов взлетел на воздух. Все от одного ее взгляда загоралось, взрывалось, и сами стены покрывались трещинами и рушились. И только тогда эксперименты прекратились.

Вербицкий наотрез отказался участвовать в этом. Он занимался обучением ее боевым искусствам и самоконтролю. Относился к ней более человечно, чем другие. И когда ей исполнилось восемнадцать, они решили, что пора экспериментировать с оплодотворением. Насильно она бы не позволила. И кандидатуры лучше Вербицкого у них не было. Она, в конце концов, была загнанной, затравленной девчонкой, которой хотелось хоть чуть-чуть тепла. Влад залпом выпил стакан воды, пытаясь взять себя в руки.

— Мне тоже жаль Дору. Будем надеяться, что теперь она в лучшем мире. Ты приляг, отдохни, — черт! Гореть мне синем пламенем в аду! Ругался про себя Олег.

— Надо как-то хоть помянуть ее по-человечески. Я отпрошусь вечером с больницы. Ты придешь?

— Может. Не стоит торопиться. Тела все равно нет. Лежи, лечись. Помянуть всегда успеем.

— Хорошо. Тогда завтра. Мне еще как-то не очень.

— Давай, держись.

На прощание Олег крепко обнял. Влада и быстро вышел из палаты. Тут же зазвонил телефон. Номер был неизвестен. Но Он знал, что звонит Дора.

— Ну как он?

— А как можно себя чувствовать, узнав о смерти дочери и внучки? И еще кое, о чем…

— Ох, пи…. Только не говори мне, что он все эти видео смотрел, — рявкнули в ухо капитану истерично.

— Я, я не знаю, может, и не все, но кое-что — точно!

— Ладно, уничтожу их немедленно. Не хватало еще, чтобы и ты полюбовался!

— Я и не собирался, не могу! Я не…

— Не было ничего такого в моей жизни, ясно? Забудь, как я забыла, ясно? — вдруг рявкнула Дора. Послышался звон разбитого стекла. Опять мощный выброс энергии.

— Хорошо, милая, хорошо. Не было, так не было. Что ты там разбила? Надеюсь, не мой аквариум?

— Нет. Я в мебельном салоне. Выбираю обстановку для дома.

— У тебя есть деньги?

— Да, не беспокойся. Запиши этот номер. Как Ольга Андреевна.

Цветок на рисунке белокурой девочки расцветал. Самыми яркими, радужными красками. И казалось, вот-вот вспорхнет с рисунка, как живая, бабочка.

— Что это за цветок? — С интересом спросил Миша, кудрявый рыжеволосый мальчишка, сидевший рядом.

— Аквинция.

— Никогда о таком не слышал, — удивился мальчик, — красивый. А где он растет?

— На Глории — моей родной планете.

— А где находится твоя планета? — В глазах мальчишки зажегся неподдельный интерес.

— Ровно напротив Земли, но с другой стороны от Солнца. Поэтому ее никто и никогда не видел.

— Ух, ты! — мальчика разобрал интерес. — И кто там живет?

— Глорианцы и урайцы, — спокойно отвечала девочка, продолжая рисовать.

— Наверняка это жуткие монстры, которые крадут нас для жутких экспериментов. И пьют наш мозг! — Мальчишка аж просиял.

— И вовсе нет, — девочка оторвалась от рисования, в ее голубых глазах было негодование, — глорианцы — наши создатели. Родители. Они зародили наш род, нашу расу и любят нас. Оберегают нас.

— И вовсе нет, — жарко заупрямился мальчик, — нас создали марсиане, они прилетели сюда, когда их планета погибла, и мы произошли от них.

— И ничего их планета не погибла. Была война с агрессорами, с поверхности было все уничтожено. Но они предвидели это и построили большие подземные города, где теперь и живут, — строго возразила девочка.

Мальчик тоже хотел что-то ей ответить. Но в этот момент в комнату вошла Люба. И вкатила тележку с инструментами для уборки.

— Привет юным художникам, — бодро поздоровалась она, — все рисуете?

Девочке хватило одного взгляда на Любу, что бы понять: это случилось снова. Пока ее мама дежурила здесь в ночную смену. Нет! Так больше продолжаться не может! Девочка сделала вид, будто случайно уронила палетку с акварельными карандашами.

— Ой!

— Ничего, Ларочка, я подниму, — улыбнулась Люба.

И когда она подавала девочке палетку, та схватила ее за руку и, глядя прямо в глаза, сказала:

— Так больше продолжатся не может! Ты ведь это ненавидишь! Ты сильнее его, ты справишься! Я буду рядом и помогу.