— Да, я сильнее. Я справлюсь, — уверенно заявила Люба, хотя смотрела на Лару невидящим взором.
И уже через минуту продолжила протирать пыль со столов в зале для рукодельных кружков. В голове, словно заноза сверлила мозг лишь одна досадная мысль. Мама сегодня снова останется на ночное дежурство подменять Лидию Викторовну, у которой заболел муж. А это значит, все повторится. Господи, хоть бы черт унес этого жирного козла куда подальше. Ведь бывает же, что полицейских убивают при исполнении. Но почему такое случается с кем угодно, но только не с этим? А? Ну ничего, осталось всего полгода. Этим летом она поступит в вуз и переедет в общагу. Обязательно в общагу на люди, чтоб он даже и близко подойти не смел.
Полгода осталось потерпеть, еще полгода. Но внезапно Люба поняла, что не то что полгода — и дня она больше терпеть все эти унижения не намерена! Люба домыла полы в классе, сказала второй уборщице, что у нее начались месячные и ей срочно нужно домой. И пулей вылетела из интерната. Домой, домой, домой. Пока еще Гриша на продленке. Пока еще мама на второй работе в гостинице. А этот сейчас как раз дома. Ему дали три выходных, за удачно и быстро раскрытое дело серийных убийств. И плевать всем, что он, конечно, как всегда, выбил признание из невиновного. Главное же, что раскрыл! И сейчас сидит перед компом, играет в танки и пьет свое вонючее пиво. Люба это знала точно. Люба жила за три квартала от интерната. Но вдруг, уже сама, не помня, как, оказалась на пороге своего дома. Решительно вошла, хлопнула дверью и прошла в спальню родителей.
И, конечно, этот мерзкий боров сидел в кресле с ноутбуком на коленях. В правой руке была банка с пивом, которое стекало с седых усов по бороде. О, эти усы! Это едва ли не самое мерзкое, что можно себе представить. Любу аж передернуло при воспоминаниях о его слюнявых, колючих поцелуях.
— А, это ты, крошка! Пришла пораньше, чтобы поразвлечься, пока никого нет? Умничка, иди сюда, — сально улыбнулся мужик, блестя маленькими поросячьими глазками.
Люба решительно подошла к отчиму, тот как раз раздвинул ноги и начал расстегивать ремень на брюках. Люба положила ему руку на причинное место и сжала со всей силы, коей раньше у нее и в помине не было. Отчим охнул, задыхаясь от боли, глаза полезли из орбит.
— Еще раз тронешь меня, козел вонючий, я тебе все твое хозяйство с корнем вырву и сожрать заставлю, — пообещала девушка таким тоном, что сомневаться в ее решимости не приходилось, — понял? Кивни, если понял.
Отчим кивнул.
Он, как завороженный, смотрел в глаза падчерицы, с которой спал вот уже три года, когда мать уходила в ночную смену. А что? Девка она справная, вымя вон четвертого размеру, а талия, не в пример мамкиной, осиная. Куда ей бежать от капитана полиции, когда артачилась, достаточно было шваркнуть о стену ее младшего братишку, от чего у того эпилепсия развилась. Что было капитану только на руку, Любка такой покладистой стала, опасаясь приступов у Гришки.
— Вот и хорошо, — хищно улыбнулась Люба, — а теперь иди, тебя ждут на улице.
Люба отошла в сторону. Отчим встал и уверенно потопал из комнаты. Вышел из подъезда на улицу, и, сам не зная, зачем, пошел через улицу на красный свет. И его тут же сбил мчавшийся на бешеной скорости джип серебристого цвета, оборвав жизнь капитана Солнцева.
Часть 8
Сразу после звонка Доры последовал звонок от генерала Шульгина, он требовал, чтобы Олег срочно явился к нему. И только тут Аверин вспомнил, что забыл, поговорить с Дорой о деле — зачем этим суперсолдатам нужно доводить до самоубийства детей. Да еще в таких количествах.
Забыл… забыл вчера в ее объятиях обо всем, и сегодня утром тоже. Мозг словно отключился. Ну, ведь сто процентов повлияла на него как-то чертовка. Хотя если бы и вправду повлияла, он бы сейчас, наверное, и мысли такой не допускал. Просто она такая, такая… Сладкая, молодая, вкусная. Это, пожалуй, самое правильное слово. Накатившие воспоминания сводили с ума, Аверин снова безумно хотел ее. Но предаваться воспоминаниям и желаниям времени не было, и уже через двадцать минут он сидел в кабинете генерала и хлопал глазами, глядя на приказ о его переводе. В сорок четвертый отдел.
— И чем же я так провинился, товарищ генерал? — тяжко вздохнул Аверин.
— Да ты что, Аверин, — генерал казалось, обалдел от того, что подчиненный не рад переводу, — это ж повышение! Это ж зарплата раз в пять больше!
— И за какие ж такие заслуги такие почести?
— Сегодня утром с самого верха пришло. Отдел сверхсекретный, так что официально ты переходишь в надзорный отдел. УСБ.
— А как же дело о самоубийствах?
— Оно тоже передано в сорок четвертый отдел.
— О как, — искренне удивился Олег, — впрочем, если вспомнить те не по-человечески яркие глаза и нечеловеческую силу, ведь его, весившего, восемьдесят пять килограммов, подхватили одной рукой и удерживали на весу, словно перышко, удивляться не приходилось. Куда еще передать, если не туда.
К тому же будет шанс получше ознакомится с тем, кто такая все же на самом деле Доротея Вербицкая и чем занималась. По официальной версии она бывшая спортсменка, гимнастка, чемпионка мира и Европы, с детства преподававшая на сборах, в семнадцать лет вдруг прервавшая карьеру и поступившая в академию федеральной службы. Сейчас в звании лейтенанта работает… Работала логистом в Минобороны. Деятельность, понятно, секретная, не обсуждается ни дома, ни где-либо еще. Но то, что она кто угодно, но не логист, им с Владом было понятно сразу. В конце концов, в одной сфере работают. Но она молчала, как рыба, и им оставалась лишь строить предположения, но даже вслух о них не говорить, учитывая обстоятельства ее рождения и всего того, что случилось потом.
— Что ж, благодарю за службу, капитан Аверин, — генерал встал и протянул руку.
— Служу Отечеству, товарищ генерал, — отчеканил Аверин, вставая и отдавая честь Шульгину на прощение.
Олег пожал протянутую руку, они с генералом еще раз отсалютовали друг другу. И Аверин спустился на минус второй этаж, получать пропуск в новую жизнь.
Дома пахло очень вкусно. Жареной с картошкой курицей и, кажется, свежими огурцами. Дора сидела на диване за моим ноутбуком, что-то смотрела. Аверин сначала напрягся, а потом вспомнил, что все тайны для нее давно уже не тайны. И вообще вряд ли ей интересны.
— Ну что, подобрала мебель для дома?
— Да, через два дня все установят, и можно будет переехать.
— У-у-у, — искренне расстроился капитан, — как же я буду без таких обалденных ужинов и завтраков?
Олег подошел, поцеловал сначала легонько в губы, потом не выдержал и притянул к себе. Она ответила мгновенно и страстно, когда ее язык начал играть с его языков, голова закружилась. Олег едва удержался от того, чтобы не повалить ее на диван.
— Переезжай ко мне. В доме пять комнат. Огромная кухня и летняя веранда.
— Ух ты! С чего такая роскошь?
— Такие дома строит правительство по программе нужных специалистов. Это поселок в бору для работников этого санатория. Сам санаторий в пяти километрах от поселка. Сосенки, кедры. Чистейший воздух. Благодать!
— Соблазнительно. Особенно хозяйка, — Олег прильнул к ее шее, прошелся по ней губами и языком и почувствовал, как ее пробила дрожь.
— Иди мой руки, будем ужинать. Курица уже готова, — Дора слегка оттолкнула Олега, ласково улыбаясь.
— Прям как настоящая жена, — счастливо улыбаясь, подумал он. Послушно пошел в ванную и слушал, как она накрывает на стол, напевая какую-то песенку, что сейчас часто крутили по радио.
Они сели за стол, поели салат с огурцами и перцами, курицу с картошкой, кстати, необычайно нежную и сочную. Как же давно, оказывается, Олег не питался по-человечески, по-домашнему, пищей, приготовленной заботливыми женскими руками и с любовью; что с любовью, сомнений отчего-то не было.
— Меня перевели в сорок четвертый отдел, — наконец сказал он.