В обеденный перерыв Олег поехал в город в торговый центр, купил малышу 2 костюма, плюшевого медведя и красивый музыкальный ночник. Доре — красное платье с большим разрезом и декольте, на ее фигуре оно будет смотреться потрясающе. То, что она уже восстановилась после родов, он не сомневался. Цепочку из белого золота. И подвеску с черным жемчугом.

— В зимний сад пройдите, пожалуйста, — попросила его одна из секретарш Пелегина, когда возвращался, — срочно, Вас там ждут.

Спустился на минус 12 этаж, где были комната отдыха, кафе и зимний сад. Пройдя в сад, остолбенел: у Димы на руках был малыш. Коляска с сумкой стояли рядом.

— А вот и наш папа пришел, — ласково сказал ящер, улыбаясь малышу в теплом голубом костюмчике с ушками зайчика, — пойдем знакомиться?

Олег пошел им навстречу и аккуратно взял сына на руки, приложив все усилия, чтобы руки не дрожали, при этом еще не веря своим глазам. Аверин уставился на сына. Он был такой хорошенький, как ангел, смотрел на отца своими синими ясными глазенками и сосредоточенно сосал свой палец. Ноги полковника подкосились, он осторожно сел в плетеное кресло. На глаза навернулись слезы. У Малыша был его нос, его брови, подбородок, губы. Дома в Анапе в гостиной до последнего дня висело его черно-белое фото. С того дня, как его привезли из роддома. Так вот сейчас Олег держал свою стопроцентную копию того времени.

— У вас на общение полчаса, — беспристрастно сказал Дима, — в сумке все нужное. Зашлепает губками — дай ему воды.

Дима вышел, а Олег держал сына на руках, и слезы его катились из глаз и падали прямо на малыша. Одна упала на щечку, другая на лоб. Малыш недовольно скривился и закряхтел.

— Прости, родной, прости. Папа просто очень рад тебя видеть. И, если ты помнишь, что я сотворил, тоже прости, если можешь. Я очень виноват перед вами. Безумно виноват, и я сделаю все, чтобы искупить вину. Хотя и знаю, что это невозможно. Я очень тебя люблю, тебя и твою маму. Я постараюсь сделать все, чтобы быть с вами рядом всегда. Обещаю, мое солнышко. Ты и мама — это все, что у меня есть.

Малыш забавно кряхтел и озирался по сторонам.

— Что там, мой хороший? Цветочки красивые? Пойдем, посмотрим.

Олег носил сына на руках, еще не веря своему счастью. И вдруг почувствовал, как ардонит на шее потеплел впервые за долгое время. Она оттаивала вместе с ним, его сердце подпрыгнуло от радости!

— Спасибо за сына, любимая, — обратился он к ней ментально.

— И тебе спасибо, — пришел сухой ответ.

— Послушай, я знаю, что то, что я сотворил, ужасно, и даже прощения просить глупо, наверное. Но я прошу и каюсь, ты ведь все видишь и чувствуешь.

— То, что ты сотворил — это следствие твоего тотального недоверия мне. Не получится у нас с тобой жизни с недоверием таким.

— Я понимаю, ты права. Ты ведь и жизнь мне спасла, после всего, что я сделал. Хотя я сам понимаю, что недостоин был жить после всего, что сделал. Прости, что не верил тебе. Прости за все, любимая.

— Слезы катились по моим щекам, мне до безумия хотелось туда, к ним, обнять их, к себе прижать.

Я лично отрезала голову нагайне, все эти 5 месяцев питавшийся негативными вибрациями, исходившими от Олега, и нарочно усугублявшей их. Это они умеют, как никто. Но изначальные мысли были его. И за них он и должен отвечать, а еще за пулю, пущенную в сына.

Я притащила пылесос и начала делать уборку, чтобы отвлечься. Через час Дима привез Илюшу, он мирно спал в сумке-переноске.

— Вы задержались почти на полчаса, — заметила я.

— Ну, мы еще к дедушкам сходили, повидались. Пока попку подмыли. Вот вам от папы вашего подарки к празднику, — мне протянули большой пакет. — Может, новый год уже вместе встретите, а? У них такая связь потрясающая, единая, не меньше, чем с тобой. Да и ты, я вижу, оттаяла.

— Прежде сделай так, чтобы больше я никогда не смогла забеременеть. Случайно.

— Хорошо. Подстрахую тебя, хотя ты, вроде, уже не маленькая, думал, знаешь, для чего нужно содержимое разноцветных коробочек, что в аптеке продаются.

— Я знаю, Дима, но вся же…

— Ощущения не те? — подмигнул беспардонный ящер.

— Демитрий!

— Да понимаю я все, — улыбнулся отец.

Сей же ночью меня подняли на корабль где, подвергнув излучению яичники, сделали меня бесплодной.

— Год точно можешь не париться. Потом добавим, если нужно будет.

Сердце Влада до боли сжималось при взгляде на пустые, потухшие глаза дочери. Еще бы, сегодня было 31 декабря, а ее любимого не было рядом. И Влад готов был все ему простить и забыть, и даже зятем называть готов был, смириться с тем, что он, его единственный друг с детства, делит постель с его единственной дочерью. Пусть делит, если ей с ним хорошо. Если она будет счастлива. В конце концов, Влад знал, что по доброй воле он бы ее не обидел никогда. Она ему и Свете была, как дочь, а то, что спустя много лет оказались в одной постели, то тут как раз про всем известную пословицу о собачках. Не силой же он ее брал, в конце концов. А смотрел на нее на свадьбе так же, как он на Женю — с любовью и нежностью.

— Ну, хорош уж дуться, позвони ему, пригласи к нам. Он же, по сути, ни в чем не виноват, сама теперь знаешь, — сказал Влад, подойдя к окну, в которое Дора тупо пялилась вот уже минут 40.

— Я не о нем грущу, — покачала дочка головой.

— А о ком?

— Сегодня твоей внучке исполнилось бы 6 лет.

— О, моя ты хорошая. Бедняжечка ты моя, — Влад обнял дочь за плечи и почувствовал, как она вся дрожит. — Что, правда, не было другого выхода?

— Да. Увы. Все знаю, понимаю, но все равно ненавижу его за это.

— Ты настолько ненавидела мужа, что отдалась его убийце в первую же ночь?

Влад реально чувствовал, как волосы на голове шевелятся, ей-богу…

— Во вторую, — поправила Дора, — к моменту его якобы смерти я уже настолько ненавидела его, что была просто благодарна Олегу за избавление. И эту ненависть он мне сам внушал по капле каждый день, начал еще года за полтора до расставания.

— Но он любит тебя. Значит, им нужно было, чтобы родился Илюша, и от Олега. А больше, как я понимаю, Олег им не нужен.

— Одно я знаю точно: вреда ни ему, ни Илюше причинить я не позволю никому.

— Да ну что ты, у кого только рука поднимется на такую прелесть, — в гостиную дома Пелегина вошла

Женя, держа капризничавшего младенца на руках, — он проснулся и кушать хочет, кажется.

— Иди ко мне, мой родной, — Дора взяла на руки сына, и тот сразу успокоился и даже заулыбался, — да мое ты счастье! Улыбается… Моя радость!

— Так, постойте. Поверни его личиком ко мне.

Влад вытащил из кармана айфон и запечатлел первую улыбку внука, блаженно покоившегося на груди матери. Она нежно прижимала его к себе, улыбалась, а в глазах стояли слезы. Сердце Влада опять сжалось.

— Потрясающее фото.

— Мы сейчас переоденемся, покушаем. И вернемся к вам на фотосессию, — дочь украдкой смахнула слезинку. — И кстати — в качестве подарка я брата хочу.

— Мы бы и рады, но у меня с этим проблемы.

Женя смутилась, в глазах появились слезы.

— Поверь мне, Женечка, под новый год и не такие чудеса случаются. Если в них верить, конечно, — подмигнула Дора.

Вышла Дора минут через 40 и выглядела просто шикарно: яркий, но к месту макияж, потрясающее красное платье с практически голой спиной, откровенным декольте и глубоким разрезом справа потрясающе подчеркивали ее идеальную фигуру, не добавляя не грамма излишней откровенности, на ногах были открытые красные босоножки на шпильках, на шее на золотой цепочке висел кулон с черной жемчужиной, на правой руке — тонкая золотая цепочка. Ирка, взвизгнув от восхищения, помчалась за фотоаппаратом, и тут же предложила Доре тысяча и одну позу для съемки.

Позже пришли другие ее, с позволения сказать, отцы, принеся уже готовую еду из ресторанов и подарки. В 9 часов, когда все хотели пойти погулять, Дора вдруг стала чесать руку и уставилась со злобой на Пелегина: