— Надобно перед миром указ огласить, — сказал Бунаков.

— Много чести! Гришке объявим, он сам разнесет… Спрашиваю, в тюрьме его далее будем держать?..

— Чаю, то против милости государевой будет, — сказал Бунаков, — Гришка учнет жалобы да челобитья государю писать, нам лишние хлопоты…

— И то верно! — с сожалением согласился Щербатый. — Пусть приведут его!

Бунаков послал в тюрьму своего денщика Митьку Мешкова, велел привести новоявленного сына боярского, сняв с него железа.

Когда Подрез, слегка осунувшийся, предстал перед ними, дьяк Патрикеев сообщил ему о царском указе и стал его читать. У Гришки в глазах радостные искры замелькали. Выслушав указ, он самодовольно усмехнулся и презрительно глянул на Щербатого:

— В указе о денежном окладе указано, а о соляном жалованье мне не указано. Служилым соляной оклад полагается…

— Ты скажи государю спасибо, что с тебя железы сняли, — взвился Щербатый, — коли в указе нет о соляном окладе, стало быть, не полагается…

— Не мути, Оська! На бессолье меня посадить хошь! Все казаки получают, а сыну боярскому не положено? Чаю, подьячие московские забыли вписать. Я челобитье подам государю. Соль ныне дорога, за прошлые два года в три раза подорожала!

Хоть и кипел от наглости Гришкиной Щербатый, а крыть было нечем, и он с досадой бросил:

— Черт с тобой, подавай челобитную! Отправим…

Сентября в 27-й день пришел в Томск государев указ о строительстве новых городских укреплений — острожных стен и кремля. Вот забота так забота! Собрали служилых и посадских перед съезжей избой и огласили указ. В толпе раздались возгласы: «Верно! Давно пора! Городня-то погнила вся!»

— Кого желаете во главе плотницких работ? — обратился с крыльца к народу Щербатый. Он мог бы и не спрашивать, сам все порешить. Однако обычай знал: в таком важном деле, как строительство нового города всем миром решали, где и как ставить.

— Петрушку Терентьева! — выкрикнул казак Лучка Пичугин. — Лучшего плотника не сыскать!

— Верно! Любо! Любо!

— Где новый город ставить? — зычно вопросил Щербатый.

Площадь закипела разноголосьем.

— На старом месте! На Воскресенской горе же!

— Больше надо! По Ушайке и Томи до Белого озера!

— С полуденной стороны надо посад стеной оградить!

Чем больше кричали, тем менее слышалось согласия. Щербатый прервал сход:

— О месте нового города и об отработке плотницких работ будет объявлено особо. А сейчас атаман, головы да дети боярские ко мне на совет!

В воеводской канцелярии кроме воевод и дьяка собрались атаман Иван Москвитин, казачий голова Зиновий Литосов, дети боярские Петр Сабанский, Васька Былин, Дмитрий Белкин, Федор Пущин, Михаил Ероцкий, Василий Ергольский, Юрий Трапезундский и горододел Петр Терентьев.

— Государев указ о новом городе дабы исполнить без волокиты в малые сроки, — начал Щербатый, — надобно по-новому и строить. Всем ведомо, как на отработку вытаскивать народ: кто в посылке аль на промысле, сей хворый, тому в караул идти… А плотницкое дело стоит, работа медлится. Верно говорю, Петро? — обратился он Терентьеву.

— Случается в ином деле нехватка людей…

— Посему я полагаю новый город строить наймом. Наберешь людей? — опять он спросил Терентьева.

— Че не набрать, любой мужик — плотник! Смотря какая плата будет да какие стены ставить…

— Сейчас и определим! Полагаю, городьбу по старому месту пустить надобно, там, где нонешний детинец.

— Верно, Иосип Иванович! Верно с наймом и местом решил. Старые стены давно убирать пора, погнили все! — подал голос Петр Сабанский.

— Петька, ты ушник воеводский известный! — сердито прервал его Федор Пущин. — А невдомек те, что то не по обычаю — наймом город ставить. И первый Томский город отцы наши своими руками ставили, а не наймом и все казенные дворы и мельницы своими же руками ставили. А коли уж новый город ставить, то всю Воскресенскую гору обнести надо!

— Федька, ты тут свару не заводи, говори по делу! — прервал его Щербатый.

— Я и говорю по делу!

— Федор прав! Мир против будет! — сказал Литосов. — Всегда своими руками ставили, а не деньгами!

— Да и где деньги за найм взять, коли в расход на 156-й год не заложили? — недовольно спросил Илья Бунаков.

— То моя забота… — поморщился Щербатый. — Вычтем из окладов, а после запросим на 157-й год в додачу.

— Как бы казаки без жалованья не замутили…. — высказал сомнение атаман Москвитин.

— Не замутят! Многим в прибыток в артели плотницкой будет. Да и не все жалованье на постройку пойдет! Петро, сколько человек тебе надобно?

— Так смотря сколь ставить надо…

— Я же сказал, сколько: стены по старому месту да городьба-острог вокруг посада…

— Чаю, стены острога ставить надобно тарасные, двойные. В оных клети можно сделать под провиант и магазины казенные… Для сего надобно человек полдве^{2} сотни.

— Вот и набирай. Коли что, бери лучших плотницких людей из других городов. А как ставить, сам решай, Петруша, ты ведь у нас лучший горододел… Как наберешь, составим поручную запись…

— Надо на круге решать, где город новый ставить! По найму отродясь городу не ставили! — опять встрял Федор Пущин.

Щербатый зло зыркнул на него и сказал:

— На круге токмо ор! Я государем поставлен во главе города, и мне государев указ выполнять! С меня и спрос будет! Как я сказал, так и делать будем! Все, расходитесь! Терентьев, останься.

Когда все вышли, Щербатый спросил Терентьева:

— За сколь рублев подрядишься?

— Дабы дело справно шло, рублей по двадцати за год на плотника надобно… Стало быть, всего надо три тыщи рублев.

— Сколько? — изумился Щербатый. — Мне на город в прошлом году прислали всего четыре тыщи! А сколько ныне пришлют неведомо! Хочешь служилых вовсе без денег оставить! Полдве тыщи окромя леса и тёса!

— Тогда уж лучше своими руками ставить, а не наймом. Выгоды никакой!

— Ты не заговаривайся! Две тыщи окромя леса и тёса…

— Две тыщи семьсот рублев…

— Токмо из уважения к тебе, Петрушка, две с половиною тыщи… И не торгуйся, не на базаре! — прервал Щербатый открывшего было рот Терентьева. Затем прошептал: — Даю такие большие деньги дабы ты мне оставил в поминок сто рублев… По рукам?

Щербатый протянул Терентьеву руку. Несколько мгновений поколебавшись, тот пожал ее.

— Токмо я сам буду платить, кому сколь…

— Договорились!

Как и говорил горододел Петр Терентьев, так и вышло: желающих с ним плотничать было с избытком, и к Покрову он уже набрал артель из томских служилых, посадских да жилецких людей сто тридцать четыре человека да из кузнецких людей два десятка человек. Все сразу прознали свою выгоду: к примеру, конный казак терял годовое жалованье семь рублей, пеший — четыре, а заработать на стройке могли до двадцати рублей. Поди-ка добудь сорок соболей! Выбирал Терентьев лучших умельцев, с коими работал уже, иных проверял: кто как с топором, напареем да пилою управляется. Сколь обид было, сколь слов непотребных наслушался, одному Богу известно! Взять хоть Ваську Мухосрана. Отказал ему, поскольку другие сноровистее в плотницком деле, так Васька обматерил последними словами, обозвал ушником воеводским, кричал, что нарочно не своими руками ставить город порешили, а взятков ради… Хорошо, сам Осип Иванович урезонил горлопана: говорит, ты ж сам кричал, что ты сапожник, а тут-де плотники нужны…

Составили поручную запись, каждый за руками своими ставил подпись. За неграмотных расписывался сам Терентьев да попы Богоявленской церкви Меркурий Леонтьев и Сидор Лазарев, духовники воеводские Бунакова да Щербатого. С той поручной записи сняли копию, а подлинник отдали на сбереженье казачьему голове Зиновию Литосову, хотя Щербатый хотел хранить ее у себя. Но градские люди зашумели и пожелали хранить у Литосова…