Он повернул голову, глядя куда-то вбок, на мальвы, как-то по-особенному облегченно выдохнул – и стал обычным, без наслоения изображения повара Васильева.

Потом, все так же глядя в сторону, как бы набычился, напрягся – и опять появилось двойное изображение. Но уже не повара, а Юрка. Причем изображение, как и Юрок, было одноруким. И поскольку правый рукав рубашки, как и у Юрка, был заправлен за ремень брюк (чтоб не мешал), то рука Виктора – загорелая, мускулисто-бугристая, с длинной подживающей царапиной на предплечье (это вчера под ним ветка груши подломилась) – эта рука была отчетливо видна.

– Ой-ой, – забеспокоилась Магнолия – слезы у нее быстро высохли, – твою руку видно. Или, думаешь, солдаты ее не увидят?

– Надеюсь, что нет. Вообще-то – кто его знает. Тут надо быть осторожным… Но сейчас-то я тебе показывал специально. Внимательно смотрела? Видела, как я делал?

– Ага, – Магнолия сосредоточенно кивнула.

– Давай тогда – начинай. – Виктор расслабился, изображение Юрка исчезло. – Да не закрывай ты глаза, – запротестовал он, но, видя, что Магнолия собирается возразить, тут же дал задний ход: – Ладно, закрывай, закрывай. Делай, как удобно.

Магнолия закрыла глаза. Представила тонкую улыбку Тамары Максимовны, чуть-чуть приоткрывающую зубы, ее удлиненно-изогнутые брови, почти незаметно подправленные щипчиками…

Ах да, Виктор говорил, что надо представить, будто я – это она. Вот я иду, горделиво постукивая каблучками по асфальту: я знаю – какая я, как всем нравлюсь, особенно здесь, в этом запущенном саду…

Магнолия приоткрыла один глаз, осмотрела себя – нет, ничего не получается – никаких изменений.

– Ну? – еще более нетерпеливо спросил Виктор.

– Ну не знаю я, что еще делать, как еще надо представлять! – почти закричала Магнолия.

Послышался стук каблучков. Из-за наружного поворота, со стороны солдат показалась настоящая Тамара Максимовна. Она направлялась на урок.

Увидев Виктора и Магнолию, она тонко улыбнулась и сказала:

– Добрый день, молодые люди. Прервите, пожалуйста, ваши игры. Я вас приглашаю.

– Добрый день, – послушным дуэтом откликнулись молодые люди и в молчании последовали за ослепительной Тамарой Максимовной.

Виктор замыкал шествие. На самом пороге учебного кабинета он догнал Магнолию и шепнул ей на ухо: «Забудь все, что мы говорили. Ничего не было. Поняла? Все». И впереди нее шагнул в кабинет.

Магнолия ничего не поняла. Почему – забудь? Что-то этакое пришло опять в Викторову голову – но что?

Когда Магнолия садилась за свой стол, она вопросительно посмотрела на Виктора. Он ответил тяжелым, угрожающим взглядом.

Настроение у Магнолии совсем упало. «Он разочаровался во мне, – поняла она, – и теперь ругает себя, что поделился своим секретом». Это могло означать только одно: больше никакого разговора о превращениях между ними не будет. Виктор станет сторониться ее, демонстративно не замечать. И вообще: считать «не за свою» – знаю я это его выражение. Вот эта его привычка – делить всех на «своих» и «не своих»! Боже мой, какая нелепость, какая тоска…

– Уважаемый Виктор, у вас очень рассеянный вид, – произнесла очаровательная Тамара Максимовна подчеркнуто вежливо.

Магнолия исподлобья взглянула на нее: Тамара Максимовна стояла, картинно опираясь одной рукой – да не рукой, а двумя капризно оттопыренными пальчиками – на прозрачную трехгранную указку. Как на тросточку. Указка стояла острием на самом уголке стола – и вряд ли случайно.

«Ах, как она упивается ролью классной дамы! – с огорчением подумала Магнолия. – А нас совсем не любит…»

– Давайте-ка, друзья мои, попробуем сосредоточиться на предмете, – великосветски улыбаясь, продолжила Тамара Максимовна, не меняя изящной позы. – Скажите, пожалуйста, дорогой Виктор, какая тема разбиралась на прошлом нашем свидании? Прошу вас. Подтвердите выбранное вами имя, докажите, что вы всегда и во всем – настоящий победитель. Мы вместе с нашей дорогой Магнолией вас внимательно слушаем.

Тамара Максимовна тонко, по-заговорщицки улыбаясь, обернулась к Магнолии – и дыхание пресеклось в ее груди.

На нее, тонко улыбаясь, смотрела вторая Тамара Максимовна.

Несколько бесконечных секунд продолжалась пауза. Округлившиеся глаза Тамары Максим мовны номер один округлялись все больше и больше, раздвигая густо накрашенные ресницы. Лицо приобретало тот замечательный оттенок, который в старину именовали «интересная бледность», а Тамара Максимовна номер два продолжала тонко улыбаться – как ни в чем не бывало.

Виктор, ощутив звенящую пустоту, поднял угрюмый взгляд от блестящей поверхности стола и глянул поначалу на Тамару Максимовну стоящую – при этом лицо его приняло недоуменно-глуповатое выражение. Затем он перевел взгляд на Тамару Максимовну сидящую – и выражение его лица сменилось на радостно-удивленное, а потом и восторженное.

По истечении нескольких секунд, отводимых обычно в театрах на немые сцены, Тамара Максимовна № 1, как-то взвизгнув, перевела дыхание и закрыла наконец глаза.

Это был не обморок – она осталась стоять в своей позе, о которой теперь уже никто бы не сказал «изящная», а скорее – «нелепая».

Но это не было капитуляцией перед столь неожиданной действительностью – нет, эта внешне хрупкая женщина была не из тех, кто капитулирует направо и налево.

Это был отдых перед решающей битвой. Закрыв глаза, Тамара Максимовна как бы давала действительности шанс перестать выпендриваться и вернуться к нормальному состоянию – или уж быть готовой к генеральному сражению с ней, Тамарой Максимовной, не на жизнь, а на смерть!

И, надо сказать, действительность использовала свой последний шанс. Инцидент кончился миром: когда Тамара Максимовна, отдохнув, открыла глаза, никакой учительницы № 2 в помещении не было. За столом, на своем месте смирно сидела юная девушка со странным именем Магнолия и неприятно-изучающе смотрела на Тамару Максимовну.

Был, правда, во всей этой истории один нюанс, который остался для Тамары Максимовны незамеченным: пока она пребывала с закрытыми глазами, Виктор, не переставая широко, восторженно улыбаться, постучал слегка согнутым указательным пальцем правой руки себя по темечку, как бы прося разрешения войти внутрь.

– Я должна рассказать вам о сегодняшнем инциденте, произошедшем во время моего урока, – сказала Тамара Максимовна, беря под руку Юрия Ивановича и увлекая его в узкий, защищенный от посторонних глаз коридорчик.

Там она остановилась у ниши, бывшей некогда окном, а теперь, после достройки и некоторой перепланировки дома, заложенной наглухо.

– Думаю, это достаточно серьезно. Хотя и выглядит чем-то несерьезным. Тем более что и вы сами, и в других инстанциях (она значительно поглядела на Юрия Ивановича) меня предупреждали, что с ними, с этими двумя (еще один значительный взгляд), мелочей быть не может. Они прилежные ученики и схватывают все довольно быстро – с этой стороны у меня претензий нет мы идем со значительным опережением программы…

– Что же все-таки произошло? – несколько нетерпеливо, как показалось Тамаре Максимовне, перебил ее Юрий Иванович.

– Если у вас нет времени меня выслушать, мне придется обратиться в другое место, – ровным голосом предупредила Тамара Максимовна. – Я и так достаточно кратко излагаю ситуацию.

– Внимательно слушаю вас, – сделав над собой некоторое усилие, произнес Юрий Иванович.

– Так вот, – голос Тамары Максимовны стал торжественным, что не очень вязалось с ее глубоко декольтированным платьем. – Сейчас, на уроке природоведения меня пытались загипнотизировать.

Юрий Иванович несколько остолбенел. Он открыл рот, вроде бы намереваясь что-то сказать, но замешкался. И лишь по прошествии определенного времени нашелся. Задумчиво вытянул губы трубочкой, побарабанил пальцами единственной руки по подоконнику несуществующего окна и уточнил:

– Пытались загипнотизировать – или загипнотизировали?