Оказывается, их всех – и ее, и Виктора, и всех остальных ребят и девушек, что лежали с ней в палате, – искусственно сделали. Прямо в тех баках, в которых они первоначально пришли в себя. Сварили. Как суп. Только не из капусты или картошки, а из очень сложных химических веществ.

Искусственно! Вот ведь как! Правда, про выстрелы, про госпиталь, про того человека, который любил их, Доктор так ничего и не ответил. «Потом, – говорит, – потом узнаете…» Уж как она ни просила его поконсультироваться еще – так и не упросила.

Они с Виктором это все долго обсуждали, но так ни к чему и не пришли. Виктор потом у всех допытывался: бывает ли так, что делают не искусственно? Пока Юрок ему не пояснил, скривившись (как это только он умеет), что «искусственно» – это почти то же самое, что «рукотворно». А бывает еще и «естественно» – это когда разными другими местами… творно.

Доктор долго хохотал, узнав про Юрково объяснение. Угощал дополнительной жвачкой и, все еще улыбаясь, приговаривал: «Вы учитесь, учителей слушайте внимательно – они все знают». А что эти учителя знают? Только свою физику-химию, и больше ничего. И остальные, кто к ним приходит – повар, уборщик, плотник, что вставлял новую оконную раму, – они тоже только свою работу знают. Спросишь что – молча козырнут, и все. Ни единого лишнего слова… На самые простые вопросы: где остальные ребята и девушки из их палаты? куда их отправили? – нет, никто не может ответить.

Доктор, правда, намекнул – мол, все живы-здоровы, тоже учатся где-то, грызут гранит наук. Но это и все. Больше даже от него она не узнала.

А Виктор-то, Виктор! – тоже ведь научился от них бояться. Только и слышишь теперь от него: то – секрет, это – секрет. Из водяного пистолетика пойдем после завтрака постреляем, но имей в виду – это секрет, смотри не разболтай кому-нибудь! Или: я такую классную книжонку в библиотеке отыскал – но: тс-с! никому ни звука!

Вот бедняга-то…

Вздохнув от нахлынувшей жалости к бедным трусливым мужчинам, Магнолия медленно побрела вглубь сада, отыскивая все новые и новые семейства лопухов.

Она очень мало понимала в ботанике, но и без ботаники было ясно, что эта вишенка умирает. Черный, будто обгорелый ствол с натеками клея. На пустых хворостинках веточек – одинокие листики. И конечно же буйная трава, поднявшаяся чуть не до половины бедного деревца, страдальчески замершего в своей агонии.

Магнолия приблизилась к вишенке, раздвигая траву руками, – будто проплыла среди задиристых, таких нагло молодых растительных созданий.

Вот и ствол вишни: прохладная, как отполированная, гладкость коры, тревожно-мягкие слезы клея. И Виктор за спиной. Глупыш! Опять подкрадывается, чтобы испугать. Как не надоедает – всякий раз одно и то же. Будто в саду можно подкрасться незаметно!

Магнолия не стала оборачиваться: ты так – и я так. Она как ни в чем не бывало гладила вишневые веточки, поджидая, когда он подойдет достаточно близко. И в ту самую минуту, как он собирался ее напугать, она сама резко обернулась и прямо в лицо ему громко крикнула: «Гав!»

По инерции, а может, больше от неожиданности Виктор все-таки сделал то, что собирался: тявкнул. Но это был, конечно, вовсе не тот роскошный лай, что был запланирован им первоначально. Это даже, скорее, походило на мяуканье – этакий жалкий «мяв» мокрого напуганного котенка. И выглядел Виктор тоже жалко и нелепо: вправду мокрый, с вымученной кривой ухмылкой… Светлые песочные волосы не расчесаны, липнут в беспорядке ко лбу, перечеркнутому глубокой морщинкой, на голых плечах лежат капли.

– Приветик! – сказала она весело.

Он встал по стойке «смирно» – руки по швам и склонил голову. Ох, ну прямо галантный офицерик из вчерашнего фильма! Осталось только шпорами звякнуть. Шпор на босоножках как назло не было. Пришлось обойтись без звона.

– Ты чего – в душе был? – спросила Магнолия.

– Не-а! – ответил Виктор и гордо ухмыльнулся. – В бассейне!

– Где? – не поняла Магнолия. – У нас что – построили бассейн? Снова шутишь, да?

– Не-а! – уже улыбаясь во всю ширь, ответил Виктор. – Не построили. Но бассейн хороший. Глубокий такой, с голубой водой.

– Угу, угу, – с самым серьезным видом покивала Магнолия, но не удержалась и все-таки расплылась в улыбке.

– Ну че, че лыбишься? («Боже мой, – подумала Магнолия, – где он только набирается таких слов? От Юрка небось»). Бассейн – во! Дорожки плавательные. Вышки, чтобы прыгать…

– Ой, все придумал, – с облегчением захихикала Магнолия и даже захлопала в ладоши.

– А вот и не придумал! – с наслаждением отрапортовал Виктор, прикладывая ладонь к несуществующему козырьку.

– Ну и где ж у нас бассейн? – несколько растерявшись, произнесла Магнолия, не зная что и думать.

А Виктор сиял! Он ведь и добивался этого недоумения. Вот она, его звездная минута!

Издав какой-то горловой звук, полный самовосхищения, он наконец соизволил сообщить:

– У нас бассейна нет. А у солдат – есть!

– Солдаты тебя в свой сад пропустили! – восхитилась Магнолия. Это было прекрасно: раз пропустили его, значит, пропустят и ее! Вот здорово!

– Фига с два они пропустят, – с легким презрением сообщил Виктор. – Я сам к ним прошел.

– Сам? – поразилась Магнолия. – Через пахоту? И не остановили?

– Ха! Через пахоту! Там и пришить могут – такие придурки. Нет, я спокойненько вышел через ворота, искупался и спокойненько себе вернулся.

– А?.. – Магнолия удивилась по-настоящему. – И тебя пропустили? Через ворота?

– Ага! – гордо объявил Виктор, победительски жмурясь.

– Да как же? А меня пропустят?

– А вот не знаю, – с важным видом пожал плечами Виктор. – Как будешь себя вести…

Но Магнолия уже не слушала. Она нетерпеливо отодвинула Виктора с дороги и вприпрыжку помчалась в направлении ворот – напрямик, через траву и кусты.

Она с ходу перескочила через жердочку невысокого заборчика на полоску растресканной асфальтовой дорожки, ведущей от ворот к дому. И здесь перешла на быстрый шаг. Две полуразрушенные кирпичные тумбы, обозначающие ворота, были уже совсем близко.

В принципе, подходить к тумбам не возбранялось. И даже залезать на них. Правда, Магнолия всего разок воспользовалась этой шикарной возможностью – да и то после настойчивых уговоров Виктора. А вот за воротами – там уже начиналась солдатская территория. Она была четко обозначена желто-черными полосами шлагбаума, а для верности еще и ярко-желтой полосой на асфальте, как раз под шлагбаумом. И конечно, здесь, как всегда, дежурили солдаты в касках и с автоматами: один в стеклянной будочке, другой прохаживался вдоль желтой полосы, перечеркивающей дорогу.

Проходить между кирпичными тумбами было страшновато – Магнолия даже замедлила шаг и как можно веселее улыбнулась постовому, уже увидевшему ее и прервавшему свое бесконечное гуляние позади шлагбаума.

Ей показалось, что он поджидает ее вполне дружелюбно, но он, наверно, просто опешил от неожиданности. Во всяком случае, не успела она даже до половины пройти расстояние от ворот до шлагбаума, как он пришел в себя, суетливым движением сорвал с плеча автомат и заорал, надсаживаясь:

– Не подходить! Назад!!

Магнолия остановилась как вкопанная. Из будки выскочил второй – тоже с автоматом наперевес. И таким настоем страха, нестерпимого ужаса повеяло от этих двоих, такой судорожной готовностью на все, что Магнолия не выдержала и заплакала от обиды.