Зверушки вы мои. Программу для вас разработали. А то! Под ваше расселение целые дачные поселки освобождались. А вас там – где по двое, где по трое… Воспитателей, правда, мне доверили подобрать. А остальное – все в руках вояк, все делалось только через солдатиков…"

Магнолия невольно оглянулась в сторону стеллажа. Все-таки они бедные, эти солдаты… Представить только – лежишь без дыхания, в клинической смерти – и то мороз по коже продирает. Как же Виктор бросил их в таком состоянии?..

– Я, Доктор, вот что хочу понять… – начала Магнолия и осеклась.

Доктор лежал перед ней, спиной привалившись к куче книг, голова его была запрокинута, как у спящего, рот приоткрыт – но глаза распахнуты.

– Доктор, миленький, не надо… – ужасаясь, попросила она.

Доктор не слышал. Она попробовала потрясти его за плечо. Раздался треск, разряд стукнул руку – и Доктор очнулся.

Очумело потер глаза, выпрямился, спросил:

– Что случилось, девочка моя, что произошло?

– Я, кажется, тебя… заступорила, – промямлила Магнолия. Доктор хмыкнул.

– И зачем, девонька? Кстати, надолго ли? Чего мне теперь от себя ждать? Скорой деменции, ретроградной амнезии – чего, радость моя? – Доктор проговаривал свои мысли вслух, и Магнолии приходилось дважды выслушивать каждое его слово.

– Я не знаю… – сказала она, совсем запуганная незнакомыми медицинскими терминами, – я не хотела… Я только подумала: как трудно бездыханным лежать и… ой!!

Доктор медленно, как тряпичная кукла, повалился навзничь.

После секундной беспомощности она сообразила подхватить его под плечи. И хотя не удержала – стукнувший по рукам разряд заставил разжать пальцы – но Доктор ожил… Вскочил, неловко опираясь ладонями о расползающиеся книги, с некоторой натугой раздышался, яростно потер переносицу щепотью и удивленно спросил:

– Ты что же это творишь, девонька-подруженька?

– Не знаю я… – чуть не плача, воскликнула Магнолия. – Я только…

– Сто-оп! – рявкнул Доктор. И добавил чуть тише: – Вот объяснять – не надо. А то ты только начинаешь свои объяснения – так мне сразу конец приходит. Лучше вот что скажи, чтобы вывести из этого состояния – ну, рассту-порить, – ты прикасаешься рукой?

– Да, – поспешно кивнула Магнолия.

– Ну так мы вот что сделаем. Держи руку, – он протянул Магнолии свою пухлую ладошку, как для рукопожатия. – Крепче держи. И не отпускай. А теперь можешь начинать рассказывать.

– Что рассказывать? – оторопело глядя на их черно-белое рукопожатие, спросила Магнолия. И неуверенно подергала руку к себе.

– Нет уж, – Доктор не выпустил ее руку и даже придержал локоть. – Ты это… давай пока что так постоим. Я попробую тебя как громоотвод использовать.

– Чего-чего? – переспросила Магнолия.

– А того. Очень уж это как-то неорганизованно у тебя получается. Собралась вроде рассказывать, а вместо этого – единственного слушателя ступоришь. Виктор, конечно, пацан жестокий, но он хотя бы свое дело знал. Меня во время беседы, во всяком случае, не вырубал вот так – ни с того ни с сего. Так что давай-ка примем хоть какие-то меры безопасности. Оно, может, правда, и без толку будет… Ну-ну-ну, девочка, это еще что такое?

Магнолия отвернулась, ссутулившись, прикрыв свободной рукой глаза. Губы предательски дрожали.

– Ничего, – буркнула она, отворачиваясь еще больше, поспешно растирая по щекам теплые потеки. Ей не хотелось обижать Доктора, но она чувствовала себя такой беспросветно-беспомощной и неумелой, что только и оставалось – расплакаться. Жуткой завистью завидовала она Доктору – мог спокойно, достойно разговаривать, еще и ее успокаивал. И это стоя на краю клинической смерти. Какую это волю надо иметь. А она – ни богу свечка, ни черту кочерга. Гонялись военные за ней, под замок посадили, обманула она их, выбралась – а зачем? Чтоб попасть в Викторову организацию – людей запугивать – простых, обычных, таких, как Доктор? И всякий от нее хочет чего-то, всякий делает на нее ставку – а она не знает даже, что в следующую секунду натворить может… Да ей бы сначала от себя самой защититься! Спрятаться бы… Да куда ж от себя, от дурехи такой, спрячешься?..

… Она давилась слезами и говорила, рассказывала о своих мытарствах – а Доктор слушал и молчал.

«А чего я, собственно, жду от него? – спохватилась наконец Магнолия. – Он хороший человек, добрый – но что он может?» И запнулась. И смолкла.

А Доктор медленно погладил ее черную, как горелая головешка, руку («И как он испачкаться не боится?» – мелькнуло у Магнолии). Горестно вздохнул и сказал:

– Бедная моя девочка…

Помолчал. Продолжил мысленно:

«Ничего. Прорвемся. Тебе, конечно, тяжелей. Я-то всего лишь меж двух огней оказался. Между двумя организациями попался, затеявшими свару: между вашей, суперовской, и военной машиной. А ты, похоже, со своей физиологией – меж многих огней… Значит, появление у себя новых свойств ты контролировать никак не можешь? А знаешь, детка, у меня создалось впечатление, что свойств этих у тебя побольше будет, чем у Виктора и его компании. Они, я так понял, могут в основном три вещи: мгновенно перемещаться в пространстве, принимать каким-то неведомым образом облик других и, третье – воздействовать чем-то – неким полем, что ли – и затормаживать жизнедеятельность обычных людей почти до уровня клинической смерти. Для боевой единицы и этого более чем достаточно. Но ты явно выходишь за эти пределы. Может, и правда – ты, как Виктор выразился, недоделок? Но только не в том смысле, как он это понимает. Не недоделок очередной боевой единицы, а недоделок чего-то нового? Существа более высокого порядка? А, девонька? Кто теперь скажет – что у вашего создателя на уме было? Ты ведь, кажется, не подчиняешься командам пресловутого всемогущего Пульта? Я правильно понял?»

– Да вроде… – неуверенно согласилась Магнолия. И съеживаясь, добавила: – Не знаю. Я их совсем не слышу, этих команд…

«Девонька моя! Дорогая! Это ж дает тебе шанс! А может, и не только тебе. Да – не только! Слушок был одно время, что Петька Горищук вашей пятидесяткой не ограничился, что еще одна партия была. И есть. Где-то в совсем уж секретной лаборатории. Чуть ли не в центре какой-то горы… И там-то уж настоящие волшебники. Эх, деваха дорогая! Нам бы, как говорится, только ночь простоять да день продержаться, а там, глядишь, выяснится что-нибудь пользительное. Про вас, детишки мои, или про ваш зловредный Пульт».

– Ночь и день? – с удивлением переспросила Магнолия.

– Ну это поговорка такая, – разъяснил Доктор, растягивая губы в довольной улыбке. И тут же охнул, прикрываясь рукой.

– Осторожно! – запоздало воскликнула Магнолия.

Бедный Доктор! Чтоб хоть как-то отвлечь его, она пожаловалась:

– Непонятно все-таки. Почему нас только пятьдесят? Ну или сто? Если где-то, как ты говоришь, есть еще секретная лаборатория. Почему такое ограниченное число? Почему сам-то ты не сделаешь себе тоже войско? Чтоб никакие военные тебя не могли колотить.

– Детонька, дорогая, что ты! – всплеснул ладошками Доктор (как-то так всплеснул уютно, по-домашнему, что Магнолия даже прыснула в кулачок). И мысленно продолжил:

«Да ведь такое действо еще никогда, нигде в мире, ни одному человеку не удавалось. Ваш творец первым был. И что-то мне кажется – последним. Секретность – секретностью, но, по всему видно, наши приятели в погонах так и не смогли ничего понять в его записях. А то бы, и правда, стояло б сейчас вокруг нас еще одно войско молодцов наподобие Виктора. Только под командованием золотопогонных вояк. То-то бы они славно задрались!»

И в такой восторг привела Доктора такая перспектива, что он прямо закашлялся от смеха, прижимая окровавленный бинт к губам.

Надо же – такой хороший, добрый человек – а смеется, представляя, как люди избивают друг друга… Нет, тот, кто их создал, – он бы не смеялся. Он был настоящим человеком.

А Доктор уже не смеялся – он объяснял: «В том-то и фокус, детка, что создать нечто живое из неживого при нынешнем уровне науки практически невозможно. Уже только для этого надо быть не знаю каким гением. И вдвойне гением надо быть, чтобы сделать не просто живое, но – человека. Венец природы, понимаешь! А ваш-то, Горищук – он, получается, должен был быть даже не вдвойне гением, а втройне: мало того, что вас, человеков моих разумных, насоздавал, так ведь еще и с какими-то, понимаешь, совершенно невероятными свойствами!»