Она шла, давясь слезами, размазывая их по лицу и спотыкаясь на выбоинах асфальта. В ее рыданиях была и оторопь перед страхом солдат, и горькая обида на Виктора с его дурацкими розыгрышами…

И когда Виктор догнал, взял за руку, виновато забормотал что-то, она вырвала руку, а слезы из глаз полились еще сильнее.

– Ну ладно, ну подожди ты, – потерянно повторял Виктор.

Она знала, что он совсем не мог выносить ее слез, и по голосу слышала, как он мучается.

– Ну на вот, возьми, вытрись…

Он начал совать ей в ладонь свой носовой платок. Она уже хотела оттолкнуть его руку, но вовремя вспомнила, что свой платок выложила вчера из кармашка – хотела постирать, но не постирала и обратно в карман, конечно, не положила. И нового из шкафчика не достала.

«Аккуратист!» – подумала она о Викторе с презрением. И еще: «Чистюля!»

И забрала платок. Начала промокать глаза, щеки, подбородок. Слезы заканчивались, всхлипывания были уже не такими сопливыми, и она прислушалась к бормотанию Виктора.

– …конечно, я ж не успел досказать… А ты вот всегда так – недослушаешь, а потом самой только хуже. Ты в другой раз – прежде чем бежать…

– На, забери свой платок. Шутник еще нашелся, – прервала она его. – Шутник-самоучка.

– Да я же не шутил – вот дуреха! – сказал он обрадованно, забирая платок. – Я тебе просто дорассказать не успел!

– Ага. Дорассказать он не успел. Ну, догнал бы, дорассказал. Что, сил догнать не хватило, да?

– Ну ладно. Ну извини. Прямо сразу расплакалась. Тоже еще… Тут вся наша жизнь перевернется – а ты рыдать сразу!

Виктор оглянулся на поворот дорожки, скрывший от них зеленым занавесом листьев ворота и взбудораженных солдат. Пристально посмотрел на другой поворот, где поверх деревьев проглядывала темно-красная черепичная крыша дома, – он явно собирался поведать ей свой очередной секрет.

В ожидании секрета Магнолия примостилась на верхнюю жердочку ограды, спиной к разноцветным мальвам. Высоченным – выше человеческого роста.

Магнолия очень любила их плебейски роскошную красоту, их огромные цветы. И сейчас, когда листья мальв вежливо касались ее спины, осторожно, чуть щекотно водили сзади по ткани бледно-фиолетовой выцветшей майки, Магнолия почти совсем успокоилась.

На коленку спланировала и быстро по ней поползла маленькая божья коровка. И чего, в самом деле, уж так обижаться? Еще на Виктора обижаться!… Ну, улетай, глупенькая, расправляй крылышки. А то сейчас дальше по ноге поползешь – я тебя скину, так и знай. Ушибешься ведь…

– Короче! Я нашел, как превращаться в других людей!

– Вот здорово! Поздравляю, – буркнула Магнолия, подталкивая божью коровку к краю коленки.

– Да ты глянь сюда! – голос у Виктора был и возмущенный, и просительный одновременно.

Она подняла голову.

И было на что посмотреть! У нее даже закружилась голова: показалось, что одним глазом видит Виктора, напряженно ожидающего ее реакции, а другим – на том же самом месте! – одного из поваров. Того, что приходит во вторник, четверг и субботу. Повар стоял на том же самом месте, что и Виктор, и в той же самой напряженной позе.

Магнолия охнула и отшатнулась от того, что стояло перед ней. И это едва не закончилось печально: еще чуть – и она опрокинулась бы в заросли мальв. Виктор в самый последний момент поймал ее за руку. Своей рукой. Но и – одновременно – рукой того повара: пухлые бледные пальцы с черными волосками на костяшках, с широким желтым кольцом на безымянном пальце.

– Слушай… – сказала Магнолия, невольно отстраняясь от Виктора. И больше не знала, что и сказать.

– Да, – напряженно сказал Виктор, – вот видишь!

– А как это? Как ты это делаешь? – поинтересовалась Магнолия, соскакивая со своего насеста и обходя Виктора вокруг. Спина тоже была двойная.

– Запросто! – все так же напряженно ответил он – Просто представляю, что я – это не я, а Васильев.

– Какой Васильев? – не поняла Магнолия.

– Ну Васильев. Повар наш. Сергей Петрович.

– А-а… Я ж не знала, что его так зовут.

– Ну, ты даешь! Он же через день нас кормит. Нам же их всех представляли – помнишь, когда мы приехали?

– Да не помню я ничего! – отмахнулась Магнолия. – Как же это ты так его представляешь?..

Она потрогала пальчиком голую загорелую спину – и в то же время ясно видела, что трогает зеленую форменную рубашку, которая прикрывает довольно тучное тело этого, как его – Васильева… Попробовала прикрыть один глаз ладошкой – но и другим ясно видела сразу двух разных людей на одном месте.

– Только сосредоточиться надо хорошо. Так, чтоб не думать ни о чем другом. И представить, что это не ты стоишь – а он, не ты руку поднял, а он.

– Но как же тебя пропустили через ворота? – вдруг замерла в недоумении Магнолия. – Они только еще больше испугаться должны были!

– Да в том-то и дело! Не испугались! Они видели только одного – кого я представил. Точно тебе говорю! Ты изображение двойное видишь? И меня, и Васильева?

– Да, конечно.

– Ну вот! И я тоже – когда в зеркало смотрюсь. А проходил Юрок – и обратился ко мне как к Васильеву. Понимаешь?!

– Ну?

– Что – «ну»? Ты понимаешь, что это значит?

– Ну? Он, что, видел только этого, Васильева, а тебя совсем не видел?

– Именно! У него не было двойного изображения! Только то, что я представил, и все! Ты поняла, какая это вещь?! Это же маскировка! Идеальная маскировка!

– Так ты прошел мимо постовых, представляя себя нашим поваром?

– Да, да! Вышел за ворота, подошел спокойненько к постовому, сделал вид, будто достал пропуск вот отсюда – ты же видишь – здесь будто бы карман? Показал этому барану с автоматом пустую ладонь – и спокойненько пошел дальше! Искупался в их бассейне голубом и таким же образом вернулся.

– Слушай! – Магнолия разволновалась – сцепила руки, прижала их к груди, потом расплела пальцы, хлопнула в ладоши и даже засмеялась в предвкушении. – Ведь теперь ты сможешь везде гулять? Вот здорово! Ходить повсюду!

– Так и ты сможешь.

– Я? А я как?

– Да так же, как и я. Если я могу – почему ты не можешь?

И правда. У Магнолии даже перехватило дыхание.

– В эту – в Тамару Максимовну давай, – предложил Виктор. – Только так: ты – это она. И все. И пошли за ворота.

– Ага. Я попробую, – возбужденно блестя глазами, согласилась Магнолия. – Только ты отвернись, пожалуйста.

– Зачем это?

– Ну… Отвернись, и все. Мне неудобно.

– Па-ажалста! – протянул Виктор обиженно и демонстративно развернулся к ней своей двойной спиной. – Ну, готово?

– Подожди. Быстрый какой. Как это, говоришь – представить?

– Давай, давай: что ты – это она.

Магнолия зажмурилась и в малиновой темноте, переливающейся разноцветными вспышками, попыталась представить Тамару Максимовну Березину – учительницу по природоведению.

Прошло несколько секунд.

– Ну что? Можно уже? – нетерпеливо спросил Виктор.

Магнолия открыла глаза и взглянула на свои руки.

Руки были как руки – ее обычные. Без маникюра, без плоских, красивенько изукрашенных часиков – ничего на них не было от Тамары Максимовны. И на ногах, и на теле – ни ее восхитительно-серебряного платья с кружевной прошвой, ни туфель-лодочек.

– Ну? – Виктор обернулся, так и не дождавшись.

– «Ну»… Вот тебе и «ну»… – расстроенно сказала Магнолия.

– Ну и ничего страшного, – сказал Виктор решительно. – Ты, главное, не начинай сразу реветь. Наверно, не настроилась как следует, не представила во всех подробностях…

– Представила! – возразила Магнолия.

И правда, не хватало опять расплакаться! Ведь все делала! Изо всех сил представляла! А предательская влага уже собиралась под веками.

– В этом деле самый трудный – первый момент. Вот именно переход в другого человека. А когда уже находишься как бы в его шкуре, то удерживаться – легче легкого. Еще раз пробуй, давай. Или подожди. Посмотри, как я это делаю.