— Кухарка сказала, что ты пропустил завтрак, и, насколько мне известно, не пошел на чай. Идем купим тебе мороженого. — Он поднялся и протянул Маледикту руку.

Юноша принял ее, отряхнулся и проговорил:

— У меня нет денег. Сегодня утром Ворнатти рассердился и не выплатил мне содержания.

— Истинный аристократ никогда даже не задумывается о деньгах. Он полагает, что все магазины предоставляют кредиты, причем делают это с удовольствием.

Маледикт лишь кивнул; лицо его было бледно, губы сжались.

— Что? Бок болит? Или рука? — забеспокоился Джилли, останавливаясь. С тех пор, как Маледикта ранили, слуга опасался инфекции. Мальчик не дал ему позаботиться о ранах, доверив Ворнатти накладывать швы.

— Болит, — сознался Маледикт.

— Тебе повезет, если раны не загноятся. Ворнатти плохой врач.

— И все-таки они заживают, — возразил Маледикт.

Да, согласился Джилли; осознание происходящего снова захлестнуло его, словно шлепок ледяной морской воды, попавший внутрь и не желающий перевариваться. Разве исцеление ран — не один из даров Ани? Нечто доброе, обращенное к злой цели? Трудно остановить человека, не восприимчивого к боли. Но ведь Маледикт потерял столько крови…

— Хватит пялиться, — прервал его размышления Маледикт. — Ты обещал покормить меня.

Джилли отыскал для них столик в «Глориусе» — людной кондитерской, популярной среди служанок, купцов, секретарей, моряков и рабочих. Когда-то здесь возвышался храм Наги, змееподобного божества здоровья и жадности. На стенах по сей день сохранились изысканные фрески колышущихся волн и змеиной чешуи, колонны были выполнены в виде змей, вздымающихся из морских глубин, разинутые клыкастые пасти поддерживали щиты с гербами.

И в самом центре за столиком сидели Джилли и Маледикт, поедая корзиночки с лимонным мороженым и сладкую выпечку и запивая это все горьким кофе с сахарной гущей на дне. Губы юноши раскраснелись от ледяного поцелуя лакомства, а щеки зарумянились от дымящегося напитка.

— Похоже, Ворнатти наскучила его компания, — заметил Джилли, глядя на карету, подкатившую ко входу в неброскую лавочку, обозначенному лишь тремя серебристыми шарами на нитке.

Маледикт повернул голову, проследив за взглядом Джилли. Из кареты вышла Мирабель; поверх платья был накинут плащ — для анонимности. В руках Мирабель держала сверток. Она исчезла в темной лавке.

— Это же ломбард! — удивился Маледикт, прячась за спину Джилли.

— Леди Мирабель закладывает свои ценные вещи. Или, что более вероятно, ценности Вестфоллов. Сомневаюсь, чтобы у нее сохранилось что-нибудь стоящее. Впрочем, если бы она вышла замуж за состоятельного человека…

Маледикт оттолкнул тарелку.

— Она не может думать о чем-нибудь другом?

— Ей больше ничего не остается делать, — отозвался Джилли. — Она аристократка, а потому ее ничему не учили. И ничего не позволяли. В этом обществе женщину так легко погубить.

— Такое впечатление, что тебе жаль ее.

— Нет, — отрезал Джилли. — У нее был богатый муж, а она убила его. Было бы неплохо, если бы ты помнил об этом, когда общаешься с ней.

— Мне нет нужды, — ответил Маледикт. Аппетит вернулся к нему, и он стянул с тарелки Джилли недоеденную булочку. — Мои цели требуют применения меча. А эта — нет. Это твоя цель.

Мирабель вся искрилась оттенками оранжевого и огненного, что придавали немного тепла ее безупречной, ледяной красоте и очень гармонировали с пламенем и позолотой на камзоле Маледикта. Стоило юноше войти, как Мирабель приблизилась к нему столь естественно, словно все было оговорено заранее. Щеки ее, против обыкновения, окрашивал слабый румянец. Маледикт, слуха которого достигли сплетни, ничуть этому не удивился. До него донесся звонкий смех.

— Нет, ей-богу, дорогая, Вестфоллу пришлось заплатить за свои собственные серебряные гребни! Только представьте… — Леди Тайна и ее собеседники резко замолчали, стараясь сдержать улыбки, когда мимо прошествовали Маледикт и Мирабель.

Вне дома Маледикт слышал почти то же самое: что Адам Вестфолл, утомленный присутствием незваной гостьи, настоял на том, чтобы его супруга избавилась от нее. Юноше оставалось только надеяться, что это произойдет скоро, и он будет избавлен от очередной вереницы встреч с ее изощренно ядовитым языком.

— Поведайте мне, Маледикт, как поживает Ворнатти. Ведь вы не были на балу у Лавси? Я полагала, что вы туда собирались.

— Вот в чем трудности подкупа чужих служанок, — отозвался Маледикт. — Они немало стоят, но на них нельзя положиться.

Мирабель рассмеялась.

— Вы говорите такие ужасные вещи! — Она наклонилась ближе, соблазнительно мелькнуло надушенное, напудренное декольте. — Однако вы не объяснили вашего отсутствия, а пренебрежение балом у советника требует по меньшей мере извинения.

— Я тоже заметил ваше отсутствие. И вы не прислали записки. — Приятный голос заставил Мирабель присесть в реверансе, а Маледикта — изогнуться в поклоне: к ним подошел Арис.

— Сир, — проговорил Маледикт, — барону Ворнатти нездоровилось, и я рассудил, что мое место — рядом с ним. — Объяснение было настолько близко к истине, насколько возможно. В действительности после их с Джилли неповиновения, когда они сбежали к морю, барон наказал их. Джилли на неделю отправили спать в конюшню, а Маледикта Ворнатти держал рядом с собой, как на поводке.

Мирабель тихо промурлыкала:

— Да, полагаю, я видела, что именно Ворнатти считает вашим местом.

Маледикт почувствовал внезапную вспышку ненависти к ее острому языку, к тому, что она, привилегированная гостья, наблюдала с насмешкой в глазах, как Ворнатти подчиняет его себе.

— Сегодня вы бледны, юноша. Не позволяйте праздности городской жизни навредить вашему здоровью. Вы должны больше танцевать, — заметил Арис. Морщинки у него на лбу разгладились. — Немного румянца не помешает этим прелестным щекам.

— Именно в этом я его и старалась убедить, — согласилась Мирабель, легко похлопывая Маледикта веером по плечу. — Но станет ли он танцевать? Нет, не станет. — Она грациозно подала руку и замерла в ожидании, когда музыканты заиграли вступление контрданса, как будто дни наблюдений за тем, как Маледикт потакает капризам Ворнатти, сделали и ее просьбы непререкаемыми.

Юноша машинально, не раздумывая, отступил. Мирабель нахмурилась, но уже в следующее мгновение ее дивные черты вновь озарила безмятежность.

— Вот видите, сир?

— Нехорошо, юноша, — с укором произнес Арис. — Мы, знатные люди, никогда не должны разочаровывать столь прелестную и благородную леди.

Мирабель завладела рукой Маледикта с такой решительностью, что причинила ему боль.

— И все же вы не будете танцевать, — проговорил Маледикт, не в силах сдержать раздражения. И с опозданием постарался завуалировать свою оплошность посредством лести, как он обычно поступал с Ворнатти: — Дерзну сказать, мой король, что вы куда более походите на предмет мечтаний дамы, нежели я.

Арис рассмеялся, слегка покраснев, и подал руку Мирабель.

— Обновим паркет вместе, Мирабель, и преподадим щенку урок хороших манер.

Мирабель снова сделала реверанс; в темно-рыжих волосах мигнули топазы.

Вы оказываете мне огромную честь, сир.

Ну же, юноша, найдите себе партнершу, — улыбнулся Арис. Он взмахнул рукой в перчатке; музыка стихла.

Глаза Маледикта скользили по зале. На краткий миг они задержались на Джилли — тот прятался в тени балкона; затем остановились на миниатюрной девушке, более напоминавшей фарфоровую куколку — девушку, видимо, впервые вывезли в свет, а ее дуэнья едва не свернула шею в попытке расслышать очередную сплетню. Маледикт быстрым шагом приблизился.