– Пусть бы владетель Хенгист с ними разбирался.

– Бабы-то наши, – нерешительно возразил кто-то.

– Меченые в своем праве, не из воздуха же им детей делать.

– Жили бы как все люди, – вздохнул староста.

– Всякий да каждый на вохра не полезет и Змеиное горло не прикроет.

– Пошли кого-нибудь вдогонку, – посоветовали старосте, – пусть придержит Гунара. А то и сам пропадет, и деревню погубит. За убитого меченого всех нас с навозом смешают. Башня, шутка сказать.

– Всем идти надо, Не звери, чай, эти меченые, коли их наши бабы рожают. Не отобьемся, так хоть отбрешемся.

Мужики, негромко переговариваясь между собой, потянулись к деревне, то и дело останавливаясь и тревожно озираясь по сторонам.

Бес с трудом оторвал взгляд от лица Даллы: столько муки и столько счастья было в ее глазах. А он… Приехал, наследил и уехал, как вор. Украл чужое счастье – счастье женщины, которую любит больше всего на свете. Бес закрыл глаза, откинулся к стене и застонал неожиданно для себя, сквозь плотно стиснутые зубы. Далла обхватила его голову руками, прижала к груди и зашептала ему в самое ухо:

– Все будет хорошо, Бес, все будет хорошо.

– Дочь-то покажешь?

Далла покраснела, кивнула головой и стала торопливо поправлять одежду. Бес вышел на улицу первым, Далла выскочила следом, испуганно поглядывая на окна соседей. Людей вокруг не было, только ребятишки копошились у покосившегося плетня. Далла подхватила на руки дочь, быстро вытерла передником ей личико и повернулась к Бесу. Русоволосая девчушка смотрела круглыми удивленными глазами то на мать, то на незнакомого мужчину. В кустах напротив затрещали сломанные ветки, но Бес не обратил внимания на шум. Он взял из рук Даллы ребенка и высоко поднял над головой.

– Стой, – Гунар остановил парня, вскинувшего лук, – не сейчас.

Ребенок засмеялся, и Бес, словно завороженный этой неведомой ему доселе музыкой, закружился в неуклюжем танце. Гунар стряхнул крупные капли пота с побелевшего лица и оглядел злыми глазами парней.

– Не сейчас, – повторил он.

Второй раз рушилось счастье Гунара, сначала в Вестлэнде, а теперь в Приграничье, и он решил, что вправе свести счеты с судьбой. Бежать ему было некуда, разве что на небо. Но бежать на небо лучше в теплой компании с меченым. Одним негодяем на земле будет меньше.

Гунар устроил засаду в небольшой ложбине за деревней. Его более осторожные товарищи держались чуть в стороне, жадно поглядывая на дорогу. Все-таки охота на человека захватывает куда больше, чем охота на зверя. Но ведь и риск велик, чудовищный риск. Подальше бы надо было устроить засаду. Подальше от сельца, куда могут наведаться соратники убитого, чтобы спросить за охотничий азарт.

Ничего не подозревающий меченый проехал мимо, даже не оглянувшись на поджидающую его смерть. Гунар поднял лук и прицелился в шею всадника, но тетиву спустить не успел. Никто не слышал ни шороха, ни свиста стрелы, просто она вдруг выросла между лопаток Гунара дьявольским цветком, посаженным старательным садовником. Живые испуганно таращились на подъехавшего черного всадника. Сурок, хмуро поглядывая на несостоявшихся убийц, опустил арбалет. Парни опомнились и бросились прочь от страшного места, ломая кусты. Сурок склонился над Гунаром, тот был мертв: светлые, выгоревшие почти до бела волосы рассыпались по зеленой траве. Меченый вырвал стрелу из холодеющего тела и небрежно бросил ее в кожаную сумку, висевшую у седла.

– Дурак, – сказал он вслух, глядя грустными глазами в мертвое лицо. – Мог бы еще жить долго-долго.

Ярл Гольдульф мерил быстрыми шагами обширные покои, выделенные в его распоряжение владетелем Нидрасским. Богатство нордлэндца уязвляло растревоженное самолюбие приграничного ярла. Он с завистью рассматривал богатое убранство залов, посуду, причудливо расписанную яркими красками, мебель, сделанную из пород деревьев ему неизвестных. Особую гордость владетеля Нидрасского составляла коллекция древних предметов, о назначении которых благородный Гольдульф мог только догадываться. Впрочем, утешал себя ярл, вряд ли Альрик знал об этих диковинах больше. Жизнь буржских владетелей поразила ярла, собственный замок показался ему вдруг неприлично бедным, даже убогим. Не утешала его теперь даже мысль о необычайной крепости замковых стен, сложенных далекими предками из громадных каменных глыб. Хаарский вздохнул и потянулся к кубку. Кисловатый запах ударил ему в ноздри – пиво в Бурге варить не умели! Это заключение неожиданно утешило ярла. Он обвел высокомерным взглядом стены, увешанные богато отделанным золотом и серебром оружием. Несмотря на показной блеск, оружие оказалось посредственным. Гольдульф критически осмотрел снятый со стены меч: клинок местной выделки уступал не только клинкам Башни, но даже клинкам выделки оружейников самого ярла. Гольдульф, презрительно скривив губы, отбросил богатую игрушку.

– Тебе не понравился мой меч, благородный друг? – Владетель Нидрасский неожиданно возник на пороге.

– Эта сталь годится лишь для кухонных ножей, – усмехнулся Гольдульф.

Владетель потрогал лезвие пальцем и, соглашаясь с ярлом, кивнул головой:

– Я видел сегодня клинки лучшей выделки.

Ярл удивленно вскинул глаза на Нидрасского.

– Да, – подтвердил владетель, – они здесь.

Гольдульф вдруг почувствовал удушье, дрожащей рукой он рванул ворот рубахи, пуговицы с треском покатились по полу.

– Сколько их?

– Не больше десятка, – успокоил его Альрик. – Однако меня удивляет твоя тревога, благородный друг. Мы ведь находимся не в твоем приграничном замке, мы – в столице Нордлэнда. Под охраной закона, а не обычая.

Нидрасский улыбнулся, вспоминая разговор в Ожском замке.

Гольдульф приник к кубку, краски медленно возвратились на его взмокшее от пота лицо.

– Может, ты и прав, владетель, но когда речь заходит о моей собственной шкуре, я больше доверяю не закону, а мечу. Я бы на твоем месте проследил за ними.

– Я уже распорядился: каждый шаг меченых будет нам известен. Кстати, это наши старые знакомые во главе с сержантом… Как его имя? Странные у них в Башне имена.

Лицо ярла побагровело, владетель Альрик не на шутку встревожился, казалось, что благородного Гольдульфа сейчас хватит удар, но, к счастью, Хаарский сумел овладеть собой.

– Этот подонок украл мое золото.

Альрик помрачнел, смутные догадки бродили в его голове. Ярл Гольдульф заметил его сомнения и поспешил их рассеять:

– Туз подкупил одного из моих слуг.

Владетель кивнул головой, но горький осадок в его душе остался. Да и слухи, ходившие по Ожскому замку, как ни крути, бросали тень на репутацию Гильдис. Альрик наветам, разумеется, не верил: благородная девушка и этот… А как же вера, воспитание, честь, наконец?!

– Так или иначе, но золото в Башне, а значит, моя жизнь, а возможно, и твоя, благородный друг, в опасности.

Нидрасский согласился с ярлом, но лишь частично. Отрицать опасность было бы глупо, но и преувеличивать ее тоже не стоит. Вернувшись в Бург, владетель Альрик вновь обрел утерянную, было, в Приграничье уверенность. Здесь, в Нордлэнде, сила Башни казалась ему преувеличенной. Ну что такое три сотни человек, когда одна только королевская дружина насчитывает до двух тысяч хорошо обученных мечников, не говоря уже о дружинах владетелей.

– Нужно собрать надежных владетелей и посвятить их в нашу тайну.

– Пожалуй, – согласился Альрик. – Только не следует возлагать на эту встречу слишком больших надежд. Золота у нас нет, а слова не слишком ходовой товар в Бурге.

– Неужели слово ярла дешевле куска золота?!

– Не горячись, благородный друг, – успокоил хозяин. – Понять владетелей можно: слухи о несметных сокровищах неведомого мира буквально захлестывают Бург. А ты предлагаешь сундук, охраняемый огнедышащим драконом, да еще не даешь гарантий, что сундук не окажется пустым.

– Довольно, владетель, я понял. – В голосе ярла звучало раздражение. – Мне следует оставить эту мысль.