Гоонский ехал вдоль рва, прикрывая лицо рукой. Жар был нестерпимым. Непроспавшийся Бьерн Брандомский, проклиная в душе беспокойного ярла, вяло трусил следом.

– Охота тебе, благородный Эйнар, жариться в этом аду.

Гоонский обернулся:

– И такой огонь по всему рубежу?

– Я лично проверил, – подтвердил Бьерн. – Люди постарались. Никому не хочется просыпаться в лапах у вохра. Или благородный Эйнар боится кого-нибудь еще?

Гоонский промолчал, не желая, видимо, к ночи поминать меченых. Брандомский был с ним в этом солидарен.

– Завтра к вечеру можно будет распустить дружины? – полувопросительно, полуутвердительно сказал Брандомский, искоса поглядывая на задумавшегося ярла.

– Ты полагаешь, что стая уже повернула назад?

– Если там есть кому поворачивать, – усмехнулся Бьерн. – Меченые, надо полагать, дорого продали свои жизни.

Гоонский помрачнел и, глядя на огонь, перекрестился.

Владетель последовал его примеру.

Победители раскинули свои шатры на берегу ручья, на том самом месте, где не так давно праздновали удачное завершение кровавого дела. Дружины были расставлены вдоль пылающего рва на случай неожиданных прорывов, в которые мало кто верил. Поэтому многие изрядно хлебнувшие по случаю победы владетели не вняли призыву ярла Эйнара провести эту тревожную ночь рядом со своими дружинниками у рва и улеглись прямо здесь же, в общем лагере, благо, от ручья потянуло к вечеру желанной прохладой. Уставшие за день непрерывных стычек воины легли вповалку, отвернувшись от бушующего огня. И только часовые нет-нет да и бросали тревожные взгляды в сгущающуюся темноту.

– Опять дрыхнешь? – Густав ткнул в бок засопевшего Харни.

Тот приподнял голову и вяло выругался:

– А тебе все неймется.

– Как мы этих сопляков… – Густав поморщился и за мотал головой. – Теперь по ночам сниться будут.

Харни перекрестился:

– Зато Башни нет.

– Нашел чему радоваться, дурак, – огрызнулся Густав. – Теперь нам с тобой придется с вохрами драться. Ярлу Гоонскому хорошо, он соберет свою дружину и уедет домой на побережье, а нам здесь хоть пропадай.

– Тихо, – остановил его причитания Харни. – Вроде крадется кто-то.

Густав мигом вскочил на ноги:

– Кто идет?

– Меченые, – раздался из темноты насмешливый голос.

– Нашел время шутить, – рассердился последний раз в жизни Харни.

Через мгновение он мертвый валялся на земле с пробитой короткой стрелой грудью. Густав слабо вскрикнул и нырнул в кусты.

– Что там у вас? – Рослый воин поднялся на ноги у соседнего костра.

– Порядок, – навечно успокоили его из темноты.

Между шатрами замелькали тени, сонные часовые, так и не успев понять, что же случилось, мертвыми падали на землю.

Благородный Бьерн Брандомский, прикорнувший ненадолго у рва. никак не мог взять в толк поначалу, что, собственно, несет этот разбудивший его некстати воин. А когда наконец разобрался в словах Густава, сам потерял дар речи.

– Надо предупредить ярла Гоонского.

– Сам знаю. – Брандомский начал оживать.

Зато благородный Эйнар долго тер слипающиеся глаза:

– Какие меченые?

– Те самые, – вздохнул Брандомский. – Владетелей они вырезали у ручья.

Ярл вскочил словно ужаленный. Бьерн позлорадствовал про себя, глядя на его испуганное и растерянное лицо. Не в одиночку же Брандомскому умирать от ужаса.

Прибежал воин из Ожской дружины, он все видел. Меченые, человек тридцать – сорок, о главе с третьим лейтенантом.

– А сама Гильдис?

– Будем надеяться, что ее не тронут.

– Дружины предупредил?

– Гонцов послал. Только пока наши соберутся, меченых уже след простынет.

– Плохо ты их знаешь, – усмехнулся одними губами Гоонский. – С рассветом мы их найдем у ручья, если они по нам уже в эту ночь не ударят. Сколько у нас людей?

– Если тех у ручья не считать, то человек семьсот наберется.

– Можешь не считать, – поморщился ярл. – Двадцать владетелей потеряли ни за грош. Говорил же вчера: осторожность и еще раз осторожность. Отпраздновали победу.

Долго разгорался рассвет, проступая багровым пятном среди тучи висевшего в воздухе пепла. Дружинники, поднятые по тревоге еще ночью, стягивались к ручью, где люди Гоонского брали на себя заботу о воинах владетелей, погибших в эту страшную ночь. Ярл Эйнар собрал уцелевших предводителей под старым дубом, одиноким отшельником доживавшим свой век. Дуб сильно пострадал от огня во времена прежних прорывов, но устоял и даже обзавелся молодыми побегами. Ежась от утренней прохлады, владетели тихонько переговаривались между собой. От вчерашнего куража не осталось и следа. То и дело они бросали тревожные взгляды на противоположный берег ручья, где среди деревьев белели шатры погибших.

– Не могу понять, как им удалось прорваться через пылающий ров? – покачал головой Эйрик Мьесенский.

– Говорил же я вам, что Башне дьявол помогает. – Владетель Стриингфилдский перекрестился и зашептал молитву бесцветными губами беззубого рта.

– Не хотел бы я такого ленивого помощника, – усмехнулся Эйрик, кивая головой на дымящуюся Башню. – Весь вчерашний день помощник где-то проспал.

Владетели приободрились после удачной шутки Мьесенского, голоса их зазвучали увереннее, да и слуга Гоонского очень вовремя обнесли всех хмельными чарами.

– Чего мы ждем? – крикнул Фрэй Ингуальдский. – Надо атаковать меченых.

– Легки на помине, – усмехнулся Мьесенский. – Вот они, полюбуйтесь.

Владетели обернулись как по команде: четыре десятка Меченых выстроились на противоположном берегу ручья и спокойно наблюдали за перемещениями дружин. Внезапно два всадника отделились от этой группы и переправились через ручей.

– Никак меченые затеяли переговоры. – Фрэй Ингуальдский подслеповато прищурился.

– На Башню это не похоже, – с сомнением покачал головой Отранский.

– Это не меченые, – определил обладающий острым зрением Мьесенский. – По-моему, впереди женщина.

Гильдис в сопровождении Ролло быстро приближалась к дубу, где ее с нетерпением поджидали владетели. Женщина была белее мела, неловко спрыгнув с седла, она покачнулась и непременно упала бы, не будь рядом любезного Мьесенского, который бережно подхватил ее. Старый Ролло дрожащими руками развернул сверток, на траву выкатилась голова, которую опознали все.

– Бедный Хокан, – охнул Отранский.

– Они убили всех. – Ролло говорил с трудом, словно ему мешал тугой ком, застрявший в горле. – Туз велел передать, что то же самое будет со всеми владетелями, изменившими присяге.

– Боже мой, – прошептал владетель Стриингфилдский.

Ярл Гоонский с трудом овладел собой:

– Уберите, – указал он слугам на голову Гутормского. – И похороните по-христиански. Что еще велел передать нам третий лейтенант Башни? – обратился он к Ролло.

– Туз теперь не лейтенант, а капитан Башни.

– Значит, Лось погиб?

Ролло кивнул:

– Да, и новый капитан Башни предлагает вам, благородные владетели, сложить оружие, удалиться в свои замки и ждать его суда. В этом случае он гарантирует жизнь вашим близким.

Владетели зашумели – наглости меченого не было предела. Сжатые кулаки поднялись в сторону разрушенной Башни и ее чудом уцелевших обитателей.

– Он сумасшедший. – Мьесенский даже ногой притопнул в гневе. – У нас семь сотен дружинников в седлах, а у него четыре десятка.

– Пока не прикончим меченых, не будет нам покоя, – заметил мрачный с похмелья Брандомский.

Никто ему не возразил. Другого выхода действительно не было. Оставить без ответа вызов наглецов из Башни значило подписать себе смертный приговор.

– Я рад нашему единодушию. – Гоонский поднял руку, требуя внимания. – Мы должны отомстить за страшную смерть благородного Хокана и других убитых владетелей, ставших, надо честно сказать, жертвами собственной, да и нашей тоже, беспечности. Новый капитан молод и самоуверен, проучим же его, благородные соратники.