– Тебе потребуется моя помощь, благородный Эйнар.

Гоонский удивленно покосился на собеседника:

– Думаю, что никакой опасности нет.

– Ты полностью доверяешь Ульфу? – не без яда спросил Брандомский.

– Ульф предан своей хозяйке, а в дружеском расположении ко мне Гильдис у тебя, надеюсь, нет сомнения? – насмешливо отозвался ярл.

Сомнения у Бьерна были, но он не стал ими делиться с надутым от спеси самодовольным индюком.

– Меня беспокоит твоя безопасность – меченый, в конце концов, может обмануть Ульфа. Чуб – человек коварный, ты это знаешь не хуже меня.

Кажется, Гоонский заподозрил в чем-то гостеприимного хозяина, во всяком случае, он довольно долго на него смотрел прищуренными глазами.

– Я понимаю твою тревогу, благородный друг, я понимаю, как трудно тебе за всем уследить, – ярл дружески улыбнулся союзнику, – пожалуй, я пришлю тебе своего племянника в помощь.

Улыбка благородного Эйнара не понравилась Брандомскому, еще меньше ему понравились слова бычеголового ярла, но возражать было глупо, и владетель скрепя сердце согласился.

Знакомый силуэт мелькнул вдруг в проеме распахнутого настежь окна. Гильдис вздрогнула и отшатнулась, свеча в ее руке заколебалась, отбрасывая на стены неясные волнующиеся тени. Человек со скрещенными за спиной мечами легко спрыгнул на пол, повернул голову к окну и прислушался. В замке было тихо. Эта тишина, видимо, успокоила незнакомца, и он сделал решительный шаг вперед. Гильдис вскрикнула.

– Не бойся, – произнес спокойно незнакомец, – это я, Чуб.

Сердце Гильдис билось так гулко и часто, что, казалось, готовилось разорвать стесненную страхом грудь. Чуб медленно приближался. Слабый свет чадящей свечи выхватил из темноты круглое лицо с растянутыми в улыбке тонкими губами.

– Не узнала? – насмешливо спросил Чуб.

Гильдис с трудом овладела собой. Свеча в ее руке перестала колебаться, дыхание выровнялось, но страх остался. С трудом она подавила желание немедленно позвать кого-нибудь на помощь. Впрочем, в этом, кажется, не было необходимости. Приблизившись так, чтобы она могла видеть его лицо, Чуб остановился, скрестив руки на груди.

– Вот уж не думал, что тебя испугает присутствие меченого в спальне.

– Ты явился, чтобы оскорблять меня в моем собственном замке?

– Какие могут быть обиды между старыми знакомыми, – Губы Чуба вновь скривились в усмешке.

– Как ты попал в замок?

Гильдис соскользнула с постели, накинув на плечи халат. Длинные волосы рассыпались по плечам. Чуб не отрываясь смотрел на женщину, словно пытался смутить ее своим вниманием. Его откровенный взгляд заставил Гильдис покраснеть и плотнее запахнуть полы халата.

– Ты похорошела с годами, – сказал Чуб.

– И ты влез ночью в окно моей спальни, чтобы сообщить мне об этом?

Гильдис уже почти успокоилась, мощная фигура меченого уже не перекрывала ей путь к отступлению. Впрочем, бежать от прошлого она пока не собиралась.

– Увы, благородная госпожа, – засмеялся Чуб, – плохие настали времена: меченые не прыгают в окна красивых женщин, чтобы говорить с ними о любви.

– Зато ничто, похоже, не мешает им смотреть на женщин нахальными глазами.

Чуб лишь улыбнулся в ответ – смутить его было трудно. Если судить по раскованной позе, то он рассчитывал на долгий разговор. Выставить его будет непросто, да и не было в этом никакого смысла – в любом случае, от себя не убежишь. Появление меченого всколыхнуло в Гильдис столько воспоминаний, что одиночество было для нее сейчас худшим испытанием, чем предстоящий непростой разговор с Чубом.

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Я проник в замок по подземному ходу.

Гильдис закусила губу, рука ее невольно потянулась к колокольчику. Чуб сделал предостерегающий жест:

– Я думаю, нам свидетели не нужны.

– От кого ты узнал про подземный ход?

– Ты забыла, благородная госпожа, что этот замок еще сотню лет назад принадлежал меченым. Один из твоих предков получил его за верную службу – как видишь, мы ничего не забываем – ни плохого, ни хорошего.

Он по-прежнему говорит «мы», этот меченый. Видимо, в нем неистребима вбитая с детства потребность считать себя лишь частью большого целого. Но ведь Башни давно уже нет, а стоящего перед ней человека, с его инстинктом лесного муравья, можно, наверное, пожалеть.

– А о чем вы еще не забываете? – В ее словах был вызов, но, как она надеялась, не совсем понятный Чубу.

– Мы не забыли, что нынешний владетель этого замка – меченый и, значит, наш самый надежный союзник в Приграничье. В будущем, конечно.

– Что нужно тебе от моего сына? – В голосе Гильдис были холод и глубоко запрятанный страх.

– Я вырвал твоего сына из лап наемников – разве Ульф не рассказывал тебе об этом?

Гильдис отшатнулась. Ужас острыми когтями царапнул сердце. Знала ведь, что не оставят в покое ее сына ни те, ни эти. А что же теперь? Убивать, снова убивать, чтобы спасти сына?

Чуб не видел в полумраке ее лица, но, видимо, уловил состояние:

– Не бойся, никто из похитителей не ушел живым: тайна твоего сына так и осталась нераскрытой. Надеюсь, своим людям ты доверяешь.

Гильдис молчала. Все было напрасно, даже смерть Туза – страшный грех ее души. Меченый – это как проклятье, и это проклятье теперь вечно будет висеть над головой ее сына. Владетели никогда не признают его своим: чужой там, чужой здесь. И все потому, что его мать осмелилась любить – любить без оглядки не человека даже, а меченого, которого ее любовь не смогла оторвать от чудовищного порождения Сатаны – Башни.

Чуб едва заметно пожал плечами:

– Туз оставил своему сыну опасное наследство.

Он опять угадал ее мысли, наверное, потому, что они были сходны с его собственными. Цели вот только у них были разными, и с этой минуты Гильдис не позволит жалости смущать ее сердце. Этот человек одинок, но он заслужил свое одиночество, да и, кажется, не слишком тяготится им.

– Я пришел к тебе за помощью. – Чуб резко сменил тему разговора.

– С каких это пор мы стали друзьями?

– Бывают ситуации, когда честный враг лучше лживого друга. К тому же мы союзники – оба желаем добра Тору. Ты слышала об истреблении меченых мальчишек в окрестных деревнях?

– Я не одобряю этого.

– Но и не противишься, – жестко усмехнулся Чуб, – хотя твой голос мог бы быть услышан. Ты хочешь спасти одного сына, а у меня этих сыновей больше сотни, и я должен позаботиться о каждом.

– И что же ты хочешь от меня?

– Ты должна укрыть дюжину мальчишек в своем замке.

– Наемники разрушат замок, если узнают, что я прячу здесь меченых. Все владетели осудят меня.

– И осуждение кучки негодяев для тебя более весомо, чем жизнь двенадцати детей? Ты хуже, чем я думал, Гильдис!

– За осуждением последуют выводы и гибель этих детей – я не смогу их защитить.

Чуб отрицательно покачал головой:

– Завтра я встречаюсь с Гоонским, и, думаю, мы договоримся: меченых оставят в покое, по крайней мере, их не будут преследовать открыто.

– Зачем же тогда ты прячешь их за стены замка?

– Так надежнее. Кроме того, Тору в будущем понадобятся верные люди. Неужели ты думаешь, что владетели когда-нибудь забудут, чей он сын?

– Он сын владетеля Нидрасского, – Гильдис упрямо сжала кулаки.

Чуб засмеялся:

– Я ведь рос бок о бок с Тузом, благородная госпожа, и черты его лица я помню даже лучше, чем свои, как помнят внешность последнего капитана Башни и многие владетели – уж очень он им насолил.

– Ты хочешь втянуть моего сына в свои безумные затеи, призрак Башни не дает тебе покоя! – Ненависть к этому улыбающемуся человеку переполняла Гильдис. – Я обращусь к ярлу Эйнару, и он поможет мне.

– Конечно, – презрительно скривил губы Чуб, – союз с Гоонским быком выгоднее союза с последним меченым.

– Уходи, или я позову своих людей, – гневно выкрикнула Гильдис.