Лаудсвильский произвел тщательный розыск, стоивший немалых денег серому ордену, и убедился, что бывалый воин не солгал. Гоонский, безусловно, получал золото от духов, более того, он аккуратно делился этим золотом с Брандомским и, возможно, с Тором Нидрасским. По мнению, сложившемуся у Рекина за время расследования, именно золото духов удерживало Бьерна от окончательного разрыва с Гоонским быком. Во время последней встречи с Труффинном Унглинским Лаудсвильского так и подмывало блеснуть осведомленностью. Но он трезво рассудил, что вряд ли его доклад повредит Бьерну в глазах генерала, зато сам Рекин окажется в дураках, потеряв всякую надежду добраться до несметных богатств. Вот почему Лаудсвильский встретил своего дорогого друга Бьерна Брандомского с распростертыми объятиями и радостной улыбкой на устах. Однако благородному Бьерну было не до обмена любезностями: он не на шутку был встревожен событиями в Ожском замке. Проскакав десять верст по пыльной дороге в этот неистово жаркий день, владетель ожидал от посланца ордена если не сочувствия, то хотя бы понимания надвигающейся на Лэнд опасности. Но благородный Рекин был поразительно спокоен.

– У Нордлэнда достаточно сил, чтобы обуздать меченых, если они станут разбойничать на наших границах.

– Иными словами, орден отказывает в помощи владетелям Приграничья?

В голосе Брандомского слышалось подозрение. Серые, чего доброго, могли сговориться с Чубом головами приграничных владетелей – с этих станется. В любом случае, война в Приграничье на руку ордену, потом можно будет предъявить счет ослабевшему победителю. Лаудсвильский не спешил развеивать подозрения хитроумного друга:

– Война с мечеными потребует больших средств, которыми орден истинных христиан в настоящее время не располагает, а королевская казна пуста.

– Приграничные владетели разорены набегами стаи и необходимостью содержать наемников.

Лаудсвильский сочувственно покачал головой, однако в его глазах Бьерн уловил насмешливый огонек.

– Я знаю владетелей Приграничья, которые не испытывают недостатка в средствах.

Брандомский соображал быстро, когда дело касалось его собственного кармана. Плывущее в безудержном ликовании лицо нордлэндца однозначно подтверждало догадку приграничного владетеля. В том, что этот негодяй не сообщил о золоте духов в Бург, Бьерн не сомневался, но с решительными действиями спешить не стал. Было бы неразумно терять столь необходимого в нынешней тревожной ситуации союзника.

– Я не буду делать вид, что не понял тебя, благородный Рекин, – начал с подкупающей откровенностью Бьерн, – речь идет о золоте духов.

Лаудсвильский удивился столь скорой и легкой победе, более того, он не на шутку встревожился. Одно из двух: либо Брандомский готовит каверзу, либо ситуация настолько серьезна, что владетель готов пожертвовать частью своего состояния, чтобы спасти остальное.

– Мой благородный друг знает о появлении в Ожском замке чужаков?

– Чужаков?! – Рекин побледнел, потом покраснел.

– Ну, дорогой Рекин, – справедливо возмутился Брандомский, – ты вернулся в Приграничье неделю назад, я – только позавчера и тем не менее знаю больше. Чем ты занимался все это время? Или неудача Тора Нидрасского так тебя обрадовала, что ты даже не потрудился выяснить, кто его враги?

Лаудсвильский нахмурился. Бьерн был кругом прав: непростительная глупость упускать из виду столь важное обстоятельство.

– Кто они, эти чужаки?

– Я знаю только, что у Чуба появились новые союзники числом до полусотни.

– Это не так много, – с облегчением сказал Рекин.

– Тем не менее, я сообщил об их появлении в Бург.

Лаудсвильский молча проглотил обиду – Бьерн и в этом случае был прав.

– Чуб двадцать лет болтался по ту сторону границы, – задумчиво произнес Брандомский, – и, судя по всему, времени зря не терял.

– Что мы можем противопоставить меченым?

– Думаю, ярл Гоонский будет нашим союзником в этом деле, – уверенно сказал Брандомский, – а вот позиция других владетелей будет зависеть от поведения Чуба.

С этим выводом Рекин молча согласился. Многие владетели с грустью вспоминают Башню. Средства, уходившие на содержание наемников, себя не оправдывали, прорывы стаи стали повседневной реальностью в Приграничье, даже несмотря на то, что активность монстров резко упала в последние годы. Такое, по воспоминаниям стариков, не раз бывало и раньше, а потому многие со страхом ждали всплеска этой активности. К привычным страхам перед стаей прибавились упорные слухи о новой опасности, надвигающейся с востока. И хотя контуры этой опасности были размыты, а скупые сведения противоречивы, это не уменьшало, а скорее увеличивало тревогу населения края. Рекин, правда, подозревал, что эти разговоры и слухи – дело рук молчунов и их агентов, но попробуй докажи это владетелям. Власть Нордлэнда в Приграничье еще не утвердилась, а надежды на ярла Гоонского таяли с каждым годом. Чуб, надо отдать ему должное, удачно выбрал время для решительного наступления.

– А где сейчас Тор Нидрасский?

– Говорят, заперся в Хаарском замке, а я не рискнул его потревожить. Наши отношения испортились в последнее время.

Лаудсвильский понимающе кивнул:

– Пожалуй, мы поторопились с Ульфом. Был бы он жив, вряд ли Чубу так легко достался бы Ожский замок.

– Не все можно просчитать наперед, – Бьерн не любил признавать свои ошибки.

– Если нам удастся устранить Чуба, кто станет во главе меченых?

– Скорее всего, Лось. Он, конечно, тоже не подарок, большой глупостью было выпускать его живым из рук.

– Генерал Унглинский любит дешевые эффекты, – позволил себе покритиковать начальство Рекин. – Лося следовало прикончить сразу, но генерал охотился на более крупную дичь.

– Нидрасские земли – лакомый кусок.

Собеседники обменялись понимающими взглядами, но ни тот, ни другой не осуждали Унглинского – своя рубашка ближе к телу.

– С кем теперь пойдет Тор Нидрасский – с мечеными или против них?

– Скорее всего, попытается примирить часть владетелей с Чубом. И, боюсь, желающих будет немало.

– Следует вывести Тора из игры.

– Вряд ли у нас будет время для столь сложной работы, – покачал головой Брандомский, – меченые всегда славились стремительностью… Возможно, Чуб ударит уже сегодня ночью.

– И все-таки попытаться стоит. У меня есть для него хорошая приманка – Ожская ведьма.

Лаудсвильский с тревогой ожидал, какое впечатление произведут его слова на хитроумного Бьерна. Брандомский, однако, с ответом не спешил, внимательно изучая собеседника, словно видел его в первый раз.

– Ты отчаянный человек, Рекин, – сказал, наконец, Бьерн с усмешкой, – но я тебе не завидую. Меченые жестоко расправляются с теми, кто посягает на их женщин.

– Я не насильник, – обиделся Лаудсвильский.

– Дела торговые? – поднял бровь Бьерн. – Или ты решил отправить ее в Бург?

– Все зависит от конкретных обстоятельств, – слегка смутился Лаудсвильский. – По моим сведениям, она поддерживает тесную связь с духами.

– Это от нее ты узнал о наших с ярлом золотых делах?

– Нет, – честно признался Рекин. – Эта женщина – ведьма, Бьерн. Я только попытался взглянуть ей в глаза, как моя голова едва не лопнула от боли.

– Нечто подобное я слышал о молчунах, – задумчиво произнес Бьерн. – А про ее отца говорили, что он колдун. Сдается мне, Гоонский напрасно его повесил, он многое мог бы нам рассказать. Ты ничего не слышал о Храме, благородный Рекин?

Лицо Лаудсвильского осталось непроницаемым:

– Не понимаю, о чем ты говоришь, благородный Бьерн.

– Тем хуже, – криво усмехнулся Брандомский. – А золотом духов я готов с тобой поделиться, Рекин. Думаю, и ярл Эйнар возражать не будет. Зато наверняка возразит Чуб, и, пока он сидит в Ожском замке, золото будет уплывать к нему. Что же касается Ожской ведьмы, то либо верни ее Тору, либо убей его, иначе он непременно убьет тебя.

Лаудсвильский помрачнел, но возражать Бьерну не стал: возможно, он действительно крупно промахнулся с этой женщиной. Возвращать ее владетелю Нидрасскому он не собирался, хотя очень хорошо понимал степень риска. Однако Рекин был человеком не робкого десятка, к тому же в нем еще теплилась надежда, что в ордене оценят заслуги собрата, не щадящего живота своего для достижения благой цели. Ибо не женщину он собирался отправить в Бург, а клад.