Упомянем также популярный персонаж многих бушменских текстов, близкий к рассматриваемому мифологическому типу, — кори-дрофу (см. № 23, 22: кори-дрофа дает животным их меты; № 31–32: кори-дрофа как трикстер; вероятно, также № 84, где кори-дрофа фигурирует как «магическая птица», одерживающая верх над Цагном, и др.; см. также № 123, 131).

Наряду с названными выше персонажами мифологические Деяния в бушменском фольклоре приписываются также часто безымянным людям «древнего народа»[4], населявшим страну до бушменов, во времена первотворения. Это животные, растения, небесные тела, дождь, ветер — все они некогда были людьми древнего народа. Они участвуют в сотворении мира — звезд, Млечного Пути и т. п. (см., например, тексты № 58–59), устройстве земли, ее рельефа (№ 53). Вместе с тем они (как и Цагн, Тсуе, Гара и др.) совершают и нелепые, глупые поступки («люди древнего народа всегда делали глупые вещи!» — см. текст № 57); из-за их неправильного поведения, несоблюдения запретов и т. п. нарушается их союз с животными (№ 55), они причиняют себе вред (№ 57) и даже гибнут (№ 54).

К людям древнего народа принадлежит и Гцонцемдима, полусказочный-полумифологический персонаж фольклора кунг (Ботсвана). В некотором отношении образ Гцонцемдима сближается с мифологическими персонажами типа Цагна, Тсуе: способность воскресать, превращать и превращаться, наделение магическими способностями и знанием магии, наконец, отдельные совпадающие детали, мотивы и характеристики.

Гцонцемдима умирает и вновь возрождается — кровь из сердца убитой Гцонцемдима вылетает и летит к бабушке Гцонцемдима, а та прячет ее в мешок, где втайне от всех (ср. № 76–77 — тайный рост антилопы канна Цагна) из нее сначала вырастают два маленьких зуба нижней челюсти, потом появляется вся челюсть целиком. Это существо росло-росло и стало ползать, а потом ребенок вырос, и девочка превратилась в красивую взрослую женщину — она была прекрасна, ведь она была Гцонцемдима! (см. № 45–47, также № 48).

Чтобы уничтожить трупы мужа и матери, Гцонцемдима создает грифов — она подбрасывает в небо сандалии убитых, и те превращаются в грифов (ср. № 76–77: Цагн подбрасывает в небо сандалию (или перо) и велит ей стать луной; Цагн бросает в воду кусок сандалии Квамманга, а потом кормит ее медом — и из нее вырастает антилопа канна).

Чтобы спастись от преследования младших братьев убитого ею мужа, Гцонцемдима просит тучу обрушить на них ливень, а сама убегает в становище своих родственников; ливень чуть не убил ее преследователей и смыл ее следы (см. № 45–46).

Гцонцемдима при помощи магии убила братьев мужа и всю их родню — она стала дуть в свой магический рог, и все люди упали замертво (см. № 45–47).

В варианте история Гцонцемдима связывается с мифологическим персонажем Цгаунва (№ 46), в другой версии в историю приключений Гцонцемдима включен сюжет о появлении у людей воды, претерпевший, однако, известную демифологизацию (ср. № 48 и № 10, см. также соответствующие примечания).

В текстах Гцонцемдима, женщина «древнего народа», может отождествляться с животными: она предстает как жена гиены, а ее братья и отец — львы (см. № 44) или как питон, жена кори-дрофы и сестра шакала (см. № 40–42), ее дочь — цесарка (см. № 45) и т. п. Согласно одному из вариантов (№ 48), Гцонцемдима превращается в антилопу штейнбок — каменного козла (эта антилопа была когда-то сердцем человека, сердцем Гцонцемдима).

Группы текстов № 40, 42 и № 45–48 и текст № 44, объединенные общим именем героини, в действительности единства не представляют. Характер Гцонцемдима — героини сюжета, разрабатываемого в № 45–48 и в № 44, имеет мало общего с Гцонцемдима — питоном, пассивным действующим лицом сюжета № 40–42. Возможно, имеет место чисто внешняя циклизация популярных сюжетов вокруг имени Гцонцемдима или простое совпадение имени. Однако располагая сравнительно небольшим по объему материалом, с уверенностью этого утверждать нельзя.

* * *

Тексты сборника неравнозначны: наряду с высокохудожественными образцами фольклора ныне исчезнувших капских бушменов в превосходной записи, сделанной еще в прошлом веке Вильгельмом Бликом и Люси Ллойд, а также текстами бушменов кунг (Ботсвана), записанными нашей современницей Меган Бизеле, есть и простые пересказы (некоторые тексты из материалов В. Блика и Л. Ллойд, опубликованные в пересказе Доротеи Блик), и недостаточно развернутые и законченные тексты (см. тексты нарон); отметим также этнографический характер некоторых текстов (№ 64–65, 75 и др.). Однако мы сочли нужным включить и такого рода материал, чтобы по возможности более полно отразить сюжетное и тематическое разнообразие бушменского фольклора. Причин такой неравнозначности материалов сборника много — характер и цели записи и публикации, и степень осведомленности информанта, и состояние фольклора у носителей, обусловленное ломкой всего уклада их жизни.

Многие исследователи отмечали быстрое исчезновение фольклора у бушменских племен к началу XX в.: так, в 1910 г. дети и племянники информантов, от которых были записаны фольклорные тексты в 1870–1880 гг. (дистрикт Приска), уже не знали этого фольклора. Очень скупые материалы удалось собрать Доротее Блик в 20-х годах у нарон: молодежь почти не знала фольклора, кое-что помнили только старики. В отчетах экспедиции Витватерсрандского университета 1936 г. в юго-западной части Калахари [Bushmen] отмечено, что из семидесяти человек одного из бушменских племен только один знал сказки.

Насколько возможно (в первую очередь, разумеется, в зависимости от качества записи, а также сообразуясь с задачами настоящего сборника), мы пытались донести до читателя стилистические и структурные особенности бушменских мифологических сказок. Это, во-первых, детализация изложения, подробность в описании персонажей, эпизодов и ситуаций, приводящие в некоторых случаях к известной растянутости текста. По отношению к животным персонажам такое детальное описание, основанное на наблюдательности, знании природы, можно приравнять к научному. Во-вторых, следует отметить диалогичность изложения и изобилие повторов в текстах. В начале текста обыкновенно вкратце, в одной-двух фразах, дается суть мотива или сюжета, а за этим следует подробное, изобилующее повторами изложение хода событий, прерываемое вновь и вновь возвращением к описанным ранее эпизодам и их разъяснением. Часты также повторы сходных мотивов или одного и того же мотива типа двукратных или трехкратных попыток персонажей достичь цели и т. п. О повторах можно говорить и более широко. Так, многочисленные истории о Цагне — это обыкновенно вариации нескольких излюбленных мотивов («Цагн и партнер (противник)», «проделки Цагна в чужом доме», «добывание меда» и др.). Эта однотипность текстов в сюжетном отношении сочетается с относительной простотой их структуры — сюжетная линия нередко ограничивается разработкой одного-двух основных мотивов.

Для удобства изложения в некоторых случаях, оговоренных в комментариях, отдельные комментарии и разъяснения рассказчика включены непосредственно в текст.

Е. Котляр

1. О происхождении бушменов и животных и как животные лишились дара речи

Предки бушменов вышли из дыры в земле среди корней огромного дерева, покрывавших страну. Следом за людьми тотчас вышли толпы различных животных — некоторые по двое, но трое и четверо, а другие — стадами. И все они второпях пихали, толкали и давили друг друга. По мере того как они выходили, толпа делалась все гуще и плотнее, и наконец толпы животных стали выходить не только из-под корней, но и из ветвей. Когда солнце село, новые животные больше не появлялись. Те же, кто вышел, оставались под большим деревом и вокруг него. Животные были наделены даром речи.

Когда настала ночь, людям, которые сидели под деревом, было сказано, чтобы этой ночью, до восхода солнца, они не разжигали огня. И долгое время они так и просидели там, а животные мирно спали вокруг. Но вот людям стало очень холодно, и они попытались разжечь огонь, несмотря на предупреждение. Тут же животные в ужасе вскочили и устремились к горам и на равнины, лишившись от страха дара речи. С тех пор они всегда убегают от человека.

вернуться

4

В мифологических сказках бушменов Калахари, по свидетельству С. С. Дорнана, вместо «древнего народа» говорится о «других», «странных» бушменах.