Моррис смотрел на Жанетт и напряжённо думал, куда мог деться браслет. Он должен был уже сцепиться с ребёнком. Возможно, из-за того, что девочка — не дамарийка, сцепление прочнеет медленнее, но в любом случае браслет нельзя забрать насильно. Владелец может с ним расстаться только по доброй воле. Видимо, кто-то воспользовался тем, что девочка мала и доверчива, и смог обманом вынудить её отдать браслет.
Как можно так подло поступить с бесхитростным ребёнком? Только попадись он Моррису — этот кто-то, посмевший использовать Жанетт для своих грязных целей. Негодяй сильно пожалеет. В голове всплывали кровожадные картины расправы. И видимо, Моррис думал слишком громко — Жанетт неожиданно проснулась. Она шевельнулась и открыла глаза.
— Монсир Моррис? — девочка нисколько не испугалась, что возле её кровати кто-то стоит. Сразу узнала непрошенного гостя и улыбнулась.
Рыжий сонный улыбающийся ребёнок… Моррис никогда не замечал за собой, чтобы его умиляли дети. Но что это сейчас щемит в груди как не умиление? Сложно ничего не чувствовать, когда тебе так искренне рады, даже несмотря на то, что заявился среди ночи и разбудил.
— Монсир Моррис, вы теперь с нами вместо Матушки? — Жанетт села в кроватке.
Он невольно улыбнулся. Этот ребёнок, конечно, будит в нём доселе неизвестные чувства, но не настолько, чтобы становиться няней для дюжины сорванцов.
— Матушка скоро вернётся, — пообещал Моррис, присев на корточки, чтобы быть вровень с Жанетт. — Я просто пришёл повидать тебя. Расскажи, что сегодня произошло. Почему на тебе нет браслета? Его кто-то забрал.
— Нет, — замотала она головой. — Я его сама отдала.
— Кому?
— Кристофу. Это мой лучший друг. Он был такой грустный, — Жанетт горько вздохнула. — Его сильно бранила Матушка Изидора. Она такая строгая, самая строгая в мире. Он не мог уснуть — хотел нарисовать рисунок для муазиль Вивьен. А Матушка Изидора наказала его за то, что он нарушил отбой. Она сказала, что не будет давать ему краски целый месяц. Все плачут, когда их бранит Матушка Изидора, но Кристоф не заплакал, только был очень грустный. И я дала ему браслет, чтобы он не грустил.
Рассказ вышел немного путаным, но искренним и полным чистых детских чувств. Тревога моментально улеглась. Не было никаких негодяев, обманом забравших у Жанетт браслет. Девочка сама отдала его одному из воспитанников.
— Монсир Моррис, — она хитро прищурилась и перешла на шёпот, — а Кристоф всё-таки нарисовал рисунок для муазиль Вивьен. Когда все уснули, я потихоньку принесла ему краски. Я знаю, где они лежат.
Маленькая авантюристка. Взрослые должны журить детей, если те сознаются в шалостях, но Моррису не хотелось. Он, вообще, неуверенно чувствовал себя в вопросах воспитания. Как объяснить ребёнку, что кое-что делать нельзя? Например, передавать браслет кому бы то ни было, даже если этот кто-то грустит. Моррис пожалел, что сейчас с ним нет Вивьен. Она бы нашла правильные слова. У неё получалось говорить с Жанетт на одном языке.
Стоило вспомнить о Вивьен, как накатила тоска. Теперь Моррис не был уверен, Вивьен ли это. Какое имя на самом деле носит та, кого он украдкой целовал? Хотя зачем ему её имя, если он не сможет шептать его ей на ухо горячими ночами? Она не его амайо, у них не будет горячих ночей…
— Монсир Моррис, хотите покажу, какой рисунок нарисовал мне Кристоф? — Жанетт вырвала его из тоскливых мыслей.
— Покажи, — ответил он машинально.
Девочка потянулась к тумбе.
— Вот, — она достала оттуда лист и протянула Моррису. — Кристоф рисует то, что должно произойти.
Солнце, небо, трава и дом — светлый рисунок.
— Красиво, — похвалил Моррис. — Завтра я принесу для Кристофа большой запас красок. Никто не посмеет их у него забрать, даже Матушка Изидора. Но ты должна мне кое-что пообещать. Я попрошу Кристофа, чтобы он вернул тебе браслет. Ты его наденешь и не будешь больше снимать. Обещаешь? — Моррис посмотрел серьёзно.
И Жанетт ответила тоже очень серьёзно:
— Обещаю. Ни за что не сниму. Ни за что на свете.
Моррис вышел из приюта через четверть часа, когда браслет вернулся на запястье Жанетт. В городе ещё осталось много недовольных, кому девочка снилась. Но пока она под защитой родовой магии, они не причинят ей вреда.
Чтобы дойти от приюта до таверны, где Моррис снимал комнату, совсем не обязательно проходить через центральную площадь. Но он выбрал именно этот путь. Хотел взглянуть на окна артефакторной лавки. В особенности на то, в которое сегодня лазал. Моррис не знал, зачем ему это. Надеялся, что там всё ещё горит свет? Думал, его ждут, чтобы продолжить разговор? Нет, все окна были темны.
Он прошёл мимо. Лавка осталась позади, но Вивьен не выходила из головы. Однако он уже решил, что делать. Нужно наведаться в Саульскую пещеру к Зулу. Колдунья знает всё и даже больше. Она находит дамарийцам их амайо. Зулу медитирует у восточной стены своей пещеры, которую называет стеной судьбы, и на ней появляются имена. Три месяца назад она и Моррису назвала имя. Но если это имя сейчас носит другая, пусть Зулу это подтвердит.
Моррису хотелось бы отправиться к ней прямо сейчас, но колдунья пускает к себе только в дни мерцания Красной звёзды, остальное время медитирует. Следующее мерцание через трое суток. Придётся подождать.
Когда Моррис добрался до своей комнаты, до рассвета оставалось всего четыре часа. Он решил поспать. Пусть немного, но это восстановит силы. Хотелось быть бодрым на утреннем заседании совета ратуши. Моррис был решительно настроен получить место градоначальника и заняться наведением порядка в родном городе.
Когда Яна проснулась, солнце было уже высоко. Она поняла, что проспала до полудня, но корить себя не стала. Во-первых, заснула-то только под утро, а во-вторых, она заметила, что с того момента, как стала держать волчок и камень под подушкой, её сон сделался глубоким и беспробудным. Магия. А магии сопротивляться бесполезно.
Она привела себя в порядок и спустилась вниз поздороваться со своими мужчинами и узнать последние новости. Но мужчин нигде не было. Причём, всех трёх — ни Бонифаса, ни Этьена, ни Кузи. Яна уже готова была бить тревогу, куда они запропастились, но, к счастью, догадалась выглянуть в окно. Вся троица оказалась во дворе.
Яна вышла на крыльцо и с изумлением наблюдала, как они дружно выпалывают бурьян. Кузя, конечно, не выпалывал — руководил процессом с ветки дерева. Интересно, что за субботник, откуда такой неожиданный энтузиазм?
— Вот, решили поучаствовать в конкурсе, — отчитался Бонифас, когда заметил Яну. — Тут клумбы разобьём, — махнул он рукой вправо, — тут скамью поставим, — махнул влево.
— В конкурсе? — удивилась она.
— Да. Ратушей объявлен конкурс на лучший двор. С солидным призовым фондом. У нас все шансы на победу, — важно заявил Бонифас.
Это надо быть большим оптимистом, чтобы надеяться придать образцовый вид самому запущенному в городе двору в короткие сроки. Сроки же короткие?
— А когда будет проходить смотр дворов?
— Через три дня.
Вызов принят! Яна ощутила резкий прилив энтузиазма немедленно присоединиться к мужчинам в их беспощадной борьбе с бурьяном.
— Сейчас переоденусь и приду помогать.
— Тут пока только грубая мужская сила нужна, — возразил Этьен. Возразил достаточно весело. Хорошо на нём трудотерапия Бонифаса сказывается. — Тем более, тебя в ратушу вызывают.
Вот те на. А что Яна там забыла?
— Да, — кивнул Бонифас. — Меня просили передать, что ждут вас в ратуше. Градоначальник желает с вами побеседовать.
— А разве у нас есть градоначальник? — удивилась Яна.
— Уже есть.
