— Марат, ну хватит. Мне это не нужно, — кивнула на коробочку, а вот букет взяла. Зачем цветам пропадать?

— Вкусно пахнет, — пошел за мной в кухню. Я налила воды и оставила цветы на окне в лоджии. — Может, покормишь? — смотрел насупленным смущенным взглядом. Я достала глубокую тарелку. Мне не жалко. Я очень старалась поддерживать здоровые отношения. Обида не прошла, но я старалась оттолкнуть ее. А продолжать с Загитовым собачиться и попрекать, значит, заталкивать злость внутрь и болеть ею. А я устала. Я не хочу страдать. Я жить хочу.

— Ты хотел подарки детям обсудить?

Через две недели у двойняшек день рождения, первая круглая дата. Планируем большой праздник. Мы с Маратом всегда дарили общие подарки, и этот не станет исключением. Есть такая распространенная ошибка у родителей в разводе — дарить подарки от мамы и от папы, а не от родителей. Я бы хотела ее избежать. Да, мы с их отцом больше не вместе, но для них мы должны быть одним фронтом, иначе конфликты и проблемы неминуемы.

— Я для Ильдара квадрокоптер присмотрел, — Марат снял пиджак, вымыл руки и присел за стол. Я поставила перед ним горячий лагман и нарезала хлеб.

— А я для Лианы электрогитару. Она всерьез увлеклась музыкой, даже на сольфеджио пошла, — я не садилась рядом, как делала когда-то. Муж ест, жена смотрит и спрашивает, как дела. Иллюзий, что все поправимо между нами как супругами, тоже не должно быть.

— Очень вкусно, Поль, — Марат справился с тарелкой за полминуты. Оголодал, что ли?

— Могу предложить еще салат из капусты, второе пока в духовке.

— Я подожду. Можно с детьми будет поужинать?

Я молчала. Думала. Нужно нам как-то это все обговорить. На бумаге утвердим, естественно, но и сейчас важно начать соблюдать личные границы. Наши дети должны понять и принять, что мама и папа больше не будут жить вместе.

— Можно, — медленно кивнула, — но на будущее нам нужно договориться, как вам встречаться без меня. Нам пора уже сепарировать друг от друга.

Марат резко вскинул голову, по глазам видела, что вскипел, но пытался контролировать себя. После того засоса больше не притрагивался ко мне: я четко заявила, что буду считать это рукоприкладством и заявлю на него. Понятно, что ничего не будет, но заявление о побоях на московского авторитетного адвоката — это минус репутация. Загитов сказал, что ему похер на последствия, но трогать не будет. Это, видите ли, его решение.

— Полина, нам это не нужно. Мы не разведемся, — и столько твердой уверенности во взгляде.

— Марат… — устало произнесла, но он оборвал нетерпеливым взмахом руки.

— Я не дам тебе развод. Ты можешь не жить со мной, избегать меня, орать, даже бить меня, но я останусь твоим мужем, отцом наших детей, твоим единственным мужчиной.

Я рассмеялась, вспомнив Пашу Реутова. Наше свидание. Наше прошлое. Марат не любил про это вспоминать, но я напомню. В профилактических целях.

— Марат, ты никогда не был первым и единственным.

Загитов вскочил настолько резко, что я инстинктивно отпрыгнула. Да, я умела и часто практиковала тягать тигра за усы, но это не значит, что не понимала: когда-нибудь он может откусить мне голову.

— У тебя есть кто-то? Давид?

Теперь я удивленно хмурилась. Что он знал? Сколько знал?

— Подкатывал? У тебя с ним что-то есть, да? — грозно надвигался на меня.

— У меня с твоим братом ничего нет и быть не могло, — отрезала четко.

— Но ты в курсе, что он мечтает о тебе, — не спрашивал, утверждал. — Давно?

— С того момента, как пришел ко мне в клинику и сказал об этом.

— Что именно сказал? — Марат перестал сверкать черными очами, а странно напрягся. Знает тигр, где наследил.

— Много чего, — я смотрела прямо и щадить не собиралась: — Что ты сорвался тогда из Варны к нему на оргию, что там со своей девкой зацепился. Так занят был, что искать тебя пришлось… — горько выплюнула. Марат поменялся в лице. Да, Загитов, тайное становится явным. Да, вроде на фоне крупных косяков — мелочь совсем, но она добавляла штрихов картине, полнота образа наконец приобрела конкретный объем. Марату стыдно. Может, тогда и не думал, как все это будет выглядеть, но сейчас стыдно. Так бывает, когда со стороны смотришь. Именно поэтому мы, люди, и не любили с того ракурса оценивать свои поступки.

— Поль, прости, я не сбегал ради этого…

— Про вечеринки рассказывал, на которых ты постоянным гостем был, — я прервала его речь своей. — Сколько лет, Марат… — обреченно покачала головой.

— Я не изменял тебе никогда! Только с этой, — и взгляд понурый.

— Я говорю это не ради твоих извинений и объяснений. Мне лично это не нужно. Ты сам себе ответь на вопрос: зачем? Ведь измена, по сути, следствие долгого сдерживания этого порыва. Значит, это было нужно тебе, Марат.

— Нет!

— Нет? — чуть склонила голову. — Никогда мыслей не было? Желаний? Разнообразия не хотелось? Так, разочек, но чтобы никто не узнал? Чтобы все по-прежнему, а ты иногда на выгуле? М?

Я буквально слышала как крошатся от натуги его зубы и как сыпятся аргументы. Если бы его не поймали, он и сам не уверен, что остановился бы. Увы и ах…

— Полина, я…

— Мне не отвечай. Себе ответь.

— Да у меня яйца уже седые. Хочешь покажу? Больше никаких измен, мне это нахрен не нужно!

— А если бы не поседели? Если бы никто не узнал? — вкрадчиво шептала. — Марат, прими уже новую реальность. Ты слишком долго сидел на цепи, волк.

Я теперь, что называется, полностью в картинке. Образ Марата наконец обрел окончательную законченность. Он никогда не был для меня прочитанной книгой: всю совместную жизнь изучала новые черты характера. Загитову нужен выгул. Вот эти походы к Давиду в клуб были той самой сублимацией. Марат мог изменить раньше или позже, а может никогда. Но ружье изначально было заряжено на это. Возможно, он и сам не осознавал этого. Сейчас мы оба это знали, только я признавала, а Марат нет. Рвануть могло в любой момент, и рвануло…

Может быть он никогда и никого больше не предаст. Но меня не устраивали эти «может быть» и «возможно». Никогда не устраивали. Я должна абсолютно доверять мужу. Это для меня аксиома.

Даже если вынести за скобки долгоиграющий роман со шлюходевой и ее ребенка, то все равно не простила бы. Сейчас мне доступны те исходные, которые раньше были скрыты. Я теперь слишком много знала, и я не хочу с этим жить.

— Полина, я виноват. Я признаю. Смотрю со стороны и тошно, — эмоционально махнул рукой и зацепил мою сумочку, стоявшую на широкой стойке. Она упала и перевернулась: ключи, карты, косметика. Но Марат из всего этого бедлама выхватил мою фотографию с Пашей — с его рукой, державшей мою ладонь… — Я не понял? Это когда? — и поднялась на меня полные ревнивой ярости глаза. — Это с кем ты? — мне на миг реально стало страшно…

Марат

Я смотрел на снимок и не мог поверить глазам. На нем Полина такая… такая… счастливая. Какая-то незамутненная отчаянная детская радость в распахнутых глазах и диком крики, который умудрился запечатлеть фотограф. Я давно ее такой не видел. Мог бы решить, что это фото из юности, если бы не узнавал ее сегодняшнюю: красивую, спелую женщину. Мою женщину. И ее держал за руку мужчина. В этом сомнения не было. Что же, я долго терпел, но моя крыша не прибита гвоздями, поэтому, блядь, ее уносит смерчем лютой ревности.

— Ты мне изменяешь? — двинулся на нее. Полина на мгновение вжалась в стену, но всего на миг, затем расправила плечи и смело взглянула мне прямо в глаза. Я видел в них ответ, но ярость подбрасывала теории и выводы. Вот почему прощать не хочет! Из-за какого-то мужика готова семью бросить! Разводится со мной из-за чужого хуя!

— Изменял в нашей семье только ты, — холодно ответила.

— Не цепляйся к словам. Ты до сих пор моя жена! Даже взгляд в сторону — это расстрел, Полина. Я твой муж.