И тут произошло третье, и главное. Еще не успели расседлать коней, как во двор наметом[58] влетела всадница, простоволосая, в распахнутой шубейке.

— Княже! Не милости прошу, но правосудия!

По щеке Миланы змеилась ссадина, под глазом наливался чернотой свежий синяк. Ростислав подхватил ее под руку, Данюшка скорее начала разматывать свой платок. Но Милана словно не осознавала своего соромного вида; она властно отстранила руку князя; она не заметила поданного платка; глаза ее полыхали черным пожаром.

— Я не останусь более в роду Сычевых! Княже, прошу тебя, своей властью разреши меня от брака!

— Да подожди ты, расскажи, что случилось? Муж поднял на тебя руку?

— Руку он поднимал не раз. Между нами давно уже не было ладу, а мать его и вовсе жизни мне не давала. А теперь свекровь обвинила меня в неверности, а он…  вот что сотворил!

Разметавшиеся черные косы в беспорядке падали ей на плечи, но никто не посмел улыбнутся. Ростислав испытывал неловкость, но выговорил твердо и спокойно:

— Боярыня Милана, извини мой вопрос, но ответь на него правдиво. Это обвинение действительно ложно?

Милана ответила, прямо глядя князю в лицо:

— Да, княже.

— А кого называют твоим любовником?

— Тебя, княже.

Данюшка, наконец, закутала Милану в платок и увела в дом. И вовремя: ворота затрещали под тяжелыми ударами. Ростислав поспешно поднялся на высокое крыльцо: оттуда незваные гости были видны, как на ладони, но и сам он — отличная мишень.

Борислав Сычев, бесновавшийся сейчас за запертыми воротами, был здоровенный, похожий на медведя мужик, вполовину седой, но явно немереной силы. С десяток вооруженных мужчин, видимо, родовичей и слуг, толпились вокруг, размахивая рогатинами, горяча коней и крича на разные голоса.

— Эй, Сычев! — крикнул Ростислав с крыльца, враз перекрыв шум. — Что нужно тебе в моем доме?

— Верни мою жену, Ростислав! — прорычал Сычев. — Не злоупотребляй, Ростислав! — орал он, взвинчивая себя. — И на тебя управа найдется.

— Твоя жена не хочет к тебе возвращаться, — спокойно ответил Ростислав, упорно избегая называть его по имени.

— А то не твое дело! Верни мне мое!

— Слушай, Сычев! Оставь за воротами оружие, оставь своих людей, войди сюда, и поговорим втроем спокойно.

— Не о чем мне разговаривать ни с тобой, ни с той бесстыжей!

— Как хочешь. Жена твоя обратилась ко мне за защитой, и вижу теперь, не зря. Так что не желаешь решить дело миром — убирайся восвояси. Милана к тебе не пойдет, потому что не желает терпеть твои обиды.

— Я в своей жене волен!

— В холопах своих ты волен, а в свободном человеке никому воли нет.

— Я, глава рода, в преступнице волен, и тебе, Ростислав, лучше б помалкивать, пока про тебя не вспомнил!

— Не бросайся обвинениями, Сычев! В чем провинилась твоя жена, и в чем ты упрекаешь меня?

— Полно, Ростиславе! — Сычев скривился, а родичи его захохотали, явно неискренне. — За каким она в твое село побежала, как не к полюбовнику? А не так, так какого лешего с тобой там торчала?

Ростислав позволил себе улыбнуться.

— Ну, ты мне льстишь, Сыч! Я, помнится, в горячке лежал.

— А мне все равно! — голос Борислава сорвался на истеричный визг. — Сука подлая! Убью! И ты…  ты…

— Не трудись, я понял, — холодно прервал его князь. — Ответь мне, Борислав из рода Сычевых. Ты обвинил свою жену в неверности, избил ее, и убьешь, если доберешься, в этом я не сомневаюсь. А мне-то почему только грозишь?

Борислав длинно выругался.

— Испугался, Борислав? С мужем сразиться — это тебе не на беззащитную женщину руку поднимать.

— Я не шучу, Борислав! — продолжал князь, так и не дождавшись ответа. — Ты обвиняешь свою жену и меня. Я клянусь именем Великого Сварога, что твоя жена невиновна, и что я невиновен перед тобой. Если ты по-прежнему настаиваешь на своем обвинении, решим спор полем, как подобает между свободными мужами.

Ярость Сычева точно сдуло ветром. Он ерзал в седле, все больше бледнел, но не мог вымолвить не слова. Действительно, дело было неслыханным — биться на поединке с князем! Но при этом Ростислав был прав: законно добиться своего Сычев мог единственным способом — довериться божьему суду.

— Так что, Борислав из рода Сычевых? Вызываешь ли ты меня на поединок? Если нет, тогда уходи в свой дом, иначе я объявлю тебя мятежником.

И Борислав наконец решился.

— Вызываю! — проревел он, и швырнул оземь шапку с такой силой, что брызнули ошметья снега. Ростислав тоже бросил шапку.

— Принимаю твой вызов.

Доверить суд Ростислав предложил Морозу из рода Белого Лося. Борислав не возражал, да, собственно, и не мог — боярин Мороз был единственным в пределах досягаемости мужем достаточно высокого положения, нее состоящим в кровном родстве ни с одним из противников. Борислав потребовал, чтобы до суда Милана находилась на нейтральной территории — Ростислав согласился и приказал двоим дружинникам сопроводить Милану до дома того же Мороза. Милана, уже вернувшая себе прежнее строгое спокойствие, не глядя ни на мужа, ни на Ростислава, молча поднялась в седло и тронула коня. Убрались наконец восвояси Сычевы. Ростислав махнул рукой:

— Некрас, Вадим, идемте со мной.

— Княже! — восторженно округляя глаза, вопросил Вадим, торопливо шагая за своим наставником. — Княже, ты победишь?

Ростислав обернулся с ласковой улыбкой:

— Почти наверняка. Во-первых, я прав, во-вторых, я сильнее.

— Насчет сильнее, ты бы, княже, не зарекался, — обычно улыбчивое лицо Некраса было хмурым и озабоченным.

— Да нет, не думай. Борислав старше меня, тяжелее, и скорее всего, страдает одышкой. И, кстати, на пирах у нас в гриднице, когда обсуждали лучших бойцов, что-то имя Борислава Сычева ни разу не звучало.

— Так имя Некраса Кузнецова тоже не звучало, а могло бы! Ладно, княже, не горюй, пообломаешь ты крылья этой птичке. Ты прав, грех в этом сомневаться. Только, мой князь, если ты прав, ты глуп. Такая женщина!

— Некрас! — возмущенно воскликнул Ростислав. — Чему ты учишь ребенка! И вообще, тебе же пухленькие нравятся.

С этими словами Ростислав переступил порог своей изложницы, заложил дверь на засов и обернулся к ним.

— Вадим. Некрас. Поклянитесь, что сохраните в тайне все, что произойдет за этой дверью, и раскроете только в том случае, если я погибну в завтрашнем поединке, или же если я дам свое согласие.

— Клянусь Лосем-Прародителем! — торжественно проговорил Вадим.

— Чтоб вовек мяса не едать! — брякнул Некрас. — И нечего хихикать, ребеночек. Воину без мяса гибель!

— Вадим, — Ростислав теперь обращался только к отроку. — Закатай рукав.

Сам он сделал то же и вынул засапожный нож. Вадим, уже догадываясь, потянул из ножен свой кинжал. Ростислав надрезал запястье, Вадим — тоже.

— Я, Ростислав из рода Беровых, называю тебя, Вадим из рода Белого Лося, своим братом.

— Я, Вадим из рода Белого Лося, называю тебя, Ростислав из рода Беровых, братом.

Раны соединились; капли крови набухали и медленно сползали вниз по теплой плоти, сливаясь, соединяя нерасторжимо две жизни.

— Все.

Ростислав первый оторвал руку и, рукоятью вперед, протянул побратиму свой нож.

— Прими.

— Принимаю. Прими и ты, — рукоять кинжала легла в ладонь Ростислава.

Обмен клинками завершил обряд. Братья обнялись.

— Так вот с какого недосыпу ты тогда полез в драку! — разрушил торжественность минуты голос всеми забытого стремянного. Князь обернулся к нему:

— Именно так. Мне привиделся вещий сон, что мне необходимо найти такого наследника, которого бы никто не ожидал, — так лаконично изложил Ростислав свой ночной кошмар. — Вадим, ты понимаешь? Согласен?