— Говори! — нетерпеливо потребовал князь.

— Э нет. Баш на баш. Отпусти моих ребят. Право, княже, отпусти. Что с них взять, щенята неразумные, в жизни своей ничего, кроме зуботычин, и не выдели.

— А дел натворили те кутятки, что стае волков впору.

— То моя вина, княже. Я от своего не отрекаюсь. Отпусти ребят, и я тебе помогу всем, чем могу, а потом казни, как хочешь, хоть вешай, хоть конями рви.

— Ладно, разберемся, — буркнул Ростислав свою любимую присказку.

— Так по рукам, княже?

Ростислав невольно убрал ладони за спину.

— Нет. Ряд будет такой. Ты рассказываешь подробно обо всех своих делах. Указываешь, где схоронил награбленное добро, чтобы возвратить хозяевам. Ватажники твои пойдут в холопы, пока не отработают все виры, сколько на них заявят. Ты поможешь найти женщин. Твою участь решу позже.

— Что ж, княже, будь по-твоему. Пить дай?

Ростислав крикнул дружинника, велел принести воды. И показалось, что в глазах разбойника мелькнула тень благодарности. Что ж, сделка как сделка. Месть человека не вернет, а сейчас важнее спасти Дану, чем повесить десяток татей. Опять его будут винить в чрезмерной мягкости, как тогда, с сумасшедшим варягом…

— Так вот, княже, — заговорил Шатун, напившись и, насколько можно одной рукой, ополоснув окровавленное лицо. — Можешь быть уверен, похитили твою Дану не разбойники. Ясно же, что искать княжью хоть будут всей землей, и никому не поздоровится, кто окажется причастен. Нигде такую робу не продать, тем более брюхатую.

— Брюхатую? Чего болтаешь!

Шатун едва не расхохотался, да, видно, больно было смеяться.

— Так ты не знал, княже? Непраздна она, знаю, что говорю. Один из моих ребят в соседнюю весь на беседы бегал, с девкой Малкой познакомился, она ему и сказала. Могла и кому другому разболтать. А мать Белозерского наследника — это уже совсем другое дело. За нее можно и поторговаться. А можно и просто убить, чтобы пропихнуть в наследники своего ставленника, тем более что князь где-то на рати и неизвестно, вернется ли. Подумай, княже, кому это может быть нужно?

Ростислав попытался подумать. Дана, его Дана ждет дитя! Одновременно с Любавой. Но сын княгини — в любом случае первый наследник, сын наложницы — только за ним. Если, конечно, не случится ничего непредвиденного. А какова может быть непосредственная выгода от преступления? Погодите-ка! Дану похитили как раз в то время, когда он лежал раненный, и в жизни его уверенности не было. Гонец на борзом коне весть доставить вполне успел бы. Значит, преступник узнал, что князь при смерти и поспешил избавиться от ненужного наследника. Глеб? Запросто. У него вполне может быть в Белозерске свой человек. Но тогда почему только Дана? Не знали про княгиню? Но ведь она на виду, не то что Дана. Или в наследники преступник наметил Любавиного сына? Тогда Бирючи. Эти могут. Любомир задумает, а Яросвет поведется. Но они оба были с Ростиславом в походе. Хотя чему это мешает…  Только замедляет.

Ладно, если не Бирючи, то кто еще? Кому Любавин ребенок неизвестен или не мешает, а ребенок Даны не нужен совсем? Вадим…  Великий Сварог, этого быть не может. Но именно Вадим следующий наследник. Да нет. Он наследник и есть, а ребенок, любой, сможет наследовать только тогда, когда родится. Ну, не Вадим, так кто-нибудь из его родни. Разница не велика. Нет, пустое. Нечего клеветать на побратима, грех и сором. Скорее всего, это Глебовы проказы. А если окажется так, и хищник причинит какой-нибудь вред Дане…

— Ну что, княже, надумал?

Ростислав подытожил:

— Ростов. Бирючи. Сычев.

В самом деле, почему бы и нет? Особых причин у него нет, но буйный Борислав может обойтись и без причин.

Ладно, теперь главное — найти доносчика. Он выведет и на главного преступника. Лишь бы с Даной не случилось худого! Но ведь Глебу не особого смысла уничтожать Белозерского наследника. Прав Шатун, за него можно и поторговаться. Или воспитать в своем духе. Да мало ли что. Жива Данюша, жива!

Ростислав постучал в дверь, вызывая охрану.

— Третьяк, Ярослав, поручаю вам…  этого вот человека. Накормите, вымойте, обработайте раны, подберите подходящее платье и сапоги, и пусть пока отдыхает. Но стеречь как зеницу ока и не спускать глаз ни на миг. Сбежит — пояса поснимаю!

Березовскую челядь допрашивали подолгу и обстоятельно; чуть что — сразу в зубы. Других методов в те поры еще не ведали — это вам не Тайная канцелярия! Собрана была целая следственная группа: сам Ростислав, Некрас и временно освобожденный из поруба Шатун. Допрашивали подробно, не только о похищении, но и обо всей жизни в Березовом, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь. Теперь уже не оставалось сомнений, что предателем, вольным или невольным, был кто-то из слуг. Первой под подозрение попала Малка, тем более что болтливость ее сделалась известной. Но девка вопила в голос, обливалась слезами, рвала на себе волосы (Некрасу даже пришлось ее успокаивать и гладить по головке) и клалась страшными клятвами, что никому больше не говорила ни слова, а что парень, провожавший ее с бесед, оказался татем, так тут ее вины нет. А таким клятвам не верить нельзя.

От остальных слуг и работников тоже не удалось ничего добиться, и постепенно самое раннее предположение переросло в уверенность. Сообщницей преступников должна была быть неизвестно откуда появившаяся ключница Зарина, исчезнувшая вместе с Даной. Тут и вспомнилась сказка про путеводный клубочек…

— Из оческов ниточка-то оказалась, — заключил Некрас. — Ниточка оборвалась, а клубочек дальше покатился.

Но! Доля[90] — она женщина. И любит молодых и отчаянных. Ростислав махнул рукой и велел всем расходиться по своим делам, а Некрасу — седлать коней. Сам, немного помедлив, тоже вышел, и в этот самый миг во двор лихим наметом влетела странная парочка: девчонка да старый дед.

— Насилу нашла вас! — зазвенел на все село голосок Забавы Морозовны. — Княже! Я разоблачила крамолу и ужасный заговор!

Надо ли говорить, как поспешно подскочили к девице князь и стремянный, едва ли не толкая друг друга, чтобы придержать ей стремя.

— Внимай же, княже! — тожественно провозгласила Забава. — Стремясь помочь Милане, я…

Суть дела оказалась такова. Милана-то ради своей дочери смирилась и вернулась к бывшему мужу, а вот Забава смиряться не желала. Потому и вертелась постоянно вокруг веси Сычевых, разведывая все, что можно, и строя планы вызволения Заюшки. А когда углядела, что почтенная глава рода направилась куда-то тайком, то, понятно, решила за ней проследить.

— Надеялась уличить в какой-нибудь гадости и заявить: «Отдавай Заюшку, а не то разнесу по всему свету!», — без тени смущения объясняла юная авантюристка. — И ведь с кем, оказалось, она повидаться хотела? — Забава обвела взором благодарных слушателей. — С Бирючевским старшим конюхом! Жаль, не удалось подслушать, о чем они разговаривали, но от меня так просто не отделаешься. Я потом к этому конюху, Ярко его зовут, подольстилась, люли-люли, то да сё, да не намечается ли у вас жеребеночка. Прикинулась дурочкой, будто хочу батюшке подарок сделать, да непременно из бирючевских конюшен. Он и растаял. Да и понятно: часто ли боярская дочка перед холопом заискивает? Разулыбался, перья распустил, а мне только того и надо. В общем, проболтался дяденька, что как раз перед самым походом ездил…  как вы думаете, куда?

— Куда? — в один голос выдохнули слушатели.

— В Ростов!!! Вот! Выходит, Сычиха разузнает, что где делается, передает тому Ярко, а он ездит князю Глебу докладывать.

— Все же Глеб…  — пробормотал князь чуть слышно. — Забава, спасибо тебе. Ты добыла более чем важные сведения.

— Так что ж ты сидишь, княже, прикажи скорее имать[91] Сычиху!