— Хорс[24] Пресветлый…  — прошептал за спиной князя новгородец.

Диким зверем варяг метнулся по двору; шарахнулся перепуганный конь, обрывая привязь, взвился на дыбы, лезвие секиры вонзилось в конский бок, вспарывая живую плоть.

— Княже, ради всего святого! — новгородец был белее полотна, его колотила дрожь. — Сейчас его лучше не трогать.

Ростислав потому и медлил, что понял: обезумевший варяг, прежде чем его скрутят, может положить не одного человека.

— Снять? — чуть слышно спросил Некрас. Князь только сейчас заметил, что стремянный стоит здесь, уже натягивая тетиву.

— Княже, любую виру[25] дам! — взмолился Ждан, и Ростислав качнул головой:

— Стреляй, если бросится на кого-то.

Неистовый викинг во дворе крушил уже мертвое дерево, как перед тем живую плоть.

— Понял, за что его извергли из рода? Сварог Всемогущий, куда же она!

По двору шла женщина, шла, как ни в чем ни бывало. Лук скрипнул, напрягшись до отказа, но князь поднял руку.

— Постой…  смотри, что она делает.

Безумец был уже рядом, уже взлетело окровавленное лезвие…  не опустилось. Женщина отступила на шаг. Варяг шагнул вперед…  но и теперь не ударил. Женщина пятилась, умоляюще вскинув руки, безумец шел на нее, но все медленнее, медленнее…  И вдруг женщина запела. Высокий голос, щемяще-печальный, плыл, заполняя двор, плыл, заставляя сердце болезненно сжиматься…  Еще шаг, и секира выпала из обессилевшей руки, вонзившись в землю. Рукоять еще дрожала, словно отвечая трепещущему голосу. Еще шаг, и мужчина зашатался, еще шаг… медленно повалился на землю.

Два шумных выдоха слились в один. Ростислав вытер о рубаху вспотевшие ладони. Двор начал наполняться людьми. Оказывается, и все дружинники собрались здесь, но, хвала богам, не сунулись без приказа.

Женщина — Ростислав узнал в ней новую холопку, как ее там…  Данька — сидела на земле, и голова варяга покоилась у нее на коленях. Он то ли был без сознания, то ли просто спал. Огромное, могучее тело бессильно распласталось в истоптанном снегу, пепельные волосы слиплись от пота, разодранная одежда была залита своей и чужой кровью.

— Как тебе это удалось? — ошарашено выговорил Ростислав.

— Н-не знаю…  — сейчас ее запоздало трясло от страха, и князь, как самое естественное дело, протянул ей руку, помогая подняться…  и едва успел подхватить внезапно повалившуюся без чувств женщину.

Вот уж нелепое зрелище: князь с бесчувственной холопкой на руках, кругом куча обалдевших ратных, в двух шагах лежит мертво тело, в двух шагах — убийца, сам немногим отличающийся от трупа.

— Возьми, — Ростислав перевалил не приходящую в себя девушку на руки подоспевшему стремянному, — отнеси в девичью, пусть позаботятся. Хотя постой.

Стянув с пальца тяжелый золотой перстень, князь надел его на руку девушке. Затем обернулся к остальным:

— Третьяк, Ярослав, возьмите тело…  Молчать! Дружинник Ропша погиб в честном бою. Все! Готовьте похороны. Боярин Ждан, прикажи своим людям забрать варяга и приставь стражу. Затем поднимешься ко мне.

— Среди варягов нередко встречается такое безумие, — рассказывал Ждан Всеволодович, уже не бледный, а пунцовый, и, видимо, смирившийся с провалом своей миссии. — На их языке это называется «берсерк»[26]. Простые люди их боятся и часто извергают из рода, а викинги, напротив, почитают, думая, что они угодны богам. Ярл Сигурд подарил Эрика моему князю.

— Он что, холоп? — не понял Ростислав.

— Нет, княже. Но Сигурд, в знак приязни, послал на службу князю Остромиру своего лучшего воина, и князь чрезвычайно ценит его, поскольку, неложно, в бою ему нет равных. Не ведаю, отчего князь решил отправить его с посольством, но пред ликом пресветлого Хорса могу поклясться, что князь Остромир не имел намерения нанести тебе обиду и не мог ожидать, что у Эрика не вовремя случится…  гм…  приступ.

— Посол Ждан, решение мое таково. Ты дашь роду убитого положенную по обычаю виру. С варягом Эриком поступишь по своему усмотрению, но вплоть до отбытия посольства он будет находиться под стражей, и впредь ему запрещено ступать на Белозерскую землю под страхом смерти. Ты же со всем посольством завтра покинешь Белозерск. Князю Остромиру Новгородскому передай, что предложение его мне по сердцу. Пусть князь Остромир назовет, когда и где мы встретимся, чтобы скрепить наш союз взаимной клятвой. Ступай, Ждан Всеволодович, да благословит Сварог твой путь.

Ростислав произнес это с легким сердцем, поскольку минуту назад понял все. Не белозерские вои[27] были нужны Новгороду, а только он сам, князь Ростислав Изяславич. Остромир Грозный, столь ценивший бешеных варягов, отважный витязь и вполне приличный правитель, был весьма и весьма посредственным полководцем. Потому и обратился теперь за помощью к тому, кто разгромил его несколько лет назад.

Остромир Новгородский конечно, встретился с Ростиславом Белозерским, причем на белозерской территории, что ввергло принимающую сторону в немалые расходы.

Грозный Новгородский князь смотрелся впечатляюще. Немногие могли взглянуть Ростиславу в лицо, не задирая головы, а вот Остромир — смотрел, хоть и с неприметным чужому глазу усилием. К тому же косая сажень в плечах. Очи — что штормовое северное море. И роскошное платье не отвлекало взгляда, а напротив, подчеркивало богатырскую стать. Узорчатый, в золоте и самоцветах пояс туго охватывал стан, травянисто-зеленая ферязь[28] была богато расшита шелками, наручи[29], под пару к поясу, искрились каменьями и золотым шитьем, витая золотая гривна[30] буквально лежала на могучей груди. Впрочем, нельзя сказать, что Ростислав в своем платье стального цвета, весьма сдержанно расшитом жемчугом, выглядел хуже. К тому же внимательный взгляд Белозерца отметил и несколько седых волосков в буйных русых кудрях, и белую вышивку на вороте сорочки[31]. Недавно изборчане, видимо по примеру Белозерья, попытались отложиться от Новгорода, и убили посадника по имени Тур, побратима Остромира. Восстание подавили быстро, Остромир залил город кровью, и Ростислав очень хвалил себя за то, что не оказал мятежникам поддержки, о которой те просили, хотя такой соблазн был, ох, какой большой соблазн! Что ж, можно быть сколь угодно грозным правителем, но такие события не проходят бесследно, оставляя белые нити на сорочке и в волосах…

Был зачитан вслух договор. Остромир торжественно произнес слова клятвы, обнажил меч и поднес к губам. Меч был прекрасный, словенской работы, с черненой рукоятью и широким клинком, отливавшим голубоватым светом; Ростислав знал, что имя меча было Светоносный. В свою очередь, и Ростислав произнеся клятву, благоговейно поцеловал Цвет Грозы. Союз был заключен, и тут Белозерец увидел нечто странное. Новгородский князь закатал левый рукав и легонько полоснул себя по запястью. Вот как, не без удивления отметил Ростислав, меч его таков, что не возвращается в ножны, не испив крови.

Все было ладно, все спокойно в Белозерский земле. Спустилась зимняя ночь, из тех морозных ночей, когда близкие звезды сияют, словно начищенные, и синие сугробы лежат на крышах; постепенно гаснут за слюдяными окошками желтые огоньки, далеко-далеко разносится каждый звук, и так покойно становится на сердце.

Поскрипывал снежок под ногами дозорного, да изредка взлаивал чуткий пес. Спал безмятежно князь Ростислав, а княгиня его осторожно гладила мужа по щеке, и слезинки дрожали на ее ресницах, потому что все шло по замыслу ее, а значит, ничем не омраченного счастья оставались считанные дни. Спал князь Остромир, далеко откинув мускулистую руку, где среди бесчисленных рубцов засохшими капельками крови темнел последний, а подаренная накануне девка, примостившись на краешке постели, думала, что, если не будет дурой, сможет неплохо устроиться при Новгородском дворе. Спала на узкой своей лавке холопка Данька, и во сне не разжимая ладони с заветным перстнем. Спал, завернувшись в широкий вотол[32], стремянный Некрас, уткнувшись лицом в душистое сено и блаженно улыбаясь во сне, поскольку снились ему жареные поросята, водящие хоровод вокруг бочки с пенистой брагой. А где-то далеко отсюда сплетала на ночь косу девица, подвесившая, гадания ради, в сенях свой гребешок, еще не зная, что поутру найдет на нем рыжий волос; и брат ее беспокойно метался, видя во сне жаркую сечу.