Старик вернулся, поменяв один костюм на другой, твидовый, тоже с жилеткой, при галстуке, в коричневых кожаных туфлях. Только перчатки на изуродованных руках остались прежние.

– Я вижу, вы коллекционируете зеркала, – заметил Эф.

– Определенные зеркала. Я обнаружил, что в старинных зеркалах истина видна лучше всего.

– Вы готовы рассказать нам, что происходит?

Старик склонил голову набок:

– Доктор, это будет не рассказ. Откровение.

Мимо Эфа он направился к двери, через которую они вошли в квартиру.

– Пожалуйста… пойдемте.

Эф спустился за ним по лестнице, Нора – следом. Они миновали торговый зал на первом этаже и далее спустились уже по винтовой лестнице. Старик переступал со ступени на ступень осторожно, держась одной рукой за железные перила. Его голос наполнял узкий проход:

– Я считаю себя хранилищем древних знаний, полученных от умерших людей и почерпнутых из давно забытых книг. Знаний, собранных за долгую жизнь…

– Остановив нас у морга, вы кое-что сказали, – прервала его Нора. – Дали понять, что вам кое-что известно о трупах, доставленных с самолета. О том, что они не разлагаются, как положено.

– Совершенно верно.

– И на чем основывается это ваше предположение?

– На моем опыте.

На лице Норы отразилось недоумение.

– На опыте, связанном с другими авиационными инцидентами?

– Тот факт, что трупы находились в самолете, чистая случайность. Я сталкивался с этим феноменом раньше. В Будапеште. В Басре. В Праге и в десяти километрах от Парижа. Я видел такое в маленькой рыбацкой деревушке на берегу Желтой реки. Я видел это на высоте двух тысяч метров в Монголии. И – о да! – я сталкивался с этим в Америке. Находил следы. Обычно от этого отмахивались как от случайности или объясняли бешенством, шизофренией, безумием, а в последнее время заговорили о серийных убийствах…

– Подождите-подождите. Вы видели трупы, которые не разлагались?

– Это первая стадия, да.

– Первая стадия, – повторил Эф.

Витая лестница привела к запертой двери. Сетракян достал ключи, отделил нужные, отпер два висячих замка, большой и маленький. Дверь распахнулась внутрь, автоматически зажегся яркий свет, они вошли в большой подвал.

Прежде всего взгляд Эфа упал на древнее оружие, выставленное у стены: полный комплект рыцарских доспехов, железные пластины, защищающие торс и шею японского самурая, плетеные кожаные нагрудники и многое, многое другое. Хватало здесь мечей, кинжалов, ножей с клинками из сверкающей стали. Более современные вещицы лежали на длинном деревянном столе, с аккумуляторами, вставленными в зарядные устройства. Эф узнал приборы ночного видения и модифицированные гвоздезабивные пистолеты. И зеркала, по большей части карманные, поставленные так, что он мог видеть себя, изумленно уставившегося на эту выставку… чего?

– Магазин… – старик указал на потолок, – обеспечивает меня средствами на жизнь, но я занялся этим делом не из любви к транзисторам или фамильным драгоценностям.

Он закрыл дверь, и вокруг нее по всему периметру загорелся черный свет: в светящихся трубках Эф узнал ультрафиолетовые лампы. Световой барьер создавался с тем, чтобы не пропускать в подвал микробы?

Или что-то еще?

– Нет, – говорил старик, – я купил ломбард, потому что он обеспечивал мне доступ к подпольному рынку, имеющему отношение к эзотерике. Старинные вещи, книги. Приобреталось все тайком, но по большей части законным путем. Для моей личной коллекции. Для моих исследований.

Эф вновь огляделся. Представленное в подвале скорее походило не на музейную коллекцию, а на маленький арсенал.

– Для ваших исследований? – переспросил он.

– Именно. Многие годы я был профессором восточноевропейской литературы и фольклора в Венском университете.

Эф посмотрел на старика. Действительно, он одевался, как венский профессор.

– Вы ушли на пенсию, чтобы стать владельцем ломбарда в Гарлеме?

– Я не ушел на пенсию. Меня заставили уйти. С позором. Некие силы объединились против меня. И однако, я оглядываюсь назад и понимаю, что, канув тогда в небытие, спас свою жизнь. – Он повернулся к ним лицом, заложил руки за спину, по-профессорски. – Это бедствие, ранние стадии которого мы сейчас видим, существовало столетия. Тысячелетия. Я подозреваю, хотя и не могу этого доказать, что его история восходит к началу веков.

Эф кивнул, но не потому, что понимал старика. Просто радовался, что наконец-то они сдвинулись с мертвой точки.

– Так мы говорим о вирусе?

– Да. В каком-то смысле. О штамме болезни, которая разлагает как тело, так и душу.

Старик стоял так, что мечи на стене справа и слева от него казались Эфу и Норе стальными крыльями.

– Вы говорите, вирус? Да. Но я предпочитаю другое слово, тоже начинающееся с буквы «в».

– И что это за слово? – спросил Эф.

– Вампир.

Слово, произнесенное с жаром, на мгновение, казалось, повисло в воздухе.

– Вы думаете, – продолжал Сетракян, бывший профессор, – о мрачном типе в черном атласном плаще. Или об отчаянном властолюбце со скрытыми клыками. Или о какой-то экзистенциальной душе, обремененной проклятием вечной жизни. Или… в общем, о Беле Лугоши в компании Эббота и Костелло[51].

Нора снова оглядела подвал:

– Я не вижу ни распятий, ни святой воды. И чеснока вроде бы нет.

– Чеснок определенно повышает иммунитет и зачастую очень полезен. Поэтому его присутствие в мифологии биологически оправданно. Но распятия и святая вода? – Сетракян пожал плечами. – Продукты своего времени. Продукты воспаленного воображения викторианского писателя и религиозного климата той эпохи.

Сомнение на лицах Эфа и Норы не удивило старика.

– Они существовали всегда, – продолжал он. – Гнездились, кормились. Тайно и в темноте, такая уж у них природа. Их семеро, они известны как Патриархи. Владыки. Их больше чем по одному на континент. Как правило, они не одиночки, живут кланами. До последнего времени… последнего с учетом их бесконечного жизненного цикла… они селились на огромной территории, объединяющей то, что сегодня нам известно как Европа, Азия, территория России, арабский мир и Африканский континент. То есть в Старом Свете. Потом среди них произошел раскол. Причина конфликта мне неизвестна. Знаю только, что случилось это за много столетий до открытия Нового Света. Потом создание американских колоний открыло дверь в новый, богатый, стремительно развивающийся мир. Трое Патриархов остались в Старом Свете, трое отправились в Новый. И первые и вторые уважали сферу влияния каждой стороны, поэтому сохранялось установленное перемирие. Проблемой стал седьмой Патриарх. Он – отшельник, одиночка, повернувшийся спиной к обоим кланам. И пусть пока я не могу ничего доказать, внезапность случившегося наводит меня на мысль, что это его рук дело.

– Это? – спросила Нора.

– Вторжение в Новый Свет. Срыв перемирия. Нарушение баланса их существования. Развязывание войны.

– Войны вампиров, – уточнил Эф.

Сетракян сухо улыбнулся:

– Вы все упрощаете, потому что не можете поверить. Уменьшаете, принижаете… Потому что приучены сомневаться и разоблачать. Сводить все к известным фактам, чтобы находить легкие решения. Потому что вы – доктор эпидемиологии, человек науки, и потому что это Америка, где все известно и понятно, Бог – милосердный диктатор, а будущее всегда светлое. – Сетракян как мог, мешали скрюченные пальцы, хлопнул в ладоши. – Такой здесь настрой, и это прекрасно. Я говорю не в насмешку. Это прекрасно – верить только в то, во что хочется верить, и пренебрегать всем остальным. Я уважаю ваш скептицизм, доктор Гудвезер. И говорю это вам в надежде, что вы с уважением отнесетесь к моему опыту в этом вопросе и допустите мои доводы в ваш высокоорганизованный, нацеленный на решение научных проблем разум.

– Так вы говорите, самолет… Один из них прилетел на нем. Этот одиночка.

– Совершенно верно.