– В гробу. В грузовом отсеке.

– В гробу, заполненном землей, – уточнил Сетракян. – Они из земли, вот и любят возвращаться туда, откуда поднялись. Как черви. Vermis. Они зарываются в землю. Мы бы назвали это сном.

– Подальше от дневного света, – вставила Нора.

– Да, от солнечного света. Они наиболее уязвимы вне своих гнезд.

– Но вы сказали, это война вампиров. Не против людей? А как же все эти мертвые пассажиры?

– И это вам будет сложно принять. Для них мы не враги. Мы – недостойный их противник. Они нас таковым не считают. Для них мы – добыча. Мы – еда и питье. Животные в загоне. Бутылки на полке.

Эф почувствовал на спине холодок, однако быстро взял себя в руки:

– Но ведь для любого ваши слова звучат как научная фантастика.

Сетракян нацелил на него скрюченный палец:

– Это устройство в вашем кармане. Ваш мобильный телефон. Вы набираете номер и тут же говорите с человеком, который находится на другом конце света. Вот это научная фантастика, доктор Гудвезер. Научная фантастика, ставшая реальностью. – Тут Сетракян улыбнулся. – Вам нужны доказательства?

Он подошел к низкой скамье у длинной стены. На ней что-то стояло под черным шелковым покрывалом, и этого покрывала Сетракян коснулся странным образом: вытянув руку и взявшись за самый край, стараясь находиться как можно дальше, а потом сдернул его.

Они увидели стеклянную банку, в каких обычно хранят лабораторные образцы. Такие продаются в любом медицинском магазине.

Внутри, в темной жидкости, плавало хорошо сохранившееся человеческое сердце.

Эф присмотрелся:

– Судя по размеру, сердце взрослой женщины. Здоровой. Достаточно молодой. Свежий образец. – Он повернулся к Сетракяну. – И что это доказывает?

– Я вырезал его из груди молодой вдовы около Шкодера, в Северной Албании, весной тысяча девятьсот семьдесят первого года.

Эф улыбнулся этой стариковской байке и наклонился, чтобы лучше рассмотреть сердце.

Что-то похожее на щупальце вырвалось из него, конец присосался к стеклу прямо напротив глаза Эфа.

Тот быстро выпрямился и замер, глядя на банку.

– Э-э-э… что это было? – спросила Нора.

Сердце пришло в движение.

Оно пульсировало.

Билось.

Эф наблюдал, как распластанная, похожая на рот присоска ползает по стеклу. Он посмотрел на Нору, которая, стоя рядом с ним, не отрывала глаз от сердца, затем посмотрел на Сетракяна, сунувшего руки в карманы.

– Оно оживает, как только рядом оказывается человеческая кровь.

На лице Эфа отразилось недоверие. Он сместился вправо от щупальца – присоска тут же отделилась от стекла, и щупальце вновь попыталось его атаковать.

– Господи! – воскликнул Эф.

Пульсирующий орган плавал в растворе, как мясистая рыба-мутант.

– Оно живет без…

Поступления крови к органу не было. Эф осмотрел обрубки сосудов, аорты, полой вены.

– Оно не живое и не мертвое, – подсказал Сетракян. – Оно анимированное. Одержимое, можно сказать. Только вселился в него не бес. Присмотритесь, и вы увидите.

Эф некоторое время наблюдал за пульсациями и скоро понял, что ритм нерегулярный, не такой, как у настоящего сердца. А потом заметил, что внутри что-то движется. Извивается.

– Это… червь? – спросила Нора.

Тонкий и бледный, цвета губ, пяти-семи сантиметров длиной. Они наблюдали, как он кружит по сердцу, будто одинокий часовой, патрулирующий давно брошенную войсками базу.

– Кровяной червь, – уточнил Сетракян. – Капиллярный паразит, который размножается в инфицированных организмах. Я подозреваю, хотя доказательств у меня нет, что он и есть переносчик вируса.

Эф качал головой, не в силах поверить в услышанное:

– А как насчет этой… присоски?

– Вирус видоизменяет хозяина, перестраивает его жизненно важные органы под себя. Другими словами, колонизирует и приспосабливает хозяина для собственного выживания. В данном случае хозяин – вырезанный человеческий орган, плавающий в банке, и вирус нашел способ перестроить его для получения питания.

– Питания? – переспросила Нора.

– Червь живет на крови. Человеческой крови.

– Крови? – Эф смотрел на сердце, в которое вселился червь. – Чьей?

Сетракян вынул из кармана левую руку. В перчатке, из которой торчали кончики пальцев. Подушечку среднего покрывали шрамы.

– Ему хватает нескольких капель, а кормить надо каждые два дня. Он проголодался. Меня же не было.

Старик подошел к скамье, снял с банки крышку. Эф встал так, чтобы все видеть. Сетракян наколол палец острием перочинного ножа. Даже не поморщился, это привычное действие больше не вызывало боли.

Кровь капнула в раствор.

Присоска втянула в себя красные капли, как голодная рыба.

Закончив с кормлением, старик залепил ранку на пальце медицинским клеем из маленького пузырька, который стоял на скамье, и накрыл банку крышкой.

На глазах Эфа присоска стала красной. Червь в сердце задвигался более плавно, сил у него явно прибавилось.

– Так вы говорите, что держите у себя это…

– С весны тысяча девятьсот семьдесят первого года. Отпуск я беру редко… – Сетракян улыбнулся, посмотрел на уколотый палец, потер засохший клей. – Она была выходцем с того света, зараженной. Обращенной. Патриархи, которые не хотят выдавать своего присутствия, убивают жертву, покормившись, чтобы предотвратить распространение вируса. Один человек как-то выжил, вернулся домой и заразил родных, друзей и соседей, – всех в его маленькой деревне. В тело вдовы вирус попал за четыре часа до того, как я ее нашел.

– Четыре часа? Как вы узнали?

– Я видел метку. Метку стригоя.

– Стригоя? – переспросил Эф.

– В Старом Свете так называют вампиров.

– А метка?

– Место проникновения. Узкая полоска на шее, которую, как я понимаю, вы уже встречали.

Эф и Нора кивнули, думая о Джиме.

– Я не из тех людей, для которых вырезать сердце – обычное дело, – печально улыбнулся Сетракян. – Я столкнулся с вдовой совершенно случайно. Но понимал, что без этого никак не обойтись.

– И вы с тех пор держите этого червя у себя? – спросила Нора. – Кормите… как домашнюю зверюшку?

– Да. – Сетракян глянул на банку чуть ли не с любовью. – Он служит мне каждодневным напоминанием. О том, что мне противостоит. О том, что противостоит всем нам.

Эф пришел в ужас:

– И все это время… почему вы никому не показывали? Медицинскому центру? Репортерам?

– Будь все так просто, доктор, об этом секрете узнали бы давным-давно. Но есть силы, которые действуют против нас. Это древний секрет, корни его уходят глубоко, затрагивают интересы многих. Правду никогда не позволили бы донести до широкой общественности, ее подавили бы, а вместе с ней и меня. Вот почему я прятался… прятался у всех на виду… долгие годы. И ждал.

От этого разговора волосы на затылке у Эфа встали дыбом. Вот она, правда, перед ним: человеческое сердце в стеклянной банке, ставшее домом для червя, который набирал силу от крови старика.

– На меня нельзя рассчитывать в качестве хранителя секретов, угрожающих будущему человечества. Больше никто об этом не знает?

– Кто-то знает. Да. Кто-то могущественный. Владыка… он не может путешествовать без помощи. Охрану и безопасный перелет через океан обеспечил ему союзник-человек. Видите ли, вампиры не способны пересекать водные пространства без помощи человека. Человек должен их пригласить. А теперь договоренность… перемирие… нарушено. Этим союзом между стригоем и человеком. Вот почему вторжение получилось столь внезапным. И крайне опасным.

Нора повернулась к Сетракяну:

– И сколько у нас времени?

Старик уже все подсчитал:

– Им понадобится меньше недели, чтобы покончить с Манхэттеном, и менее трех месяцев, чтобы захватить всю страну. А через шесть месяцев – весь мир.

– Никогда, – мотнул головой Эф. – Этому не бывать никогда!

– Я восхищаюсь вашей уверенностью, – сказал Сетракян. – Но вы просто не знаете, с чем вам предстоит столкнуться.