Интересно подчеркнуть, что на этот раз «эволюция системы» не ограничивается уже чисто экономической сферой, а принимает и некоторый политический колорит. Воссоздается выборная «мелкая земская единица» в рамках советской организации. Несомненно, это новый шаг вперед, это «нормализация», повелительно диктуемая жизнью. С напряженным и сочувственным вниманием мы будем следить за развитием этого знаменательного процесса.

Итак, крестьянский вопрос сейчас опять и опять — в центре событий. И есть достаточно оснований утверждать, что связанные с его обострением злорадные ожидания всевозможных врагов Советской России лопнут в 1001 раз, и предрешенный историей факт всестороннего воссоздания страны на основе прочного крестьянского хозяйства окажется осуществленным мирным, эволюционным путем, без новых ненужных потрясений и в общих категориях порядка, созданного великим революционным переломом.

Сменовехизм[173]

Сменовехизм…

Я не люблю этого термина и неповинен в нем. Он был выдвинут моими европейскими друзьями и вскоре прочно привился и в эмиграции, и в России. Теперь он стал этикеткой, которую бесполезно пытаться сорвать или подправить. Бог с ней, — пусть остается!..

Ленин на 11 съезде проницательно отделил подлинное зерно этого политического течения от его шелухи, густо и скороспело красившейся в коммунистические цвета. Помню, один из лидеров европейского сменовехизма на мои усиленные предостережения и упорные призывы заботливее хранить идеологическую самостоятельность нашей позиции, ответил мне красноречивой апологией «мимикрии, этого исконного оружия слабых».

С тех пор и в прессе стали поговаривать о «левом» и «правом» крыльях сменовеховства. Но ведь «мимикрия» — это тактика (на мой личный взгляд, в данном случае очень плохая), а не идеология. Идеологический же смысл течения оставался и остается поныне единым и целостным. Лучше всего он выражен нашей пражской книжкой. Появившийся же вслед за нею парижский журнал, а затем, еще более, берлинская газета в угоду мнимо тактических соображений лишь затемнили его истинный облик. Это был уже, по меткому замечанию Лежнева, не что иное, как «размен вех»…

За последнее время в местной прессе оживился вопрос о природе сменовехизма. Коммунистическая «Трибуна» напомнила ленинский о нас отзыв на 11 съезде, сопроводив его рядом собственных комментариев. Проблески некоторых новых мотивов в хозяйственной политике советского правительства, естественно, ставят в порядок дня старый вопрос о постепенной, неизбежной и разумной трансформации революционной системы.

Советская пресса официально уже давно считает этот «сменовеховский» вопрос решенным в отрицательном смысле: никакой, мол, трансформации или, Боже упаси, «эволюции» нет и быть не может!.. Но если пристальнее вглядеться в самою эту прессу, — нетрудно заметить, что под официальными формулами кроются следы более искренних признаний.

Не будем цитировать Троцкого и троцкистов с их знаменитым возгласом о «перерождении кадров»: кандидат в «русские Дантоны» ныне, по-видимому, достаточно фундаментально взят под подозрение, на манер падшего ангела, правоверной церковью большевизма. Но нельзя пройти мимо огромного множества предупреждений, раздающихся из уст, неоспоримо безгрешных.

«Мелкобуржуазная стихия на нас давит» — ведь это, в сущности, лейтмотив современных констатирований. «Под различными ярлыками мелкобуржуазные уклоны просачиваются в нашу партию» — это стало трюизмом. И каждый внутрипартийный оттенок мысли считает своим долгом упрекнуть другие оттенки именно в «перерождении», именно в «мелкобуржуазном уклонизме». И какой грех теперь распространеннее среди коммунистов, нежели «обволакивание» и «хозобрастание»?..

Следовательно, вопрос о трансформации партийного лика и советской политики отнюдь не устарел. Скорее, напротив.

Однако даже и не эта сторона дела представляется объективно интересной. Пусть партия внутренно осталась пролетарски чиста, как кристалл, — но непреклонные условия жизни заставляют ее лавировать, «маневрировать», приспосабливаться, — словом, трансформировать свою политику.

Не буду повторять нашей старой подробно развитой аргументации, подтверждающей глубокое и плодотворное «поумнение» (термин Троцкого) коммунистского «Цека» за истекшие семь лет. Лучше попробую вкратце обрисовать подлинную сменовеховскую позицию в связи с теперешней ситуацией и упреками слева, против нас направленными.

Нас называют отразителями настроений мелкой буржуазии. Не будучи правоверными марксистами, мы отвергаем и соответствующие схемы, поскольку они чрезвычайно упрощают и, следовательно, искажают действительность. Вопрос идет не об интересах того или иного класса, а о благе всей страны в целом. Если бы при наличных условиях экономически целесообразнейшим было коммунистическое хозяйствование, против него интеллигенция и не подумала бы возражать. Отнюдь, таким образом, неправильно связывать сменовеховскую интеллигенцию с каким-либо определенным «классом».

Но с этой оговоркой мы готовы признать, что в мелкобуржуазной стране, каковою является теперешняя Россия, только то правительство будет воистину прочно, которое реально удовлетворит хозяйственные запросы мелкой буржуазии, т. е. в первую очередь крестьянство. Это ведь понимают и сами коммунисты. Но, понимая это, после ухода Ленина они проявляют известную робость в осуществлении взятого их вождем курса, некоторую медлительность, некоторые колебания.

Применительно к данному периоду времени Ленин был, если хотите, прав, утверждая, что «сменовеховец выражает настроение тысяч и десятков тысяч всяких буржуев, или советских служащих, участников нашей нэп». Прибавим лишь, во-первых, что мелких буржуев в России не десятки тысяч, а десятки миллионов, и, во-вторых, что если «буржуи», приветствуя сменовеховцев, быть может, заботятся больше о своих непосредственных материальных интересах, то «советские служащие» исходят в своих взглядах из общепатриотических, национальных соображений по преимуществу. Так было, так есть до сих пор, вопреки неожиданному уверению местной «Трибуны», что за эти годы русская интеллигенция перешла от «сменовеховства» к заправскому большевизму.

Интеллигенция Советской России в подавляющей массе своей лояльна по отношению к власти. Но было бы, кончено, недопустимой для коммуниста наивностью расценивать эту лояльность как стопроцентное усвоение принципов компартии. Наиболее вдумчивые и трезвые коммунисты отлично знают цену тем «примазавшимся» интеллигентам, которые кстати и некстати спешат выразить свое «полное сочувствие» последнему правительственному распоряжению, а то даже, при случае, и «перелевить» представителей власти. Огромная же интеллигентская масса лояльна именно по сменовеховски (в истинном, не искаженном «мимикрией» смысле этого термина), а не по-коммунистически[174]. И кличка «буржуй» в ее сознании вовсе не является каким-то жупелом, чем-то непременно порочащим и порицательным, равно как и понятие «пролетарий».

Чтобы привести яркий образец такой интеллигентской лояльности, укажем на покойного Н.Н. Кутлера. Вот подлинный, достойный пример честного спеца, делающего ради блага родины свое дело. И при этом совсем не норовящего суетливо перекраситься в пунцовую краску. И таких, как он, много на Руси.

Посильно отражать настроения именно этих кругов мы сочли бы для себя почетной задачей. С полнейшим равнодушием проходим мы мимо злобствующих воплей твердоголовой эмигрантщины, истерически кричащей доселе о «борьбе» с советской властью. Но, будучи искренне готовы к «полезной деятельности», к коей нас призывает «Трибуна», к самой тесной совместной деловой работе с советской властью, мы позволим себе оставаться при собственном взгляде на историческое развитие России, на будущее России, на историческую роль великой русской революции, которую мы «приемлем», но не совсем так, как это полагается по уважаемой «Азбуке коммунизма».